Уход на второй круг

25

Дождило почти каждый день. От по-осеннему однообразной мороси, окрашивающей все вокруг в серый заунывный цвет, до ливней, когда тротуары превращались в русла рек. Словно этажом выше прохудился водопровод, и теперь заливало землю. Нередкими были грозы, с оглушающим хрустом разламывающие небо. И никто не мог ничего исправить.

Все и везде рано или поздно любой разговор сводили к погоде, и только Ксению Басаргину погода заботила лишь в качестве данных метеосводок, которые она получала перед каждым вылетом.

Как знать, возможно, она иначе относилась бы к стихии, если бы дождем можно было смыть многие дни — из памяти и из настоящего. Но приходилось вычеркивать самостоятельно.

Со всем свойственным ей упрямством Ксения продолжала делать шаг за шагом, попутно кромсая собственную жизнь до неузнаваемости. Ее преследовал страх, почти животный, что не справится. Трещины панциря, так долго защищавшего ее, неумолимо разрастались — знала, чувствовала, и тело саднило от просачивающейся сквозь них жизни. А она все еще сопротивлялась, латала дыры и залечивала раны.

Сменила номер телефона, сменила квартиру. С квартирой повезло — в первую же неделю сняла недалеко от аэропорта, что позволило поставить машину в гараж и начать пользоваться службой такси. В ее существовании вне работы таксисты оказались единственными живыми людьми, с которыми она общалась. Все остальное вымарала. Как мало времени, оказывается, нужно, чтобы избавиться от спортзала и института, спрятаться от родителей и брата. Не думать о приближающемся дне рождения, не ездить на воскресные обеды. Не хотела объяснять, отвечать на вопросы. Что она могла ответить им, если не знала, что ответить себе?

Два года назад ей сказали, что виноват врач. Врачебная ошибка. Кто не слышал о подобном? Но она и подумать никогда не могла, что однажды это коснется ее. Коснется так, что обратного хода уже не будет. Не будет человека, который еще вчера говорил тебе что-то простое, но важное, человека, без которого не мыслишь собственной жизни.

А потом оказывается, что продолжаешь жить, несмотря на потери. День за днем, шаг за шагом. И медленно, незаметно предаешь собственное прошлое. И собственное так и не наступившее будущее.

И однажды вдруг оказывается, что врач, который должен был сделать всё и даже больше, который не спас… тот самый врач, который отобрал будущее…

… оказывается тем самым, кто рядом.

И что с этим делать, что делать с собой, с Глебом — она не знала.

Единственной объективной реальностью, необходимостью оставалась работа. Жесткий график рейсов удерживал у края черной пропасти, в которую она снова заглянула. Упадешь — не выкарабкаешься. Не будет желания, не хватит сил. Их уже хватало лишь на то, чтобы заставить себя подняться с кровати, добраться до аэропорта и сосредоточиться — хотя бы на время полета выбросить из головы все, что не связано с небом. А кроме неба у нее ничего больше не осталось.

Впрочем, у родственников было иное мнение на этот счет. Что они ей и доказали ранним субботним утром в самом конце июля, дружно ввалившись в маленькую прихожую ее нового жилища, наполнив его гомоном, разноцветными букетами и запахом дождя.

— Что ж вам не спится? — уныло пробормотала Ксения, куклой трепыхаясь в их поочередных объятиях.

— С днем рождения, Ксюха! — выкрикнул Дэн, выхватывая откуда-то из сумки футбольную дудку, и принялся дуть в нее изо всех сил.

— Денис! — взвизгнула от неожиданности мать.

— Феерично, — совсем мрачно отозвалась сестра. — Че еще приволок?

— Их, — он ткнул пальцем в родителей. — И подарок!

— Ксюшенька, дорогая, ну мы же соскучились! Не сердись, но твой день рождения — это и наш праздник! — авторитетно заявила мать.

— И поскольку ты вряд ли готовилась, она вчера весь день проторчала на кухне! — возмутился отец, перенося через порог увесистые, судя по виду, сумки.

