Музей «Шпионский Токио»

Загадка одной открытки

Экспонат № 12

Открытка с изображением С. О. Макарова и с его инскриптом на имя А. А. Сиги

Экспонат № 13

Триптих работы Тосимицу «Гибель адмирала Макарова», 1904 год

В токийском букинистическом квартале Дзимботё есть магазинчик, который я посещал, кажется, чаще, чем в нем появлялись новинки. После того как там уже было скуплено все, что мне было нужно и оказалось по силам, я заходил в него скорее по инерции, нежели с намерением приобрести нечто конкретное. И вот, в очередной раз перелистывая с ходу узнаваемые гравюры и перекладывая с места на место знакомые папки с фотографиями, я неловко поднял, чтобы переложить, не вызвавшее моего интереса толстенное целлулоидное хранилище европейских эротических открыток начала ХХ века. Скользкие страницы сами собой перелистнулись, выплеснув наружу черно-белую фотографию. Подняв ее с пола, я понял, что потянуло меня к европейской эротике не зря. Вложенная, скорее всего, в альбом не по теме, а исходя из географической привязки – японское к японскому, иностранное – в эту папку, в руках у меня лежала фотография адмирала Степана Осиповича Макарова с его автографом: «А. А. Сиги на память от Фл. А. Макарова. Нагасаки». [Далее неразборчиво.] И на первый взгляд главной проблемой атрибуции снимка было установление личности этого «А. А. Сиги». На деле же это оказалось самым простым.

Еще до того как в 1855 году адмирал Евфимий Путятин не без помощи своего переводчика Иосифа Гошкевича сумел заключить первый полномасштабный договор с самурайским правительством, японские власти начали искать подходящее место для русской миссии в гавани города Нагасаки, с XVI века специально выделенного для общения с иностранцами. Как мы помним, годный участок земли нашелся у подножия горы Инаса на малонаселенном западном берегу бухты. Он принадлежал буддийскому храму Госиндзи, который и должен был на время приютить сановных русских посланников. Для размещения матросов и «обслуживающего персонала» предполагалось использовать территорию маленькой деревеньки, спускающейся к бухте, старостой в которой служил человек из древнего самурайского рода… Сига.

С прибытием сюда на ремонт фрегата «Аскольд» наши моряки стали постоянными жителями «русской деревни Инаса», как они прозвали это место. Староста деревни Сига Тиканори выступал в роли доверенного лица в общении местных властей с заморскими арендаторами, а его шестнадцатилетний сын Тикамото взялся учить русский язык, да с таким рвением, что когда на противоположном конце Японии – в городке Хакодатэ на снежном острове Хоккайдо открылось русское консульство, юноша отправился туда служить официальным переводчиком при первом русском консуле – Иосифе Антоновиче Гошкевиче. В сентябре – октябре 1872 года Сига уже переводил на встрече великого князя Алексея Александровича с императором Мэйдзи, а двумя годами позже отправился в Санкт-Петербург – сопровождать того самого первого посла Японии в России Такэаки Эномото, что обратился к дипломатической деятельности вскоре после заключения за политические убеждения. Тогда же, видимо, в Петербурге и, по одной из версий, под влиянием встречи с великим князем, Тикамото принял православие и вернулся в родную Инасу уже как Александр Алексеевич Сига.

Русские тем временем продолжали прибывать в Нагасаки, быстро обживаясь в Японии как дома. По образцу и подобию многих других иностранцев наши офицеры принялись заключать «временные контракты» на совместное проживание с местными женщинами, поскольку иногда стоянка кораблей продолжалась здесь месяцами. Историй, положенных в основу романа Валентина Пикуля «Три возраста Окини-сан», в Инасе произошло немало. Самая громкая из них хорошо известна и связана с целым букетом громких имен.

Когда в 1891 году в Нагасаки прибыл русский крейсер «Память Азова» с цесаревичем Николаем Александровичем на борту, переводчиком наследника престола служил все тот же Сига. Ему ли потом пришлось переводить и на встрече уже раненого цесаревича с императором Мэйдзи – этот вопрос не вполне ясен, но такое вполне возможно. Зато мы точно знаем, что Сиге довелось выступить толмачом для другого участника той миссии – служившего на «Памяти Азова» лейтенанта флота Владимира Дмитриевича Менделеева. Сын великого ученого женился в Нагасаки по контракту на японке по имени Така Хидэсима, но вскоре продолжил плавание. О том, что произошло с его японской конкубиной, молодой Менделеев узнал лишь из письма, переведенного для него Александром Сигой (орфография и пунктуация оригинала сохранены):

«Нагасаки 6/18 апреля 1893 г.

Дорогой мой Володя!

Я нестерпимо ждала от тебя письм. Наконец, когда я получила твое письмо, я от восторга бросилась на него и к моему счастью в то моменту г. Сига приехал ко мне и прочитал мне подробно твое письмо. Я, узнав о твоем здоровье, успокоилась. Я 16/28 января в 10 ч. вечера родила дочку, которая благодаря Бога здравствует, ей я дала имя за честь Фудзиямы – Офудзи. Узнав о моем разрешении на другой день навестили меня с твои друзья-офицеры и кроме того от многих знакомых дочка наша Офудзи получила приветствующие подарки. Все господа, которые видели милую нашу Офудзи говорили и говорят, что она так похожа на тебя, как пополам разрезанной тыквы. Этим я крайне успокоился мрачный слух, носившийся при тебе. Теперь я получила от Окоо-сан присланные от тебя 21 ен.

