Музей «Шпионский Токио»

Трубка Кима

Экспонат № 32

Курительная трубка Р. Н. Кима

Мне очень долго не хотелось писать книгу о Романе Николаевиче Киме. Исследование биографии главного советского ниндзя изначально было не моей идеей и долгое время меня не захватывало. Даже «накопав» уже немалое количество материалов и документов, я все еще не был уверен, что возьмусь за это дело всерьез и доведу начатое до написания монографии. Но работа продолжалась, в какой-то момент я решил найти могилу писателя-контрразведчика и по возможности установить его наследников или людей, которые ухаживают за захоронением. Задача оказалась не из легких, и всё же в конце концов со мной на связь вышел один из дальних родственников Романа Николаевича – пожилой, очень спокойный и открытый человек, сразу согласившийся прогуляться со мной на Ваганьковское кладбище и показать, где похоронен наш герой. Встретившись у метро и познакомившись лично, мы отправились в путь, и, пока шли, я рассказал ему все, что мне к тому времени удалось узнать о Киме. За разговорами мы дошли до надгробия. Когда я замолчал, мой визави запустил руку во внутренний карман куртки и достал оттуда небольшой целлофановый пакет. Развернув его в кладбищенском молчании, извлек на свет божий курительную трубку. Протянул мне: «Держите. Это трубка Романа Николаевича. Я берег ее полвека. Все ждал, что она кому-нибудь понадобится. Вижу, время пришло – понадобилась».

Стоит ли говорить, что после этого жизнь изменилась? Роман Ким стал моей манией, idee fixe, он захватил меня целиком, и вскоре в серии «Жизнь замечательных людей» на свет появилась книга о нем. Время же изучения само́й полученной реликвии настало позже.

Мне, как человеку, не знакомому с такой специфической темой, это казалось целым исследованием. К тому же у трубки Кима имелась интригующая загадка, странность: крупный и неровный срез с одного бока на чубуке. Не надо быть детективом, чтобы понять: срезана, уничтожена какая-то надпись. Но какая именно? И зачем? Чем грозила она своему хозяину, если бы он ее не срезал? Ответа на эти вопросы сразу найти не удалось. Известно было только, что Роман Николаевич слыл человеком аккуратным, даже несколько педантичным, а что касается своего внешнего облика, то щепетильным до крайности. Все, кто знал его, говорили об одном и том же: Ким был необыкновенным франтом, не допускавшим в своей одежде ни малейших изъянов. Он даже дома за печатной машинкой работал в костюме и в сорочке с бабочкой, а вне дома надевал такие выходные брюки, что о их стрелки, простите за избитое сравнение, можно было порезаться. И вдруг – то ли небрежно, то ли впопыхах, мелкими движениями и явно не самым острым перочинным ножом выполненный срез. Что он хотел скрыть?

Разгадка оказалась до обидного простой. Достаточно было показать трубку специалисту, чтобы тот, едва успев взять ее в руки, индифферентно констатировал: «Трубка формы “бильярд”, обычная. Советских времен. Производство фабрики “Ява”, 3-я улица Ямского Поля. Видите, у нее сбоку срез? Это хозяин непонятно зачем советское клеймо срезал».

Вот как раз теперь понятно зачем. Теперь все встало на свои места. Роман Николаевич Ким, профессор японоведения, секретный агент Контрразведывательного отдела ОГПУ «Мартэн», а позже сотрудник госбезопасности Особого отдела НКВД, в 1937 году был арестован, пытан, приговорен, но выжил и под новый, 1946 год вышел на свободу. С того времени он резко поменял амплуа, став вскоре известным писателем, признанным мэтром приключенческого жанра и весьма авторитетным в Союзе советских писателей человеком. Именно ему, в частности, братья Стругацкие обязаны своим приемом в эту престижную тогда организацию. Один из самых необычных писателей послевоенной поры, он, еще не будучи реабилитированным (!), начал разъезжать по заграничным командировкам. Со временем посетил Южный Китай, Эфиопию, Египет, Великобританию, Данию, Францию и США. Общаясь с иностранными коллегами по литературному цеху, он мог обратить особое внимание на «гламурную» привычку столпов иностранного детективного жанра вроде Жоржа Сименона или Сомерсета Моэма (кстати, бывшего сотрудника английской разведки) курить трубку. Похожая – фасона «бильярд» – вечно торчала в зубах и у шефа ЦРУ Аллена Даллеса.

А может быть, это увлечение пришло значительно раньше, еще до войны. Ведь и у советской элиты трубка числилась в непременных аксессуарах. Курили ее и давний знакомец Романа Николаевича и его соавтор писатель Борис Пильняк, и Константин Симонов, и Михаил Шолохов, и даже сам Сталин. Потомки Кима говорят, что курил он не часто, в послевоенные годы совсем редко, больше для шика или, как сказали бы сегодня, для поддержания имиджа. Трубку, произведенную недалеко от бывшего дома своего соавтора – Бориса Пильняка на Ленинградском шоссе, он, скорее всего, захватил с собой в командировку из Москвы с теми же целями. Захватил спонтанно, возможно даже случайно (при всем своем педантизме он был довольно рассеян и во время службы в НКВД дважды наказывался за утерю чекистских удостоверений), и не подумал вовремя о клейме. Человек совершенно несоветской внешности – франтовато одевающийся азиат, свободно говорящий на английском и, как на родном, японском, Роман Николаевич явно не стремился к тому, чтобы там, на Западе, в нем узнавали советского гражданина. На помощь пришли перочинный нож и кардинальное решение проблемы.

Впрочем, мы вряд ли когда-нибудь узнаем доподлинно, что именно хотел скрыть замзавсекцией приключенческой литературы Союза советских писателей, обтесывая свою любимую трубочку, – очень уж загадочного склада ума был этот человек. Только и осталось воспоминаний о его маленькой слабости: эта самая трубка да два рисунка, выполненные в разное время его знакомыми художниками[19].

Один – работы Григория Георгиевича Филипповского, иллюстратора «Одесских рассказов» Исаака Бабеля, арестованного в 1938 году и, по его собственному признанию, «ставшего в лагере как камень», а позже вытащенного на свободу Кукрыниксами. Его рисунок уже после смерти Кима был размещен в сборнике воспоминаний Льва Славина «Мой чувствительный друг». Роман Николаевич там – с трубочкой в левой руке, в полосатом костюме, рубашке с галстуком, слегка загадочен и полностью соответствует описанию автора очерка «Не все можно рассказать»:

«Это был человек-айсберг. На поверхности мы видели корректного моложавого джентльмена, одетого с изысканной элегантностью, даже модника. На узком смуглом лице Романа Кима играла любезная улыбка, в глазах, прорезанных по-восточному, немеркнущая наблюдательность».

К описанию остается только еще раз добавить, что первая встреча Кима и Славина состоялась в доме Пильняка, как раз там, у фабрики «Ява».

«Ким с трубкой» № 2, работы Иосифа Ильича Игина, – совсем другой. Он худ, волосы на голове уже не так густы, как прежде, и на осунувшемся лице лежит отпечаток страшной болезни, которая вскоре сведет писателя в могилу. Но в уголке рта у него по-прежнему торчит трубка. Та самая, что была передана мне там, на кладбище, над его могилой.