— Совсем не готовилась, — согласно кивнула Ксения и потерла глаза.

— Есть предложение. Давайте вы попразднуете на кухне, а я еще посплю, а?

— Плохое предложение снимается автоматически, — сообщил Дэн и вручил ей коробку — обыкновенную, большую, из «БытТехники». С ярким изображением набора для фондю из тринадцати предметов.

— Можно испробовать прямо сейчас. Сыр точно был.

— Иди и пробуй! — Ксения вручила коробку обратно брату. — С соблюдением правил пожарной безопасности.

— Умная?

— Денис! — рассердилась Маргарита Николаевна и тут же переключилась на дочь: — Так, все, показывай, как устроилась на новом месте!

— Смотрите, — Басаргина-младшая развела руками и потопала в комнату.

— Ты одна здесь?

— Кота еще не завела, — буркнула она.

— Ксения! — уже хором выкрикнули и отец, и мать.

Но на этот раз быстро сработал Дэн.

— Так, дайте доспать человеку, потом поговорим. Ма, все разогреть надо, разложить. Час тебя беспокоить точно не будем! — обернулся он к сестре.

— Спасибо тебе, добрый молодец, — в пояс поклонилась она и, не сдержавшись, зыркнула недобро. — За все!

Хоть и помирилась с Денисом, а нет-нет, да и прорывалась обида. Знал. Не сказал. Не он виноват, что она увлеклась. Но из-за его молчания она умиротворенной дурочкой блуждала по магазинам. Подарки покупала, идиотка! Те подарки уже через сутки оказались в ближайшем мусорном баке, а она — на даче Басаргиных, где даже ближайшим родственникам не пришла бы в голову идея ее искать.

С такими мыслями Ксения лежала в постели — без сна и с тяжелой головой. До нее доносились отголоски звуков с кухни. Денис с отцом басили, мать добавляла в их дуэт звонкие ноты. Но звучал ансамбль определенно минорно.

Ксения зло повернулась набок и накрылась с головой. Никто не хочет понять самого главного: ей нужно, крайне нужно, чтобы ее все оставили в покое. Неужели это так сложно?!

Тонкая ткань простыни не спасала от настойчивой какофонии. Пришлось зло выдохнуть и подняться. Она демонстративно прошлепала в душ, долго там плескалась, потом так же отстраненно продефилировала обратно в комнату.

К родственникам явилась ровно на сорок пять минут позже отведенного ей Денисом часа. В старой вылинявшей футболке, таких же древних шортах и с небрежно завязанными волосами.

— Медаль вам за терпение, — усмехнулась она, стащила со стола кусок колбасы и устроилась на подоконнике. — Вишневку захватили?

— Еще бы не захватили! — возмутилась Маргарита Николаевна и кивнула на отца: — У человека в голове программа встроена по вишневке!

— Злая, злая Ксюха! — фыркнул брат, оказавшись возле нее и протягивая вилку для фондю с комком, пахнущим сыром, мускатом и черт знает чем еще. — Проба!

— А сам пробовал? — недоверчиво глянула она на него. — Первые куски — детям!

— Мне яд не страшен, — Ксения забрала у него вилку и сунула хлеб в рот. Хороший повод помолчать, пережевывая положенные тридцать три раза. Но родителей унять было сложно. Кажется, они явились со вполне определенной миссией и уходить без ее выполнения не намеревались. И сходу совсем не представлялось возможным понять, кем сейчас работает Дэн — щитом, защищающим ее, или лампой, направляемой в глаза при допросе. Но в любом случае ничто не могло остановить отца с его очень важным вопросом, заданным самым беззаботным тоном, не предвещавшим ничего плохого и предназначенным усыпить бдительность. Но, тем не менее, в лоб.

— Ты вечером никуда не собираешься? С друзьями, с коллективом?

Ксения дожевала, кинула быстрый взгляд на мать — понять, откуда ветер дует — и сообщила:

— С моим коллективом мне скучно, а друзей у меня нет. И ты, папа, об этом прекрасно осведомлен.

— Не только осведомлен. Меня это удручает.

