Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке

Безыскусностъ очень помогает в монашеской жизни

…Видишь, как уютно стало у вас в гостиной от простых сереньких одеял? Сейчас хоть немножко стало похоже на монастырь.

– Геронда, а как монаху понять, что приличествует монастырю, а что нет?

– Начинать надо со следующего вопроса себе самому: «Кто я такой, и какие у меня обязанности в той жизни, которой я живу?» Армии делает честь цвет хаки. Монастырю делает честь чёрный цвет. Если армию переодеть в чёрное, а монастыри – в защитный цвет, то это не будет к лицу ни армии, ни монашеству. Представляете, если вы сейчас, подобно медицинским сёстрам, переоблачитесь в белые халаты? Сёстры вы или не сёстры? Ну вот видите… А медсёстры наденут чёрные балахоны, чтобы одним своим видом доводить больных до отчаяния! «Видно, – скажут тогда больные, – наши дни сочтены, но только прямо нам об этом не говорят». Видите, такое переодевание было бы неприличным. Разве мы поступили бы так на самом деле? Какая-то вещь может быть действительно красивой, но монашеству она не приличествует. Например, бархат – красивая ткань, но если я надену бархатную рясу, то это будет мне не в честь, а в оскорбление. Не используйте в монастыре ничего красного, ничего цветастого. Не годится.

– Что же, геронда, выходит всё должно быть бесцветным, безвкусным…

– Вот тогда-то и откроется духовный вкус! Однако это нужно понять. Люди ещё не поняли того, какую радость приносит простота. Я у себя в каливе смачиваю веник водой и снимаю с углов чёрную от сажи паутину. И делаю это всего лишь раз в год. Так вы не поверите, какие красивые чёрно-белые разводы остаются на потолке от мокрого веника! Настоящие узоры! Когда люди видят мой потолок, они думают, что я его нарочно так разрисовал! И знаете, как я от этого радуюсь!

Я знаю монахов, которым была в радость не духовная жизнь, а мирской дух. Взыграния радости, которую даёт простота, они не ощутили. Безыскусность очень помогает в монашеской жизни. Монах должен иметь вещи, которые ему необходимы и которые ему приличествуют. Пусть он ограничится тем, что лишь немножко облегчит его жизнь, и не стремится к бо́льшему – к мирскому. К примеру, солдатского одеяла достаточно для того, чтобы укрыться от холода, – кружевным или цветастым одеялу быть совершенно ни к чему. Таким образом приходят простота, духовная отвага.

Принося монаху многие вещи, ты его губишь. Тогда как если человек освобождает себя от лишних вещей, это восстанавливает его силы. А если монах собирает вещи сам, то он себя губит. Когда мне присылают какие-то вещи, я чувствую тяжесть и хочу от них освободиться. Имея у себя в келье что-то лишнее, я чувствую себя так, как если бы надел рубашку, которая мне мала. И если некуда эти вещи отдать, то, по-моему, лучше их выбросить. Но стоит мне только их отдать, как я чувствую облегчение, освобождение. Как-то раз ко мне пришёл один знакомый и сказал: «Геронда, такой-то человек дал мне эти вещи, чтобы я передал их Вам. И ещё он просил помолиться, чтобы от него ушла душевная тревога». – «Чтобы от него ушла, а ко мне пришла? – сказал я в ответ. – Лучше забирай-ка ты эти вещи и уходи. Я уже старик: ходить по людям и разносить им подарки мне не по силам»[125].

Все удобства, которыми пользуются люди, не помогают монаху, а, наоборот, порабощают его. Монаху надо стараться сокращать свои потребности и упрощать свою жизнь, иначе он не становится свободным. Чистота – это одно, а лишнее украшение – совсем другое. Если для многих дел пользоваться только одной вещью, то это очень помогает сократить свои претензии. На Синае у меня была одна консервная банка – в ней я варил и чай, и кашу. А что, думаете, человеку много нужно для жизни? Вон раньше-то в пустыне вообще питались одними финиками. Ни огня не разжигали, ни в дровах не нуждались. Я недавно взял банку из-под сгущённого молока, обрезал её и приделал что-то вроде ручки. В такой банке можно готовить кофе или чай лучше, чем во всех этих кофейниках! Только ставишь на спиртовку, как водичка тут же закипает. Ведь пока нагреется кофейник – сколько спирта сгорит. А под баночку кладёшь ватку со спиртом и пожалуйста: кофе готов. И лампы у меня тоже нет. Ночи я провожу только со свечой.

