Форпост. Беслан и его заложники

Подсудимый

2005 год был очень сложным в информационном плане. Матери Беслана и все, кто их поддерживал, протестовали, вели свое расследование, писали письма российскому президенту Владимиру Путину. Я долго думала, как и в какой очередности описывать события этого года – они перекрещиваются и по времени, и по смыслу. В этот год в стране одновременно работали две комиссии по расследованию событий в Беслане – независимая комиссия, созданная парламентом Северной Осетии, и федеральная комиссия при Госдуме РФ. Позиции их друг от друга существенно отличались, особенно в начале расследования. И чтобы подогнать мнение региональной комиссии под заданную федеральным центром версию событий, в Осетию из Москвы отправили тяжелую артиллерию – замгенпрокурора Владимира Колесникова, который в то время специализировался на решении «деликатных» для Кремля вопросов. Эта часть бесланской истории лично для меня оказалась очень болезненной.

Но я начну с суда над террористом Нурпашой Кулаевым – потому что именно этот процесс открыл многие неизвестные обстоятельства трагедии в школе № 1 и придал сил потерпевшим на борьбу за установление истины.

Процесс начался 17 мая 2005 года в Верховном суде Северной Осетии. Следствие решило выделить уголовное дело Кулаева из общего дела о захвате школы в отдельное производство. Это был хитрый ход. Суд над Кулаевым – как и приговор единственному уцелевшему, по официальной версии, террористу – должен был снять напряжение в Беслане, тогда как с основным расследованием теракта следствию можно было не спешить. Однако если такие ожидания у следственной группы и прокуроров действительно были, то они не оправдались. Напряжение лишь выросло. Уроженец Чечни, отец двоих детей, сам очень молодой и необразованный, он в течение всего процесса пытался производить на потерпевших впечатление жертвы, которую приволокли в Беслан, как овцу на заклание. И порой это ему удавалось. Если в начале процесса на клетку, где он содержался, женщины кидались с требованием «разорвать» его, то впоследствии отношение к нему изменилось. Одна из потерпевших, потерявшая ребенка, на вопрос прокурора, желает ли возмещения морального и материального вреда от Кулаева, ответила: «Мне от него ничего не нужно. У него двое детей, пусть о них думает».

Ни одного обвинения в свой адрес подсудимый не признал в суде, хотя во время предварительного следствия дал признательные показания. Он объяснил это тем, что его били. Это вызвало возмущение в зале, некоторые женщины потребовали, чтобы подсудимого перестали бить, и даже обещали ему свое прощение и ходатайство о помиловании, если он расскажет правду. Прокуроры прокомментировали заявления Кулаева лаконично: «Это его линия защиты».

Нурпаша Кулаев получил пожизненный срок. Отбывает его в колонии «Полярная сова», делил камеру с «битцевским маньяком» Александром Пичушкиным, но его перевели из-за угроз последнего

Обвинение представляла группа прокуроров во главе с замгенпрокурора РФ Николаем Шепелем. Интересы потерпевших представлял адвокат Таймураз Чеджемов. Вел заседания глава Верховного суда республики Тамерлан Агузаров – этот процесс стал самым громким в его практике и сделал его известной фигурой в Осетии и за ее пределами. В целом Агузаров вел процесс корректно, учитывая обстоятельства трагедии и чувства потерпевших и позволяя им высказаться.

Кулаеву предъявили обвинение по восьми особо тяжким статьям Уголовного кодекса РФ, в том числе за терроризм, захват заложников и убийство. Ему долго не могли найти адвоката, потому что в Осетии никто не хотел защищать такого убийцу. В итоге в процессе появился назначенный защитник Альберт Плиев, которому пришлось ради этого выдержать сильное давление со стороны многочисленных родственников.

По версии следствия, зачитанной Шепелем, боевики готовились к теракту в окрестностях ингушского Пседаха, в банде было 32 террориста, которые одновременно приехали в Беслан на ГАЗ-66. Готовилась банда к захвату конкретной бесланской школы по заданию лидеров чеченского бандподполья Басаева, Масхадова, Абу-Дзейта и Хашиева[30]. Эта же банда принимала участие в нападении на административные здания в Ингушетии 22 июня 2004 года. Руководил группой террористов, отправившихся в Беслан, Руслан Хучбаров с позывным «Полковник». Кулаеву и другим членам банды поручили блокировать здание школы и двор в то время, как другая часть их группы должна была согнать в школу заложников. 1 сентября 2004 года банда совершила убийство 17 граждан, находившихся в окрестностях школы и захваченных в качестве заложников. Обвинение признало, что террористы выдвинули требования о выводе федеральных войск из Чечни, – хотя еще несколько месяцев назад следствие отрицало наличие каких-либо требований у террористов. Вероятно, изменение позиции в этом вопросе было связано с активностью потерпевших и их показаниями.

