Уход на второй круг

26

Цифры телефона Глеба расплывались перед глазами. Она смотрела на них бессчетное количество минут… или часов. Всегда в это время от него приходило сообщение — он знал, что она приземлилась, отчиталась, устроилась в гостинице. Еще месяц назад…

Чертовы технологии! У него — нет ее номера. Ей — стоит лишь отправить любую закорюку…

Надо ли? Месяц прошел.

Она закрывала глаза. Под веками продолжали гореть цифры.

А она продолжала свой бесконечный разговор.

Теперь не с мертвыми. Теперь с кем-то, кто может… если Он есть… позаботиться о Глебе.

Пусть ему не будет больно. Пусть забудет. Пусть утешится. Забылось же однажды… то что было куда как серьезнее, чем то, что случилось между ними. Или пусть не забудется… вспомнится…

Случившееся — ошибка, предательство… Предательство вдвойне.

Это он не спас. Он оставил ее без мужа, без ребенка.

Ксения открыла глаза и уставилась на картинку, украшавшую бледную стену гостиничного номера. Карта Вильнюса в деревянном багете. А вокруг — схемы средневековых изобретений на бумаге, стилизованной под папирус. Она подошла к картинкам, долго смотрела на линии — ровные, уверенные, четкие.

Она пыталась жить так же. Уверенно и четко, расставляя приоритеты. Так почему он пришел после того, как она вбила главную вешку? Сейчас вспоминалось как что-то болезненное. Глеб — после потасовки с Фризом, пьяный, у нее дома. И их утреннее объяснение.

«У меня не может быть отношений».

Тогда. Зимой. Боялась отпустить — эгоистично и жестоко — и каждую секунду знала, что после этого он не придет. У нее не может быть отношений. У нее есть муж. Которого она любит и который умер. Просто ведь? По любым законам логики он не должен был явиться после того сейчас уже бесконечно далекого разговора, когда она открыла ему часть правды о себе. Что бы он ни говорил при прощании, единственно правильным было раствориться в потоке лиц, чтобы иногда, столкнувшись во дворе, говорить ей: «Привет». И, как знать, может быть, вспоминать ненормальную со второго этажа только в свете собственных «достижений».

Но это был бы не Глеб. Тогда она этого не понимала. А теперь — слишком ясно.

Если последнее, что он сказал, уходя: «Я вечером загляну, ладно?» — значит, заглянет. Это не вопрос и не обещание. Он — сказал. Он трубы меняет по щелчку пальцев, а тут — он сказал.

Не зная его толком, Ксения не ждала, как не ждала ничего на свете, но из своей квартиры расслышала шаги по лестнице в тишине собственного персонального бункера. Его шаги, которые сама неизвестно как, когда успела запомнить. И звонок, раздавшийся, едва шаги замерли, — неуверенный в первую секунду, будто сомневающийся — неожиданно набрал силы и зазвучал утвердительно, словно бы требовал: «Впусти, а то дверь вышибу».

Она открыла. Много позже понимая — не потому что вышибет. А потому что хочет этого сама. Впустить его если не в жизнь, то хотя бы в квартиру. На час, на два — забыться, отвлечься, вспомнить, что бывает по-другому.

Он смотрел на нее с улыбкой — такой, будто бы нет на свете никакого февраля, будто его не бывает в природе. И, кажется, именно тогда, едва ли не впервые по-настоящему поразил ее синевой собственного взгляда.

«Привет, — выпалил Глеб, как ни в чем не бывало, — если ты уже отдохнула, то пошли в кино».

«Тебя устроит домашний кинозал?» — недолго подумав, спросила она.

«Устроит. Потом. У меня билеты. Чего-то испанское, — Глеб продемонстрировал сохраненные на телефоне файлы и снова проговорил — теперь с запоздалым вопросом: — Ты в кино ходишь?»

«Хожу. Но я, правда, там засыпаю, — Ксения слабо улыбнулась. — А я не хочу сейчас засыпать».

«Не заснешь, — уверенно кивнул он ей. — Я буду тебя смешить».

