Форпост. Беслан и его заложники

Потерпевшие

Вскоре после теракта жители Беслана стали находить на территории школы и около нее тубусы от огнеметов «Шмель» и гранатометов, а также гильзы от танковых снарядов.

Реактивный пехотный огнемет – аэрозоль, РПО-А или «Шмель» (известный на войне в Афганистане как «Шайтан-труба») – советский и российский реактивный пехотный огнемет одноразового применения. РПО переснаряжению не подлежит. Представляет собой снаряд-ракету, начиненную огнесмесью (Википедия).

Из доклада депутата и эксперта в области физики взрывов Юрия Савельева (опубликован на сайте pravdabeslana.ru):

«При взрыве капсулы РПО-А в термобарическом снаряжении огнесмесью ОМ-100МИ образуется вспышка в виде сплошного шара диаметром около 6–7 метров с длительностью существования огневой вспышки 0,35–0,40 сек. При такой характеристике вспышки получение ожогов лица (и других открытых участков кожи) возможно на расстояниях, не превышающих трех метров от эпицентра взрыва, при этом вероятность ожога открытых участков второй степени не более 10 %».

В начале апреля 2005 года жители Беслана решили отдать тубусы и гильзы Северо-Осетинской парламентской комиссии, расследующей обстоятельства теракта. Следственной группе потерпевшие не доверяли. То, что гражданские лица после штурма смогли обнаружить такие вещдоки, само по себе говорило о плохой работе следственной бригады на месте трагедии. Потерпевшие утверждали, что следствие не заинтересовано видеть улики, которые не подтверждают официальную версию.

Однако сенатор Эрик Бугулов, входивший тогда в региональную парламентскую комиссию, убедил жителей сдать найденное следователю Криворотову – тот принял и описал вещдоки, а прокурор Шепель пообещал приобщить их к уголовному делу, провести ситуационную экспертизу и выяснить, кому оружие принадлежало. За происходящим наблюдали журналисты «Новой газеты», которые много месяцев жили в Беслане и проводили собственное расследование. Благодаря их работе информация о найденных тубусах стала широко известной.

Летом 2005-го я приезжаю в Беслан, чтобы поговорить с жителями и региональной парламентской комиссией, расследующей теракт. Знакомлюсь с редактором бесланской газеты «Жизнь Правобережья» Эльбрусом Тедтовым, который убежден, что первый взрыв в школе был спровоцирован выстрелом из огнемета со стороны жилого дома № 37 в Школьном переулке. Это, по его мнению, и стало причиной следующих взрывов и пожара. Тедтов говорит, что по номерным знакам на тубусах можно определить, кому принадлежало это оружие, а значит, можно и выяснить, кто отдал приказ применять эти огнеметы. Было бы желание у следователей.

Он ведет меня в спортзал школы № 1, куда 1 сентября пришел его 10-летний сын и где мальчик погиб. Тедтов изучил здесь каждый сантиметр. Мы подходим к баскетбольному кольцу в левой части зала – оно погнуто, как от удара. Под ним – черная обугленная дыра. Над кольцом, левее, в стене под крышей – проем слухового окна.

«Вот в это окно выстрелил огнемет с крыши 37-го дома в Школьном переулке, – уверенно говорит Эльбрус. – На этой крыше я был и на соседней, 39-го дома. Но обзор с 39-го закрывают деревья. А с 37-го все как на ладони. И оттуда это слуховое окно очень хорошо видно. Оттуда и был выстрел». Он показывает, как выгнулся каркас кольца. «Они произвели девять выстрелов из противотанковых гранатометов. Мы потом нашли тубусы, а следов от снарядов больше нигде не было в округе – они все в спортзал ушли».

Тубусы от огнеметов, найденные жителями Беслана на крыше дома № 37 в Школьном переулке

Эльбрус убежден, что танки начали стрелять по школе уже в третьем часу дня. «Раз десять-одиннадцать они выстрелили. Огнеметы тоже стреляли. Если потолок из стекловаты, там искры достаточно, чтобы загорелось». Он спрашивает меня, кто в ситуации с таким количеством заложников применяет тяжелое вооружение, – и разводит руками.

Я прошу его рассказать, что же случилось в школе 3 сентября, и вот его версия событий: «ФСБ решила с двух сторон начать штурм: с одной стороны эмчеэсовцы отвлекают внимание, а с другой, с крыши, по школе начинают стрелять из огнемета или гранатомета. Но что-то сорвалось. Боевики поняли, что их дурят, начали стрелять раньше. В это время с крыши 37-го дома бомбанули из огнемета по крыше спортзала. Многие, кто стоял снаружи, видели, как куски шифера полетели в разные стороны с крыши. Первый взрыв в зале произошел от этого выстрела».

– Почему же группа «Альфа» не была готова к штурму, а тренировалась в это время на полигоне? – спрашиваю я.

– Потому что фээсбэшники решили сделать все своими силами, – отвечает Тедтов. – Чтобы утечки не было. А потом подключить остальных.