3 сентября, по версии следствия, боевики привели в действие два самодельных взрывных устройства в спортивном зале – то есть штурм был спровоцирован действиями боевиков. Заложники стали покидать здание, и бандиты открыли по ним огонь. «В результате указанных преступных действий погибли 317 заложников из 1128 находившихся в школе», – зачитал Шепель, уточнив, что жертвами теракта стали также 10 сотрудников спецназа ФСБ и два сотрудника МЧС, а 55 сотрудников правоохранительных структур получили ранения.

Другими словами, следствие установило, что в гибели огромного количества заложников никто, кроме террористов, не виноват. «Мне нужны настоящие виновники, а не этот Кулаев, на которого перевели стрелки», – сказала мне после одного из заседаний Эмма Тагаева-Бетрозова.

Суд над Кулаевым стал беспрецедентным для России событием. Около тысячи человек, признанных потерпевшими, были опрошены в течение года, и каждый из них имел возможность задать вопрос подсудимому. Вполне демократический дух процесса, который обеспечил Агузаров, не нравился прокуратуре, но под напором потерпевших ей пришлось с этим смириться.

Первым делом потерпевшие спросили Кулаева, действительно ли террористы требовали совместного прихода в школу Дзасохова, Зязикова, Аслаханова и Рошаля. Их интересовало, отпустили бы кого-то из заложников за одного Дзасохова. Они не хотели прощать своего, уже бывшего, президента. Следствие утверждало, что боевики требовали в школу всех четырех деятелей одновременно. «Я слышал, как Полковник разговаривал с кем-то по телефону и сказал, что если придут Дзасохов или Зязиков, он может отпустить за каждого по 150 человек», – неожиданно сообщил Кулаев. У прокурора вытянулось лицо, в зале зашумели. Правду говорил Кулаев или врал, чтобы вызвать сочувствие потерпевших, я не знаю. Но и другие его показания в суде существенно отличались от данных ранее. Например, он сказал, что когда автомобиль ГАЗ-66 подъехал к школе, в здании уже находились другие боевики: «На втором этаже уже стреляли». Это могло означать одно: террористы добирались до школы не одной группой, а разными. Потерпевшие просили суд обратить на это особое внимание, ведь многие из них были уверены, что часть террористов ушла из школы до штурма или во время штурма: заложники видели, как боевики переодевались в спортивные костюмы, а впоследствии многих из них они не увидели среди трупов. Надо сказать, что показания некоторых потерпевших также свидетельствовали о том, что к началу захвата в школе уже были боевики.

Из показаний потерпевшей Сусанны Дудиевой:

– Когда Зарина ушла в школу, я стояла еще на балконе. И только собралась зайти в комнату, когда услышала одиночные выстрелы. 2–3 выстрела. […] Я посмотрела на школу, коридоры были пустые. Вдруг в какой-то момент я опять повернулась […], по ним стали бежать мужчины в черной одежде. Автоматов я не видела. Но мужчины бежали по первому и по второму этажу. От конца школы по направлению вперед, к главному входу школы, вот где шла линейка. Я не помню точно, но, видимо, они бежали один за другим, наверное, человек 7 по второму, и наверное, человек 6–7 по первому этажу. Они бежали строем. […] Они были в темной одежде. […] И стали бежать по направлению к линейке. Это я видела. Я подписала протокол, что это правда, я этому свидетель[31].

Существенно важными оказались показания Кулаева о штурме. По его словам, когда раздались первые взрывы, Полковник-Хучбаров стал кричать кому-то по телефону: «Что ты натворил? Хотите штурмом взять школу? Не знаешь, сколько здесь женщин и детей?» Он также утверждал, что первый взрыв случился из-за работы снайпера.

Из диалога между потерпевшим Александром Гумецевым и подсудимым:

– Кулаев, меня интересует, от чего произошел взрыв по вашему мнению?

– Ну, я точно не знаю. Но они как говорили, снайпер снял человека, на кнопке который сидел[32].

В целом показания Кулаева сводились к тому, что штурм начали с внешней стороны школы. Матери Беслана, которые несколько месяцев требовали от следствия прояснить причину первого взрыва, получили свидетеля, опровергающего официальную версию. С этого момента они стали еще яростнее доказывать суду, что картина, нарисованная следствием, не соответствует действительности. За девять месяцев, прошедших после теракта, жители Беслана провели свое расследование, которое показало совсем другую картину.