Уход на второй круг

13

На Рождество завалило снегом все, что можно было завалить. Деревья, дороги, улицы. Снегоуборочная техника на взлетно-посадочных работала круглосуточно. Расписание сбивалось. Не критично, но добавляло нервов экипажам и пассажирам.

И все же снег хоть немного смягчал ударившие морозы. Ксения не любила зиму. Холодно, пасмурно, однообразно. Совсем как ее жизнь. С той разницей, что жизнь ее устраивала, а погода — нет.

И без того будучи домоседкой, в такое время выходила на улицу лишь по крайней надобности — на работу. С нее же торопилась обратно, умудряясь добираться домой в рекордно короткие сроки, несмотря на пробки и скользкий асфальт.

Нелегкий сегодняшний перелет вынуждал торопиться еще сильнее. Ксения мечтала о ванне и отдыхе. И немного о пицце. Выскочив из машины, не доставая вещей, спешно потопала к подъезду. Бросила быстрый взгляд на окна Глеба, как делала всю прошедшую неделю. К ее удивлению сосед был обнаружен курящим в окне, в отличие от всех прошлых дней.

Она улыбнулась и, кивнув, скрылась в теплоте подъезда. Под звук своих шагов по лестнице пыталась подсчитать, через сколько он заявится в гости. Что-то было в его лице, что не оставляло сомнений в неизбежности визита.

Пять минут.

На все — пять минут. Успела зайти в квартиру, раздеться и пройти на кухню. Сколько они там не виделись? Почти три недели? Каникулы.

Звонок был ожидаемым и, пожалуй, даже более шустрым, чем она рассчитывала. Ксения снова оказалась у двери, открыла и спросила:

— С чем пожаловал?

Парамонов в расстегнутом пуховике и шапке, одетый вполне для выхода — пусть не в свет, но прилично, широко улыбнулся и сообщил:

— С предложением.

— Звучит двусмысленно.

— Ага! Купальник далеко?

— Далеко.

— Найдешь? Я подожду. Или поедем новый купим?

Ксения ненадолго задумалась, глядя на него.

— Я хочу ванну и пиццу. Зачем мне купальник? — поинтересовалась она наконец.

— Без него в аквапарке не вариант! — развел руками Глеб. — Согласись, это интереснее ванной!

Теперь она помолчала дольше, по-прежнему разглядывая его лицо. Едва ли не впервые отмечая правильной формы губы, изогнувшиеся в веселой улыбке, высокий лоб, глаза — глубоко посаженные, синие, яркие, в которых сейчас калейдоскопом мелькало нетерпение вместе с тем, чему она не хотела давать названия.

— А тебе зачем это нужно? — заставив себя отвести взгляд, спросила Ксения.

— Если честно, я вообще в аквапарке ни разу не был. Но это, естественно, по большому секрету.

— Я не об этом! Ты же не можешь не понимать, что это ни к чему не приведет.

Парамонов сделал вид, что озадачился. Взгляд стал пасмурным, вопросительным, брови нахмурились. Но чертята где-то в самой глубине ясно говорили — дурачится.

— Прости, а к чему должен вести аквапарк? — осторожно спросил он. — Ну, кроме, в худшем случае, насморка, но мы, пока не высохнем, на улицу не сунемся. А если ты «не об этом», — он дернул уголком рта, — то не вижу ничего плохого в том, чтобы сегодня вместе провести время.

— Иногда у меня возникают серьезные сомнения в том, что ты — большой мальчик, — устало сказала Ксения.

— Так я жду тебя в машине? Или здесь?

— Может, не стоит?

— Потом я накормлю тебя пиццей. Метровой. С двойным сыром.

— Глеб!

— Я — Глеб, — широко улыбнулся он.

— Хорошо, — сдалась она и, развернувшись, ушла в комнату — искать купальник. Потому что не имела ни малейшего представления, где он. И есть ли он в этой квартире вообще. Последний раз она надевала его три года назад. Это был один из немногих совпавших отпусков с Иваном, который они провели в Турции. Тогда обоим хотелось лениться и ничего не делать. С небольшими исключениями в пункте «ничего».