Имея твоя дочка мне нельзя и не желаю выйти другим замуж и потому я с дочкою буду ждать тебя. Мне должно возвратить дом, где мы живем, и купить дом, где будем жить. Мы с дочкою будем ждать тебя от тебя извести. Я желаю послать тебе как можно поскорее фотографическую карточку нашей дочки, но теперь еще не сделана, а пошлю при следующем письме.

Мы с дочкою молимся о твоем здоровье и чтобы ты нас не забывал ибо ты есть наша сила.

Твоя верная Така»{54}.

Впрочем, связь семьи Менделеевых с Японией – отдельная и уже неплохо изученная тема. Нам же, зная теперь, кто такой Александр Алексеевич Сига, следовало установить главное: когда и при каких обстоятельствах адмирал Макаров мог подписать ему свое фото – ведь такой инскрипт дорогого стоит.

Хорошо известно, что весной 1895 года Макаров, тогда контр-адмирал и начальник штаба эскадры вице-адмирала Сергея Петровича Тыртова, побывал в Нагасаки. Значит, тогда же и встретился с Сигой, тогда и поставил автограф? Кстати, а что за странность такая была у японцев: выпускать открытки с иностранными полководцами? Пожалуй, к этому кусочку бумаги вообще стоит приглядеться повнимательнее, и тогда… нас ждет не самое приятное открытие.

Надписи, отпечатанные ниже портрета красноватым шрифтом, критически не совпадают по смыслу. По-английски там написано vice-admiral Makaroff (пусть и с окончанием фамилии на французский манер – в данном случае это непринципиально). По-японски же несколько иное: Макарофу тюдзё то дзихицу, что значит «вице-адмирал Макаров с собственноручной подписью», то есть с автографом!

Это может означать только одно: не открытка с портретом адмирала была подарена Макаровым Сиге, а с фотографии Макарова, подписанной им для Сиги, была потом отпечатана эта открытка. Получается, что в какой-то момент, – скорее всего, после Русско-японской войны (соответственно, уже после гибели адмирала), когда наши полководцы стали хорошо известны и в каком-то смысле даже популярны в Японии, там выпустили серию открыток с изображением побежденных, но уважаемых врагов. Напечатаны они с использованием инскриптов как минимум из одной частной коллекции – Александра Алексеевича Сиги. Техника печати оказалась столь высокой, что сегодня, глядя на подпись Макарова, даже не возникает мысли, что это не подлинник, а лишь его полиграфическое воспроизведение. И всё же…

Когда Макаров и Сига встретились? На фото плохо видно, но погоны Макарова выглядят странно и совсем не похожи на вице-адмиральские. Так и есть: Степан Осипович изображен на фото еще в мундире и при погонах флигель-адъютанта. Сокращение «от Фл. А. Макарова» означает не «от флота адмирала», как может показаться поначалу, а «от флигель-адъютанта», а значит, речь идет о значительно более ранних временах.

Действительно, во время службы капитаном корвета «Витязь», исследуя Тихий океан (он потом напишет об этом книгу, которую так и назовет: «“Витязь” и Тихий океан»), Макаров дважды заходил в Нагасаки: летом 1887 и 1888 года. В первом случае корабль ушел из Инасы в начале июня, а во втором – в начале июля, и раз это так, то плохо читаемые буквы в конце инскрипта могут означать «3 июня» или «3 июля», когда капитан 1-го ранга, флигель-адъютант Макаров и мог подарить на прощание свое фото лучшему знатоку русского языка и наверняка его добровольному гиду по Нагасаки Александру Сиге, не ведая, что спустя более чем век оно вылетит из эротического альбома букинистической лавки в Токио.

После Русско-японской войны Александр Алексеевич Сига тяжело болел. Архиепископ Николай Японский, посетивший Нагасаки в сентябре 1909 года для отпевания русских жертв войны, останки которых были собраны с разных частей Японии для захоронения на кладбище близ Инасы, упоминал: «…неожиданно встречен был здесь, при выходе из вагона, многими русскими и немогущим ходить, переносимым на спине японцем – Александром Алексеевичем Сигою». И на обратном пути: «…собрались проводить еще больше, чем было при встрече; несомый на спине слуги Сига также был, что тяжело видеть»{55}.

Логично предположить, что в последние годы жизни у старого переводчика возникали материальные проблемы, в том числе и по причине болезни. Если японские журналисты узнали о коллекции автографов Сиги, они вполне могли предложить ему немного подзаработать на использовании подаренных фотокарточек. В то, что был не один, а несколько снимков, заставляет поверить еще один инскрипт на имя заслуженного переводчика – на этот раз на аналогичном макаровскому портрете военного министра генерала Алексея Николаевича Куропаткина:

«Александру Алексеевичу Сига от А. Куропаткина»,

и дата – 1903 год. Тем летом будущий командующий русскими войсками в Маньчжурии посетил Нагасаки, судя по всему, встретился там со ставшим уже живой легендой Александром Сигой и подписал ему свое фото. Интересно, что открытка с этим автографом попадается в интернете в разных вариантах – и как погашенная почтовая (на одном из отечественных форумов), и без штемпелей – на зарубежном аукционе, проданная там за четырехзначную сумму в европейской валюте.

Из известных на сегодняшний день дарителей только Куропаткин и пережил Сигу. Старый переводчик скончался в 1916 году в Нагасаки и был погребен в семейной усыпальнице своего рода, где стоят столбики с именами двух десятков его славных предков – в двух шагах от обширного русского кладбища, многих нынешних обитателей которого он когда-то знал лично.

А о том, насколько важны бывают переводчики для разведки, расскажет следующий экспонат эпохи штабс-капитана Рыбникова.