Форпост. Беслан и его заложники
- Автор: Ольга Алленова
- Жанр: Публицистика
- Дата выхода: 2019
Читать книгу "Форпост. Беслан и его заложники"
Тайны следствия
Это был тяжелый процесс. Люди падали в обморок. Плакали. Отвечали на порой бестактные вопросы гособвинителей. Я помню, как мать, потерявшую ребенка, спросили, какой вред ей причинен, а она, бледная и жалкая, растерянно посмотрела на прокурора и сказала: «Никакого». Обвинитель попросил ее уточнить ответ, на что даже судья Агузаров не выдержал: «Она же ответила!» Их просили оценить нанесенный им вред и спрашивали, желают ли они возместить его в денежном эквиваленте. Таковы процессуальные правила, ничего личного.
Из показаний потерпевшей Ирины Габисовой, опрашивает прокурор Мария Семисынова:
– Кто из членов вашей семьи погиб?
– Мой сын.
– Как звали сына?
– Шавлохов Аслан Васильевич.
– Какого он года рождения?
– 1998 года.
– В каком классе он учился?
– Не успел.
– В первый класс пошел?
– Да.
– Вы там находились?
– Нет.
– Кто еще из членов семьи был в числе заложников?
– Его бабушка.
– Как ее звать?
– Хаутова Залина Михайловна.
– Сколько ей лет?
– Не знаю.
– Что с ней случилось?
– Погибла.
– Других членов семьи не было в заложниках?
– Нет.
– Скажите, пожалуйста…
– Уже достаточно вопросов.
– Ну, мы должны выяснить всех раненых, погибших. Поэтому мы спрашиваем. Гибелью сына какой вред Вам причинен?
– Вопросы насчет семьи вообще мне не задавайте.
– Мы должны выяснить…
– Но я Вас тоже прошу. По-русски.
– Я не от себя задаю и не потому, что мне интересно.
– Большой вред. И как вы можете мне помочь оценить?
– И во сколько вы оцениваете?
– Оцените, пожалуйста, жизнь вашего ребенка и напишите точно так же[34].
На одном из заседаний суда показали съемку, сделанную кем-то из родителей в апреле 2004 года в школе № 1. Родители, сидевшие в зале, увидели своих детей – живыми. Это было очень страшно. Одни зажимали рты руками, но крик все равно прорывался, другие молча плакали.
Потом в суде прослушали аудиозапись переговоров неких людей – предположительно, боевиков из школы. Говорили по-ингушски, поэтому зачитали перевод. В ней были такие фразы: «Мы станем шахидами, если Аллаху будут угодно. Нас, моджахедов, ждет рай»; «Все будут шахидами. Магасу приветы передай. И Абдулле тоже приветы»; «По беспределу поубивали. Много кафиров убиты. Вовсю еще убиваем».
Кулаева спросили, узнает ли говорящих, он сказал, что слышит это в первый раз. Тогда Агузаров спросил его, что такое «кафир». И Кулаев ответил: «Неверных так называют». «Дети тоже неверные?» – спросил Агузаров. Кулаев опустил голову.
Однако потерпевшие ходатайствовали о прослушивании вовсе не этой записи. Они просили суд продемонстрировать секретные записи переговоров оперативного штаба с террористами. Но их ходатайство не удовлетворили. Сусанна Дудиева отметила тогда, что укрывательство такого важного факта убеждает ее в том, что в переговорном процессе не были использованы все возможности для спасения детей.
Казалось, перед судом стоит сложная задача – с одной стороны, нельзя было перегибать палку и следовало дать возможность потерпевшим выпустить пар, с другой – не допустить утечки «секретной» информации, касающейся реальных руководителей оперативного штаба и их действий. Поэтому суд удовлетворял только те ходатайства, на которые получал добро сверху. Думаю, Агузарову, который считался принципиальным человеком, это было непросто. Наверное, его тоже убедили, что интересы и безопасность государства зависят от этого процесса.
Так, не было удовлетворено ходатайство Эллы Кесаевой о приглашении в суд для дачи показаний бывшего президента Ингушетии Мурата Зязикова, бизнесмена Михаила Гуцериева, который участвовал в переговорах с террористами, и генерала Тихонова, который считался заместителем главы оперативного штаба. Она также просила вызвать в суд сотрудников МЧС, расчищавших школу от завалов и выносивших оттуда трупы. Кесаева считала, что они могли бы сообщить суду о характере повреждений тел – в частности, о наличии у них огнестрельных ранений. Но и тут ей отказали.
После этого заседания, в феврале 2006 года, Кесаева и несколько женщин Беслана начали голодовку, требуя опросить всех названных участников трагических событий. Они голодали 10 дней, две из них попали в больницу, но важных свидетелей в суд так и не вызвали.