Парамонов же ожидал ее в прихожей. Пригласить не пригласили, но и не погнали на улицу. Потому он нахально уселся на табурет возле тумбочки с телефоном, негодуя и посмеиваясь одновременно. «Ни к чему не приведет!» — передразнивал он ее и в который раз обещал себе устроить ей показательную казнь. Во всяком случае, ее амбициям и высокомерию — точно. И вместе с тем где-то в глубине души сознавал: не просто так помчался сюда, едва увидав, что ее машина вплыла во двор. Соскучился, черт подери.

Без нее все было как-то не так… Будто бы без вектора, слонялся, работал, торчал дома, курил, катался ночами. Без вектора.

— Ксёныч, а ты какую пиццу любишь? — крикнул он в сторону комнаты, в которой она исчезла.

— Меня зовут Ксения, — сказала она, появляясь в прихожей. В джинсах, свитере и с рюкзаком на плече. — А купальника нет.

— Это хуже. Где его можно быстро купить?

— В магазине, наверное.

— Значит так, я в этих ваших бабских магазинах не разбираюсь, — рассмеялся Глеб. — Ты везешь меня в магазин — чур я за рулем. А потом мы едем дальше. Идет?

Он слукавил. Покупать белье и купальники Вера пару раз вытаскивала его с собой. Было в этом что-то многообещающее, вызывающее предвкушение. Сейчас — боялся двусмысленности. Но что однозначного было в их отношениях с того вечера, когда они трахались в этой самой прихожей, кажется, позабыв даже собственные имена.

— У меня есть выбор? — беззлобно спросила Ксения, вручив ему рюкзак. И села рядом — шнуровать высокие берцы, которые перед этим достала из тумбочки.

— Выбор есть у всех. Ты, когда дверь открывала, уже знала, что поведешься.

— Ух ты! — она подняла голову. — Ты тоже умеешь кусаться.

— Сейчас — исключительно любя.

Ксения промолчала. Быстро оделась и также быстро вышла из квартиры, наблюдая подхватившегося Глеба. А выскочив на крыльцо — хмыкнула.

Под подъездом стоял спорткар, довольно серебрясь посреди сугробов, методично набрасываемых дворниками каждое утро.

— Снова стрельнул у друга? — поинтересовалась Басаргина.

— Он у меня безотказный, — пожал плечами Глеб. — Широта души в наше время — качество редкое.

Он спустился вниз и открыл перед ней дверцу.

— Может, пусть подарит? — спросила она, подходя ближе.

— Думаешь?

— Вы с ней вместе хорошо смотритесь, — Ксения устроилась в машине.

Глеб сел рядом. Провел ладонью по рулю и мягко улыбнулся:

— Это я знаю. Куда едем?

— В ближайший торговый центр.

— Ну да, мог бы и не спрашивать! — фыркнул Парамонов.

Автомобиль тронулся с места и медленно двинулся к выезду со двора. Расчищено было так себе — навалило еще больше. А когда выбрались на проезжую часть, Глеб не без облегчения выдохнул.

Теперь он вел быстро и уверенно. Эта уверенность была во всем, что он делал, когда бывал расслаблен. Снова зазвучал джаз. И, судя по поездке в ресторан, могло показаться, что Парамонов слушает только джаз. А возможно, и живет вот так — в джазовом ритме. И когда за окном холодно, — в салоне спорткара тепло. Без музыки тут точно не обошлось.

Далеко забираться в поисках купальника он не стал. У станции метро возвышалось здание вполне очевидного назначения.

— Я быстро, — Ксения достала из рюкзака кошелек и выскочила из машины.

Уверенно пролавировала по обледеневшим колдобинам, и ее поглотил громоздкий и нелепый монстр современной архитектуры. Но вернулась действительно быстро — Глеб успел выкурить лишь одну сигарету. Настроившись на долгое ожидание, такого подарка судьбы он предвидеть не мог. Все еще помнил мать, которая на походы по магазинам тратила столько времени, что подумать страшно — отец сопровождать ее жуть как не любил. Потом у него самого появилась Вера — едва ли сильно отличавшаяся в этом плане, но он принимал правила ее игры. Едва подумал, поморщился. От воспоминаний внутри ничего не дергалось, отболело давно. Но нет-нет, да и вспомнится ненароком, будто только и ждет, где выглянуть.