Он смешил ее. Очень часто. Ей порой казалось, даже тогда, когда самому было совсем не до смеха. А ее продолжал смешить. Зачем? Тогда не думала. С самого начала была честной. Во всем. Ничего никогда не обещала. А теперь и ответ не имел значения. И Ксении больше не до смеха. Надо вычеркнуть до конца. Удалить из мыслей и памяти телефона.

Она разблокировала экран — теперь видела каждую цифру отчетливо, ярко — и вздрогнула от негромкого, но настойчивого стука в дверь. Вздохнула, одним касанием удалила контакт из памяти телефона, отбросила трубку и через короткое мгновение взирала на Фриза, возникшего на ее пороге.

«Принесла нелегкая!» — мрачно подумала Басаргина, но вслух произнесла другое:

— Что-то случилось, Игорь Владимирович?

— Ничего, — улыбнулся Фриз. — Искал случай вручить подарок на день рождения и не нашел. Замотался. Пустишь?

— Проходите, — кивнула Ксения. — Могли бы не беспокоиться.

— Я недолго, — он переступил порог ее номера и огляделся. Задержал взгляд на вырезе футболки. Скользнул по голым ногам в шортах. Спохватился, протянул ей небольшую продолговатую коробочку — явно из ювелирного магазина. — С днем рождения, прости, что поздно.

— Мне кажется, это дороже, чем я могу позволить себе принять от вас, — сказала Ксения, кивнув на подарок в его руках.

Фриз пожал плечами, и улыбка стала больше походить на усмешку. Не очень веселую, скорее грустную. Вопреки ей голос звучал проникновенно.

— Мне так хочется. Я могу себе это позволить, ты же знаешь. Посмотри хоть.

Она взяла коробочку. В ней оказался изящный золотой браслет с топазами. Ксения захлопнула футляр и протянула обратно Игорю.

— Такие вещи не дарят коллегам. Вы и сами об этом прекрасно знаете. Я надеялась…

— Такие вещи дарят женщинам, которые нравятся, — перебил он ее. Его как-то неожиданно много стало в комнате. И дело не в росте и не в ширине плеч. Он резко навис над ней, разглядывая, проникая в то поле, в котором женщина чувствует себя беззащитной. Она отступила на шаг.

— Игорь Владимирович!

— Игорь, — он, напротив, наступал. — Долго ты меня еще мучить будешь? Надо в любви признаться? Так я призна́юсь. Ксюш…

— Остановитесь!

— Не-хо-чу, — почти шепотом. — Тебя хочу, а останавливаться не хочу.

И вот уже его ладони пробежались по ее обнаженным рукам вверх, к плечам. И в то же мгновение он притянул ее к себе. Резко, одним махом. Влажными, горячими — чужими! — губами прижался к ее. И она почувствовала его язык — настойчивый и отвратительно вторгающийся в ее рот.

Ксения резко мотнула головой, обеспечив себе короткую передышку.

— Ты совсем охренел?

Но, кажется, он уже не слышал. Впрочем, нет. Слышал. Не считал нужным отвечать. Прижал к себе еще крепче и вполне ощутимо подтолкнул к кровати. Коробка с браслетом упала и стукнулась о пол, а Фриз, жарко дыша, смял ее футболку на спине, коснулся голой кожи и устремился ладонью вверх, к застежке бюстгальтера.

Она в ответ чуть подалась к нему, насколько позволяли его объятия, и расслабленно забросила руки ему на плечи. Фриз шумно выдохнул. Почти победно. Захватил ее губы, сильнее провел по ним языком. И отстранился, чтобы, сверкая бешеным взглядом, прошептать ей в лицо:

— Видишь, это совсем не страшно, маленькая.

— Не страшно, — согласилась Ксения и, воспользовавшись образовавшимся между ними пространством, с силой ударила острой коленкой в пах.

Освободилась. От его объятий освободилась. Игорь взвыл и согнулся пополам у ее ног, явно не в состоянии выговорить хоть что-то членораздельное, кроме редких звуков, напоминающих лай пополам с обсценной лексикой.

