Форпост. Беслан и его заложники

Четыре пирога

Я возвращаюсь в Беслан через 40 дней. Еще не всех погибших идентифицировали. В Ростовской судебно-медицинской лаборатории № 124 до сих пор не опознаны останки 14 человек. Родственники не могут найти тех, кто сидел в левой части спортзала под баскетбольным кольцом – там был первый взрыв. Иногда к людям, уже получившим страшную весть из лаборатории и похоронившим близкого человека, снова приходят извещения. От этого здесь впадают в ужас: «Что это значит? Эксперты ошиблись? Или не все части тел сразу идентифицировали?» Рассказывают случаи, когда семье, похоронившей ребенка, привозили его руку или другую часть тела. И тогда похороны повторялись.

Люди здесь изменились. Стали тоньше, прозрачнее. В Беслане очень тихо. Наверное, так бывает, когда в городе перестают разговаривать все жители.

Город проводит поминки. Вместе с завучем школы № 1 Людмилой Коковой я иду в дом к Кусовым[16]. Мария Кусова работала завхозом учебно-производственного комбината, где старшеклассники получали начальную профессиональную подготовку. В каждом втором дворе, закрытом пятиэтажками от внешнего мира, развернуты палатки. В них сидят и стоят мужчины. Женщин приглашают домой к семье погибшего – во-первых, там теплее, во-вторых, так положено, в Осетии мужчины на поминках сидят отдельно от женщин.

Людмила Кокова вспоминает своих учеников и школу, которой больше нет. Она проработала в ней почти 40 лет. Ее ученицы вырастали, становились педагогами и приходили к ней работать. Многих она уже никогда не увидит. Восемнадцать учителей погибли. Пять – из начальной школы. Почти восемьдесят детей из начальной школы не выжили в теракте. Людмила поначалу не понимала, почему столько первоклассников погибло, а потом поняла: «Они маленькие были, перелезть через подоконник спортзала не могли. Многие там и остались».

1 сентября она не пошла в школу. В середине августа от инсульта умер ее муж, заведующий районо. Она отправляла свою дочь – школьного психолога – на школьную линейку, но и дочь не пошла. Они еще не отметили сороковины после смерти отца и мужа, настроения идти на праздничную линейку не было.

Накануне теракта Людмила увидела во сне умершего мужа, который упрекал ее в том, что она посылает дочь в школу. Теперь она думает, что муж ее предостерегал. Другой сон ей пересказала родственница – она увидела погибших учителей и Кокова, и они ей сказали, что там у них тоже школа, а директор в ней Коков. И дети ходят в эту школу – должны же дети учиться. Я молча иду рядом с Людмилой и думаю о том, что ее муж, наверное, был хорошим человеком.

«Мы тут все теперь пересказываем друг другу сны, – задумчиво говорит завуч. – Такое чувство, что вообще это все – один длинный сон».

Учителя каждый день обходят десятки семей. В каждом доме плачут, и учителя плачут тоже. Им всем нужно лечиться, нужна хорошая психотерапия. Но они говорят, что им легче, чем остальным. Невыносимо только в домах, где погибли их ученики. Тяжело смотреть в глаза родителям и чувствовать себя виноватыми в том, что остались живы.

В доме у Кусовых много людей. 1 сентября Мария Кусова повела в школу своего внука. Ее сын Владимир вспоминает, что мать всегда водила в школу всех своих внуков. У самого Володи дети маленькие. Он – бывший сотрудник МВД, ушел в отставку по инвалидности. Все три дня он провел у школы вместе с братьями и ополченцами. Помнит, как 2 сентября приехал спецназ «Альфы». Никто не ждал взрывов, говорит Володя. После того как 3 сентября в 13:15 в школе раздались взрывы, спецназ побежал прямо к школе, не прикрываясь, потому что из окон спортзала, прямо под пули, выпрыгивали раздетые дети. Выпрыгивали – и разбегались, «как муравьишки». Многие маленькие бросались к крану, из которого шла вода. Этот кран был напротив школы, и бежали к нему под огнем. Не все успели напиться.

