Форпост. Беслан и его заложники

В Кремль

В первую годовщину теракта в Беслане было много боли, крика и слез. Но бесланским матерям не дали провести эти три дня у могил. Их пригласили на встречу с российским президентом – 2 сентября. Приглашение передал Мамсуров, который и должен был возглавить делегацию. Оно раскололо комитет «Матери Беслана» надвое. Одни считали, что надо поехать и поговорить. Другие – что это ничего не даст, лишь поднимет рейтинг президента, и в эти траурные дни надо остаться дома.

Марина Пак говорила, что комитет год добивался этой встречи, и почему-то ее назначили именно на 2 сентября 2005 года. Она напоминала, что президент к ним так и не приехал, зато теперь его покажут по телевизору – встречающимся с женщинами Беслана. И все-таки Марина решила ехать. Чтобы спросить президента, кто командовал штабом, кто руководил операцией, кто должен отвечать за то, что людей не спасли, и почему никто до сих пор не наказан. Еще она сказала, что ехать должны такие люди, которые от жизни уже ничего не хотят. Те, кто потерял единственных детей. Тогда они не будут испытывать страха и неловкости и это будет честный разговор.

А Рита Сидакова, потерявшая единственную дочь, сказала мне, что комитет загнали в тупик: «Если не поедем мы, поедут другие и не зададут тех вопросов, которые хотим задать мы. Но если поедем мы, часть комитета нас не поддержит. Нас раскалывают».

Утром 1 сентября у бесланской школы Элла Кесаева зачитала перед журналистами обращение под названием «Мы не желаем жить в этой стране», которое подписали 500 потерпевших[50].

В это время у школы появился полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак. В тот год он выполнял в регионе очень неприятные поручения федерального центра. Пройдя по спортивному залу школы, Козак уехал во Владикавказ. А через пару минут сотрудники администрации главы Северной Осетии стали приглашать бесланских женщин к автобусу, чтобы отправиться на встречу с полпредом. Но к автобусу никто не пошел. «Если Козаку надо с нами встретиться, пусть сам приедет», – ответили женщины. И полпреду пришлось вернуться.

Он просидел в маленькой квартирке, где размещался комитет «Матери Беслана», около двух часов. Выражал им сочувствие, говорил, что понимает их настрой и что президент России тоже очень переживает, а в дни трагедии вообще ходил «почерневший». Сусанна Дудиева прервала его, сказав, что следствие не принимает во внимание показания многих потерпевших, что их не хотят слушать, а замгенпрокурора не принимает их ходатайства.

– Все, что касается поведения следователей, то такая наша страна, – сказал Дмитрий Козак.

Каким-то удивительным образом Козаку всегда удавалось расположить к себе людей. Он ничего определенного не говорил, но всем своим видом выражал участие. Человеку в горе не много надо – чтобы поддержали, пожалели. Козак умел это делать без слов. Не случайно его посылали разруливать самые сложные в этическом смысле задачи. Например, в соседней Карачаево-Черкесии он уговаривал матерей, захвативших Дом правительства и президентский кабинет, разойтись по домам. А в Беслан он приехал, чтобы женщины, которые поедут к президенту, выпустили весь свой гнев на него, а с президентом пообщались «конструктивно».

Его спросили, почему Дзасохова не пустили в школу к террористам, почему ему в оперативном штабе угрожали арестом, – женщины сослались на слова самого бывшего президента Северной Осетии. Козак удивился: «Он так и сказал?» Мамсуров кивнул.

– Ну что я могу вам сказать? – продолжил полпред. – Меня здесь тогда не было.

В делегацию включили пять человек из комитета «Матери Беслана». 2 сентября они улетели в Москву из бесланского аэропорта и в тот же день вернулись.

Встреча с президентом России проходила при закрытых дверях, но впоследствии выяснилось, что бесланский журналист Мурат Кабоев попросил кого-то из делегации записать ее на диктофон. Я приведу цитаты (в сокращенном виде) об этом визите из книги Мурата «Огненный шар». Мурат провел огромную работу в Беслане – он тщательно собирал свидетельства очевидцев, написал две книги, помогал федеральным журналистам. Он бывший подводник, стал журналистом в уже зрелом возрасте и лучше многих из нас справился с этой задачей. Мурата не стало в октябре 2015 года.