— И я тебе не маленькая! — рявкнула Басаргина, отскочив от него подальше и схватив со стола бутылку местной тминной водки. Денису нравилась, и она частенько привозила ему в качестве сувенира.

— Больная! — выдохнул Фриз, вскидывая голову на нее. — Сука больная!

— Убирайтесь из моего номера!

— Думаешь, даром пройдет?

— Докажи, что ты последний мудак! — зло выплюнула Ксения. — Но я не буду с тобой спать! А сунешься еще раз — долго не сможешь спать ни с кем.

— А я мудак, — он медленно разогнулся, в то время как его красивое лицо все больше искажалось от гадкой усмешки. И он снова стал заполнять пространство комнаты — теперь уже своим бешенством. — Я мудак, Ксюша. А ты, считай, безработная. Можешь начинать искать другое место. Только хрен найдешь. Гарантирую, маленькая.

Она молчала, но взгляда не отводила. Настороженно следила за ним, сгруппировавшись, как дикое животное перед прыжком. Фриз чуть цокнул языком и не без усилия хохотнул — злость не оставляла места показному веселью.

— Ну-ну, — проговорил он, огляделся по полу и ткнул носком туфли коробочку с браслетом, подталкивая его к Ксении. После чего развернулся и вышел из комнаты. Дверь за ним прикрылась негромко.

Мужик сказал, мужик сделал. Тем более, если так или иначе, говорил об этом уже не раз. Последствия сдержанного Фризом слова настигли Ксению через несколько дней.

Она заполняла традиционные формуляры, когда экран высветил номер офис-менеджера компании. Конечно же, Ксения ответила и немногочисленными «да… да… да…» подтвердила согласие прибыть завтра в сектор по безопасности. Закончила разговор, отложила в сторону телефон и подняла глаза на Игоря.

Оказалось, он смотрел на нее в упор. И даже не скрывал этого. На дне его темного взгляда плескалось что-то такое вязкое, что от этого бросало в жар.

— Чё? — спросил он. — Вызывают?

— Приглашают.

— А-а-а, ну это, конечно, разница.

Ксения ничего не ответила и снова уткнулась в бумаги. Он еще некоторое время изучал ее профиль. А потом резко встал и вышел. И в этот раз дверь затворилась беззвучно. Фриз не позволял себе лишних эмоций там, где у него были варианты для маневра. Отточенного маневра.

На следующий день Басаргина входила в здание своей авиакомпании с самым невозмутимым выражением лица. Она словно срослась этой маской, появившейся в тот вечер, когда Фриз явился к ней в гостиничный номер.

Тогда она так же негромко и аккуратно, как он закрыл дверь, вернула на стол бутылку. Выдохнула. Браслет отнесла на рецепцию, сказав, что нашла в коридоре. И до самого утра летала во сне. Раскинув руки, подставив лицо свежему воздуху.

Неважно, что летела вниз.

Неважно, как поступит Игорь.

Его расслабленный вид в обратном рейсе и подчеркнуто вежливое обращение могли бы ввести в заблуждение лишь отчаянную дурочку, которой безусловно оказалась новенькая нимфа, о чем недвусмысленно свидетельствовала ее довольная рожица и воркующий тон. Ксения лишь усмехалась про себя, сохраняя внешнюю невозмутимость и не озадачиваясь неизбежным. Нельзя приготовиться к удару исподтишка. А по-другому Фриз действовать не будет. Слишком слаб для игры в открытую…

Осуществив положенный секретарский контроль, Ксению проводили в кабинет. Большое и светлое помещение располагало к покою. Наверное, именно поэтому спокойными были и хозяин, под стать своей вотчине — большой и светлый, и гостья — плотная, небольшая женщина средних лет, с темными волосами, уложенными в незамысловатую прическу, и такими же темными глазами с цепким взглядом. Она сидела на диване, в руках держала блокнот, в котором что-то небрежно чертила.

— Ксения Викторовна, присаживайтесь, — проговорил руководитель сектора безопасности, Валентин Петрович Ермолов. — Разговор длинный предстоит. Чаю-кофе хотите?