Я возражаю, что это плохая идея – ведь было ясно, что погибнет много людей. Тедтов спрашивает, слышала ли я слова Закаева: «Он сказал, что Масхадов готов был сюда ехать. И Проничеву, и другим генералам ничего не оставалось, как быстрее начать штурм. Они боялись Масхадова. Они спасли имидж власти ценой жизни наших детей».

Римма Батагова живет в доме № 37 по Школьному переулку, сразу за школой № 1. Она помнит, как раздались первые выстрелы 1 сентября. Как ее соседка Сусанна Дудиева бросилась в школу, и ее перехватили ополченцы и удерживали силой, пока не подъехали родственники и не забрали Сусанну. Сын Сусанны, 13-летний Заур, сгорел в спортзале. У него была лишь одна огнестрельная рана под коленкой.

– Так много было обожженных, – качает головой Римма. – А нам говорят, что погибли от осколочных ран.

У Риммы в школе погибла племянница Алана. В этот двор со школьной линейки не вернулись десятки детей и взрослых.

«С трех наших домов, которые у школы, мы за три дня похоронили 39 человек, – Римма тоскливо смотрит на свой дом, а мы стоим с ней в том самом дворе, из которого ушла жизнь. – Я всегда любила наш двор, дети бегают, кричат, смеются. А теперь никто не смеется. Не осталось детей в нашем дворе».

Она тяжело ступает, направляясь к школе. Я спрашиваю, знает ли она что-то про огнеметы.

– Огнеметы эти на нашей крыше нашли, – говорит Римма. – Нас отсюда повыгоняли в первый же день, потому что тут все простреливалось. А на крышу военные полезли. Они стреляли, потому что им приказали. А кто приказал, никто не знает до сих пор.

Пару минут мы молча идем к школьному двору, а потом Рита говорит:

– Помните, когда Путин пришел к власти, он сказал: «Мочить в сортире»? Если мы – часть России, то за что нас замочили? В этой школе был избирательный участок, где люди за него голосовали.

Мы стоим в школьном дворе, к нам подходит Сусанна Дудиева. Она ходит сюда каждый день. Вместе с ней здесь всегда рядом сестра Рита Сидакова. Обе женщины – в черном. Рита не понимает, почему на месте трагедии так халатно работали эксперты:

– 4 сентября кто-то отдал приказ подчистить тут все и вывезти на свалку. Сделали все быстро. Тут части тел повсюду – они все погрузили в машины, вывезли в карьер, потом пожарные подъехали и стали обмывать спортзал из брандспойтов. Вот для этого они воду быстро нашли. А как они охраняли спортзал 4 сентября – там муха бы не пролетела. Такого оцепления не было ни 1-го, ни 2-го, ни 3-го.

– Значит, было что заметать, – резко говорит Сусанна. – И до сих пор заметают. Кулаева нам выдали и говорят, что остальные убиты. Не хотят признавать, что часть боевиков ушла. Так же как никто не ответил нам, почему Ходов[33] ходил по Беслану за неделю до теракта, если он уже был в федеральном розыске.

Заложники действительно вспоминали в суде, что видели в городе Ходова и Али, называвшего себя пресс-секретарем банды. И накануне теракта нескольких боевиков видели у школы – Рита говорит, что они сидели на ступеньках.

– У властей есть только один шанс оправдаться перед нами, – продолжает Рита. – Они должны виновных в этой трагедии посадить рядом с Кулаевым. Кто допустил, кто бездействовал – всех, начиная от оперативного штаба до самой верхушки.

– Да, это их единственный шанс, – соглашается Сусанна. – А словам мы больше не верим.

Я услышу еще много таких фраз в эти дни. И много вопросов. Услышу, что генералы ФСБ, командовавшие операцией, принимали решения, не советуясь с местными руководителями, а Андреев был руководителем штаба лишь для прикрытия. И бардак во время спасательной операции был именно потому, что не было единого центра по спасению заложников. И еще – что у штаба не было задачи спасти заложников, у него была задача уничтожить террористов. Пусть даже вместе с заложниками. Элла Кесаева так и говорит: «Террористов никто не собирался выпускать, их решили уничтожить вместе с детьми». «По школе стреляли танки, кто вообще мог из нее выйти? Как там вообще кто-то выжил? Я не понимаю, – признается Эмма Тагаева-Бетрозова. – И как могли это допустить? Всех повысили за Беслан. Всех, кто врал нам. А кто приказал стрелять в наших детей – мы до сих пор не знаем. Уже девять месяцев мы доказываем: был штурм – вот „Шмели“, вот свидетели. Но нас просто игнорируют».

Эльбрус Тедтов поддерживает женщин: «Мы сейчас требуем, чтобы все эти люди, отдавшие приказы стрелять по школе, были наказаны».

Суд над Кулаевым стал для этих людей возможностью найти ответы на свои вопросы. Но вопросов лишь стало больше.