Гадиева: Вы сказали, что у них не было требований. Они сразу же выдвинули свои условия – прекратить войну в Чечне, вывести войска.

Путин: У них не было требований.

Гадиева: Они выслали две записки и одну кассету.

Путин: Про кассету я не знаю.

Дудиева: Вы же признаете, что должен нести ответственность штаб? Потому что, когда начались взрывы, там не знали, как действовать.

Путин: Да, есть тот, кто должен нести за это ответственность.

Гадиева: А как же информация о количестве заложников?

Путин: Я клянусь, что до конца не знал их точное количество.

Гадиева: Вы говорите, что уголовная ответственность нужна, что следствие дошло до конца. Но если есть конкретный человек, который назвал вам конкретную цифру, вы можете теперь его наказать? Вы согласны, что это была дезинформация?

Путин: Да.

Гадиева: А почему они вам лгали?

Путин: Наверное, людской страх не позволил сказать о количестве.

Дудиева: Но ведь если это дезинформация, виновного нужно наказать?

Путин: Да. Но это были официальные данные.

Римма Торчинова: Уже утром 1 сентября было возбуждено уголовное дело прокурором РСО – Алания Бигуловым по факту захвата заложников в количестве более 600 человек. Разве вы об этом не знаете?

Путин сразу это записал.

Дудиева: Когда в Америке был совершен теракт, тут же были предприняты какие-то ответные шаги и сделаны выводы. У нас же были Буденновск, «Норд-Ост», а выводов и виновных нет. Наверное, и после Беслана могло бы не быть выводов? Поэтому мы здесь. Не допустить того, чтобы случился еще один Беслан. Вы признаете, что вы несете ответственность за то, что произошло в Беслане?

Путин: Да. Я не снимаю с себя ответственности за то, что произошло в Беслане.

Дудиева: Раз вы признаете ответственность, вы согласны с тем, что ответственность вместе с вами должны нести руководители силовых структур, подразделений, те, кто вас подставил? Руководитель штаба, который не справился, и теракт закончился такими жертвами?

Путин: Да, непременно.

Дудиева: Для того чтобы они понесли наказание, нужно провести объективное расследование, выявить этих людей, доказать их вину и наказать.

Путин: Согласен.

Дудиева: До тех пор пока вы не начнете наказывать, пока люди не поймут, что за преступление следует наказание, теракты не будут прекращаться, а люди будут гибнуть. Люди будут пушечным мясом. Мы все – пушечное мясо.

Путин: Нет, мы не пушечное мясо! Почему вы так говорите?

Гадиева: Если бы государство проявило мужество и ответственность, то этого бы не произошло.

Путин: Да, нужны были мужество и ответственность.

Гадиева: Вы отстранили Андреева?

Путин: Да. Мы сняли его с оперативной работы.

Гадиева: Почему тогда его повысили в звании и дали новую должность? Он теперь заместитель ректора в академии ФСБ? Чему он может научить, если на практике ничего сам не смог?

Торчинова: Поставьте себя на наше место. Рассудите как отец. Случился теракт. Погибли дети. Вы ждете от кого-то действий. А тут человека, который не справился, переводят на другую работу и на погоны прикрепляют очередную звезду. Как вы на это будете реагировать?

Путин молчал.

Гадиева: Дзасохов – в Совете Федерации. Зязиков награжден.

Путин: У Зязикова был день рожденья.

Торчинова: Произошел теракт, погибли люди. И у вас нашлось время, когда награждать? Вы признаете, что повышение Андреева – незаслуженное?

Путин: Я разберусь.

Сабанов: Теракт послужил для вас толчком для принятия мер по усилению вертикали власти. Какое может быть усиление, если у нас в Беслане не осталось никакого авторитета у федеральной прокуратуры? Почему так происходит? Почему там, наверху, не прислушиваются к нашему мнению? Не обращают внимания на очевидные вещи? К примеру, танк стрелял по школе при мне около 4 часов дня.