— Па, ну вообще-то она со времен подштанников за мной таскалась. Я ей — подружка! — молвил Дэн и усмехнулся. Ясно — щит!

— То есть это мы недоглядели? — возмутился Виктор Антонович.

— А кто просил присмотреть за сестрой?

— Мужчины, хватит! — рассердилась Маргарита Николаевна. — Тут у нас день рождения был с утра! Ксюша, вкусно?

— Вкусно, мама.

— Динька сказал, что это хороший подарок. Мы только скидывались, он выбирал. Ну или кто-то по его заданию.

— Ма! — мысль о том, что он разбирается в кухонной бытовой технике, была недопустима. Потому, вероятно, дело в бабе. Вернее, в ее наличии. А эта мысль была недопустима тем паче!

— Нам теперь к тебе далеко ездить! — тут же переключилась Маргарита Николаевна на другое.

— А мне близко на работу, — отозвалась Ксения, глядя в окно. Снова шел дождь, шуршал по подоконнику, и она скорее слушала его, чем родителей и брата.

Мать завозилась у стола, расставляя тарелки и приборы. И раскладывая еду. Отец уныло разливал по бокалам вишневку, периодически косясь на фондюшницу. Денис так и стоял возле Ксении, будто бы охранял ее еще и физически от поползновений. Проблема была в том, что хрен ее охранишь сейчас. Потому что в родителях бурлило. Бурлило так, как в потоках воды, несущихся к стокам на дорогах. Немного позже, уже за обедом, среди прочей болтовни, касавшейся скорого отъезда четы Басаргиных-старших на моря, Денискиного разгульного образа жизни и нестабильности валютного курса, мать, в конце концов, не выдержала, приняв эстафету у отца:

— А с твоим отпуском что, Ксюш? Говорила, на день рождения хочешь…

— Перехотела, — Ксения откинулась на спинку стула, скрестила на груди руки и окинула бесстрастным взглядом присутствующих. — Начинайте. Я же понимаю, зачем вы пришли.

— Поздравить пришли! — почти хором заявили оба родителя. И только Дэн невесело усмехнулся.

— Спасибо. Я тронута. Но это же не всё?

— Не всё! Мы не могли позволить тебе киснуть сегодня в одиночестве! — с достоинством ответила мать.

— А чем сегодня отличается от вчера или завтра, позволь узнать, — мрачно улыбнулась Ксения.

— Сегодня праздник! Ты говорила про отпуск, про Глеба, про планы! А сама сбежала!

— А я люблю одиночество. Без праздников и всего остального. Я же не заставляю вас жить так же, но, пожалуйста, не мешайте мне.

— Черта с два ты любишь одиночество! — неожиданно взорвался отец, подняв голову от бокала и наградив ее тяжелым взглядом: — Что он тебе сделал?

— Кто? — ошалела Ксения.

— Врач твой! Что он сделал, что ты пятками засверкала?

— Витя!

— Молчи, Рита!

— Ничего он не сделал! — одновременно с ними рявкнула и Ксения. — Это вы себе что-то придумали. То, чего быть не могло!

— Чего у тебя не могло быть? Вот чего? Любви? Семьи? Детей? Жизни? Ты трусиха, Ксения! Я никогда не думал, что воспитал трусиху, но ты трусиха!

Ксения долго смотрела на отца, потом на мать, брата, медленно вдыхала воздух, проталкивая ком, перекрывавший горло. Пока, наконец, негромко не сказала:

— Я не считаю, что смелость характеризуется количеством мужей и наличием детей.

— Смелость характеризуется способностью принимать решения, а не прятаться от них! Думаешь, побегом что-то решила? Ты спряталась!

— Па, может, хватит? — возмутился ошалело наблюдавший за ними Денис. Вину чувствовал или правда считал, что отец перегнул палку?

— В моем списке первым и ключевым пунктом была любовь! — продолжал бушевать отец, не обращая на сына внимания. — Ты от нее сбежала. Потому повторяю вопрос: что он сделал, Ксения, что ты сбежала?