У Володи в глазах стоят слезы. «И эти ребята, альфовцы, отвлекли огонь на себя, – продолжает он. – Они шли без всякого прикрытия прямо на огонь». Поэтому так много погибших. Спецназовец Андрей Туркин накрыл собой гранату, брошенную боевиками. Погиб, но спас сидевших рядом детей. Погиб полковник Разумовский, первым бросившийся в школу. Вслед за спецназом к школе побежали ополченцы: хватали бегущих детей, уносили в безопасное место. «Я вынес третьего ребенка, когда мне крикнули, что моего племянника положили в машину, он ранен. Там нельзя было искать своих, а мимо чужих проходить. Хватали всех. А потом школа загорелась». По его словам, боевики заняли оборону на втором этаже школы и вели оттуда огонь.

Когда все закончилось, Володя с братьями стали искать мать. Ее нигде не было. Они объездили больницы и морги, опрашивали свидетелей. Кто-то вспомнил, что в спортзале Мария всегда находилась рядом с детьми – отвлекала их от страшного, рассказывала истории. После первого взрыва, раненная в живот, она подтащила внука к окну и перебросила его на улицу. А сама осталась внутри.

Сыновья искали мать три недели. От многих заложников почти ничего не осталось после пожара. Спустя три недели, 29 сентября, Кусовы получили из ростовской лаборатории известие: Марию идентифицировали.

«Мы выехали в Ростов, в морге нам показали мать. Я сказал, что это не она. Тело было изуродовано, сожжено, – голос Володи срывается. – Половины головы не было. И рядом лежала половина чьей-то головы с белыми волосами. Я не верил. Но нам показали данные экспертизы». Тело Марии забрали домой. Ее похоронили в Беслане 1 октября.

Мы заходим в комнату, где лежат вещи Марии Кусовой и у стены стоит ее портрет. Володя едва сдерживает слезы. Сюда приходят женщины, обнимают родственников Марии, плачут вместе с ними. На столе – четыре осетинских пирога. Так положено по осетинскому поминальному обычаю.

В комнату заходит женщина в черном, Фатима Мамаева. Ее дочь, восьмиклассница Сабина, была в школе. 3 сентября телекамера сняла, как раненую девочку погрузили в машину. А может быть, это была не Сабина, но очень похожая на нее девочка. Фатима искала дочь повсюду. Почти 40 дней. Она думала, что девочка лежит без сознания в больнице и врачи не могут узнать ее имя. Мамаевым предлагали сдать анализ ДНК, но Фатима отказалась. Муж Константин тоже отказывался, не верил, что дочери больше нет. Потом согласился сдать кровь. Три дня назад они получили из ростовской лаборатории извещение о том, что их дочь идентифицирована.

Фатима дотрагивается рукой до портрета Марии и сквозь слезы что-то говорит по-осетински. Как будто о чем-то просит ее. Женщины в комнате рыдают.

Мне тихо поясняют, что Фатима попросила Марию быть рядом с Сабиной – она ведь была ее ученицей. «Не оставляй ее там, она еще маленькая», – сказала Фатима Марии.

Я выхожу во двор. Люди все идут, попрощаться с Марией хотят многие – ее здесь любили.

Установлены причины смерти 215 погибших: от огнестрельных пулевых ранений – 51 человек; от осколочных ранений – 150 человек; от повреждений тупыми предметами – 4 человека; от термических ожогов – 10 человек.

Причина смерти 116 человек не установлена из-за посмертного поражения тел открытым пламенем вплоть до полного обугливания.

В результате проведенных молекулярно-генетических экспертиз специалистами 124-й центральной лаборатории медико-криминалистических исследований Минобороны РФ идентифицировано 83 человека – 21 взрослый и 62 ребенка. Проведена дополнительно генотипическая идентификация еще 6 детских тел после эксгумации. На 14 апреля 2005 года неопознанных тел не осталось[17].

Через несколько дней после штурма

40 дней. Могила четырехлетней Рады Салказановой, погибшей в школе

Сентябрь 2004-го, спортзал школы. Родственники и друзья жертв до сих пор приносят сюда воду – которой так не хватало заложникам

Стихийный мемориал в память погибших в теракте мужчин. Сентябрь 2004-го.

До середины 2011 года школа № 1 стояла заброшенной

После освобождения школы близкие пропавших без вести заложников продолжали их поиски