Он бросил быстрый взгляд на Басаргину. У нее, похоже, в характере сказывалась профессия. Или характер в профессии.

«Ни к чему не приведет». Ну, это еще посмотрим.

Аквапарк на Оболонской показался как раз в тот момент, когда Джун Кристи в магнитоле неожиданно и совершенно внезапно сменилась Дэйвом Грусином. Но разыграться ему Парамонов не дал. Вырулив на парковку и остановившись, одним движением пальца он вырубил не только музыку, но и собственные мысли. Нахрен все — он правда соскучился.

Дальнейшее напоминало аттракцион — браслеты, гардероб, раздевалки, поиск лучшей горки.

Залезли на каждую.

Он вновь нацепил маску джентльмена. Спускался первым, весело махал снизу рукой и ждал, когда из цветной трубы вылетит биомасса в ярком фиолетовом купальнике с розовыми разводами и шумно плюхнется в бассейн, подняв множество брызг вокруг. Громко хохотал вместе с ней, когда она выныривала из воды, фыркая как выдра и смахивая капли с лица. Что не мешало волосам мелко завиваться, а ресницам воинственно торчать слипшимися треугольниками.

Они обошли всё. Заглянули в каждый уголок — от джакузи до ресторанов, споря о том, где будут обедать. Но сейчас было не до еды. Ей доводилось бывать в аквапарках, в отличие от него. В разных местах, кроме дома. И потому теперь с воодушевлением они открывали интересное вместе. Она болела за него в футбольном матче. Он послушно бродил за ней в террариуме.

Приблизительно через пару часов безостановочного движения была обнаружена оптимальная зона. Ксению носило в быстрой реке, Глеб валялся в шезлонге. И смотрел на нее, иногда отлучаясь покурить — благо, зона для курения была рядом. В который раз задавал себе вопрос: а что, собственно, происходит? С ним — что? А с ней? И тут же отгонял эти вопросы прочь, потому что давно научился игнорировать то, на что ответов не существует.

Он позволил себе расслабиться, вытянув перед собой ноги и… любуясь девушкой, которая вдруг обнаружилась в соседке со второго этажа. У нее были потрясающие ноги — длинные, изящной формы, видно, что тренированные. Купальник закрытый, но он давал место фантазии, а та разбуянилась не на шутку, и Глеб посмеивался над самим собой: тоже еще мальчишка выискался. А ведь он и правда ни разу не видел ее голой — совсем голой.

Это были чертовски сложные недели — как всегда на праздники. И тем они были сложнее, что без Ксении он не знал, куда себя приткнуть. Вероятно, у нее тоже из-за чертовых холидэйсов с графиком творилась какая-то кутерьма. Хотя, возможно, он ничего не заметил за своими адовыми буднями? Народ разбрелся по отпускам. И он медленно шизел на работе, теперь отдуваясь сутками в двое. Или это уже высокая скорость ошизевания?

Идея с аквапарком треснула ему в голову за пару дней до этого. Звонил Тимур, предлагал встретиться, пообщаться. Время от времени он объявлялся — не как бывший коллега, а как друг. Парамонов же, как и в другие разы, когда предлагали, отказался. Так это было странно — впустить в свою жизнь Петруся на старой Таврии и с минивэном скорой. И вышвырнуть всех, кто напоминал ему о прошлом, и кто промолчал тогда, когда ему нужно было помочь.

В тот вечер, обхватив голову над чертовым телефоном после идиотского звонка, он думал о том, почему так случилось. Как так могло случиться, что те, с кем он работал, общался, дружил, бухал, консультировался и кого консультировал сам — как они все могли в один момент смолчать? Да, он написал то чертово заявление по собственному, косвенно признавая вину. Но они — они поверили в то, что он виноват?