И вообще, всё простое очень помогает. Имейте вещи простые и прочные. Даже мирские люди относятся с уважением ко всему смиренному и простому. И монаху всё это очень помогает. Эти вещи помогают вспомнить о нищете, о боли, о монашеской жизни. Когда Великую Лавру на Афоне посетил король Георгий[126], отцы нашли серебряный поднос и на нём подали ему угощение. А король, едва увидел этот поднос, сказал: «А я-то ждал от вас чего-то иного, какого-нибудь деревянного подносика. Такими дорогими подносами я сыт по горло».

Вы не вкусили ещё эту сладость простоты. Простота восстанавливает силы человека. Смотри, какой замечательный крючок для одежды получается из катушки от ниток. Очень удобная вещь. А вы мучаетесь и вешаете рясу на этот тоненький гвоздик. Если начнёт сыпаться извёстка, то каждый раз, снимая рясу с гвоздика, надо будет её отряхивать и чистить. Почему бы не вбить в стенку несколько больших гвоздей? Самим ведь будет удобнее.

Такая стена – и ни одного гвоздя! А то вот ещё возьмёте и поставите деревянную вешалку. Но её нужно будет потом драить, сдувать с неё пыль. Надо упрощать вещи и выигрывать время, а вы вместо этого его теряете. Вы стремитесь к чему-то совершенному и мучаетесь. Стремитесь к совершенному в жизни духовной. Отдавайте весь ваш потенциал не внешним художествам, а искусству возделывания души. Дни и ночи посвящайте усовершенствованию души. Обратив любовь к красоте на пользу душевному деланию, вы будете радоваться красоте своего малого духовного чертога.

– Геронда, а некоторые говорят, что самые великолепные вещи хранились в монастырях и благодаря им в мире сохранилась культура.

– Может быть, речь идёт о драгоценных сосудах, украшениях и подобном этому. Но знаете, когда в монастырях сосредоточилась большая часть таких ценностей? После падения Константинополя[127]. Прежде все эти сокровища находились во дворцах, но потом их стали отдавать в монастыри, чтобы уберечь. Например, царица Маро[128] понемножку увозила от султана разные сокровища и отдавала их в монастыри. Или же люди, находясь при смерти и не желая, чтобы их драгоценности потерялись, жертвовали их в обители. Не монастыри стремились прибрать сокровища к рукам, но сами владельцы, понимая, что в монастыре эти вещи будут в безопасности, отдавали их туда. И в монастыри Святой Горы имущие делали различные вклады, чтобы было чем кормить народ. Ведь ни домов престарелых, ни сиротских приютов, ни психиатрических лечебниц, ни разных благотворительных учреждений в те времена не было. Монастырям жертвовали и много земель, чтобы они помогали нуждающимся мирянам. То есть в те трудные годы умели заглядывать вперёд: несчастному народу помогали материально с тем, чтобы потом помочь ему духовно. Когда в монастыри приходили бедняки, то им в благословение давали денежную помощь и несчастные могли женить своего сына или выдать замуж дочь. То есть монастыри получали свои богатства для того, чтобы помочь бедным. И большие здания строили для той же самой цели. А знаешь, скольким помогли монастыри во время оккупации? Очень и очень многим. У многих мирских людей даже было тогда прозвище Каракал, потому что если чей-то дом был гостеприимным, то говорили, что он прямо как монастырь Каракал[129]. И торжественные престольные праздники в честь святых в монастырях устраивали с тем расчётом, чтобы беднота могла покушать рыбки, порадоваться, а вместе с тем получить духовную помощь. А для чего устраивают торжества на престольные праздники сейчас? Собираются люди, которые ни в чём не имеют нужды, едят рыбу. А ради чего?