Путин (пролистав несколько папок, стал читать одну из бумаг): «Командир танка… номер бортовой… члены экипажа… стояли… по приказу переехали… произвели выстрел в 21:00 по скоплениям боевиков».

Сабанов: Моя жена была эвакуирована через столовую. И какое могло быть скопление в 21:00, если боевиков тогда уже добивали, все было очищено? Если вы допускаете, что вас обманули с количеством, то неужели не допускаете, что и здесь тоже нечисто?

(Путин записывает все.)

Туаев: Насчет «Шмелей» нас постоянно убеждают, что они не зажигательные.

Путин: «Шмели» не зажигают.

Туаев: Есть три вида «Шмелей».

Путин: Я не владею информацией.

Сабанов: Кто руководил штабом в первый день?

Путин: Формально – Дзасохов.

Сабанов: Почему не появились в Беслане 1 сентября Патрушев и Нургалиев, которые были в аэропорту и улетели? Дзасохов ведь не специалист? И почему кто-то из них не остался?

Путин: Бывает так: много генералов, и они друг другу мешают. Поэтому они улетели.

Туаев: Я уточнил, что у спецназа, идущего на штурм, есть рации с наушниками. Должна быть запись переговоров, но ее не отдают следствию. Наверное, боятся, что многое прояснится? Ведь сразу будет известно, когда и откуда стреляли, хронологию можно легко восстановить.

Путин: А разве записывалось?

Туаев: Фээсбешники 4 сентября собрали все и уехали, и записи у них. Не может быть, чтобы вы руководили ФСБ и не знали об этом.

Путин: Этот момент я уточню (записал).

Сабанов: Об ответственности Патрушева, Нургалиева и всех силовых структур. Они же должны в какой-то мере понести наказание? Они должны хотя бы чисто из человеческих соображений взять и написать рапорт об отставке за то, что не справились с обязанностями.

Путин: Да, по-человечески это должно было быть. Если бы я был на их месте, так бы и сделал.

Гадиева: Нам все говорили: «Зачем вы едете? Зачем ты едешь?» Я ответила: «Хочу посмотреть ему в глаза. Чиновнику, который два часа сидел у Гроба Господня и каялся». Вы каялись о Беслане?

Путин: Да.

Гадиева: Ну вот, тогда покайтесь и перед моим народом.

Путин: Кто-то может использовать эти слова для развала России. Террористы сначала готовят теракт – одна трагедия, а потом работают с жертвами – другая трагедия.

Гадиева: Не давайте почвы, работайте так, чтобы этим силам невозможно было что-то делать.

Дудиева: Нам с большим трудом дался этот разговор. Вы представляете, какие эмоции нас переполняют? И что чувствую я, эти женщины и люди, которые остались дома, у которых убили детей? И вину за это несете вы как глава государства. Весь Беслан считает вас виновным. Потому что, когда спрашивают, почему он не приехал, говорят: «Потому что виноват Владимир Путин».

Путин: Я не снимаю с себя ответственности.

Дудиева: Но вместе с тем мы хотим, чтобы ответственность несли все остальные, кто в этом виноват, кто допустил, кто не справился.

Путин: Будем разбираться[51].

Матери Беслана, вернувшись из Москвы, рассказали, что президент внимательно их слушал, что он не владел информацией в полном объеме и что теперь у них есть надежда на сдвиги в расследовании теракта. «Мы сразу сказали, что считаем расследование необъективным, – сказала мне Сусанна Дудиева. – Президент сидел напротив нас и сверял то, что мы говорили, с той информацией, что ему была предоставлена. По многим вопросам он откровенно сказал, что не знает ответа, есть расхождения. Особенно это касалось числа заложников, которое называлось 1 и 2 сентября. Президенту была названа цифра 350 человек. И он считал, что в школе было столько. Задавали мы и вопросы относительно применения огнеметов, гранатометов, танков – и по этим вопросам мы видели, что информация, которой владеет президент, неполная»[52].