Семья волшебников. Том 1

– Предательство! – ахнул Хальтрекарок.

Его настроение резко упало. До этого упоенный аплодисментами, вознесенный до небес ликованием толпы, он мгновенно стал мрачнее тучи, и лишь присутствие трех других демолордов удержало его от некрасивой сцены.

Он сохранил лицо. На одно мгновение всего прекрасное лицо исказилось, а потом в глазах отразилось равнодушие, и Хальтрекарок бросил из-под нижней губы:

– А мне все равно, дело былое. Как она там поживает со своим смертным? Сводит концы с концами, бедняжка? Совнар, заглянешь к ней вновь, принеси ей что-нибудь поесть. Кажется, на поварне остались вчерашние сэндвичи.

– Она не голодает, мой господин, – мурлыкнул бухгалтер. – Она успела завести свой гхьет, хотя и совсем маленький. Живет среди смертных, смертных рожает… прямо сейчас, вообще-то.

– Да ну? – оживился Фурундарок. – У меня что, новый племянник?

– Она не от меня рожает, маленький милый глупыш, – напомнил Хальтрекарок.

– А я, пожалуй, взгляну на новорожденного, – вдруг сказал Янгфанхофен.

– Что?! – почти с отвращением бросил Хальтрекарок. – Зачем?!

– А я с ней тоже не ругался. Живет там одна, среди смертных. В Паргорон нос сунуть не может, в «Соелу» не заходит. А тут хоть какой-то повод для радости… заодно навещу моего друга Майно. Решено, я пошел. Совнар… а где Совнар?..

Янгфанхофен с удовольствием закончил свою мини-байку, опрокинул еще бокал коньяку и закусил маринованным грибочком. Судя по недовольной, но не возмущенной роже Фурундарока, изложил он в целом все верно.

– Так, подожди, – заговорил Дегатти, невольно вспомнивший свои посиделки в «Соелу». – Концовка как-то резко обрывается. Не раскрыто, что тут делает Асмодей.

– Он со мной, – повторил Фурундарок.

– Зачем?! – повторила Лахджа.

– Я звал Хальтрекарока, – терпеливо объяснил Фурундарок. – Но он почему-то отказался. Я его в гости приглашаю, а он меня нахер посылает. Говно у меня, а не брат. А этот там рядом терся. И сразу напросился.

Асмодей загыгыкал. Он явно что-то задумал. Что-то недоброе. Что-то позорное, паскудное, гадливое. Лахджа успела неплохо изучить его и знала, насколько он обожает испанский стыд.

– И ты его взял с собой?! – зашипела она.

– Ну да, – пожал плечами Фурундарок. – Он же не ко мне, а к вам. К себе бы я его не впустил.

– Отлично просто. Спасибо, Фурундарок.

– Не за что. Обращайся.

– А Хальтрекарока ты зачем вообще звал?

– Ну а кто, если не я? – осклабился Фурундарок. – Я же его брат. Старший. Я его позвал, чтобы он посмотрел, как ты тут счастлива. Без него. Чтобы он наконец понял, что подлинное счастье женщины – это быть подальше от него.

– Даже и не поспоришь, – невольно рассмеялась Лахджа.

– Я хотел, чтобы он порадовался, – ухмыльнулся Фурундарок.

– Порадовался?..

– Ну порадовался, позлился… какая разница?

Янгфанхофен тем временем сюсюкал с маленькой Вероникой. Вот ему Лахджа доверила дочь без особого страха – он, конечно, демолорд, но совершенно не того типа, что приходят в гости, чтобы жрать младенцев.

Он Паргоронский Корчмарь. Хлебосольный хозяин, рассказчик увлекательных историй… иногда кровожадный мясник во главе легионов. Но это не основной его род занятий, и уж конечно не призывает к тому, чтобы он обижал детей.

Гохерримы просто не такие демоны. Во время налетов они, конечно, убивают и младенцев, но… но сейчас-то не налет. Сейчас-то он в гостях.

Как-то слишком долго и тревожно она об этом думает, ладно.

– О, какая маленькая симпатяга… – умилялся Янгфанхофен, качая колыбельку. – А носик-то почти бушукский… колдунья будет!

– Да что вы все заладили? – пробурчала Лахджа, невольно щупая свой нос. – Хорошенькая девчонка, нормальный у нее нос.

Правда, в кого у нее такой шнобель? Может, израстется еще?

Да, точно. Послеродовой отек. На место потом встанет.

Незваные гости чувствовали себя все раскованней. Они явно не собирались вручить маленькой Веронике дары волхвов и откланяться. Им, кажется, стало интересно, как это высшая демоница живет среди смертных.

Фурундарок уже по-хозяйски сунул нос в холодильный сундук и опорожнял все крынки с кисломолочными продуктами. Их полно накопилось – когда Лахджа сердилась или расстраивалась, то непроизвольно ускоряла вокруг себя энтропию, а молоко к этому особенно чувствительно.

– Эй, это на блины!.. – робко запротестовала демоница, видя, как опустошаются ее полугодовые запасы.

– Поздно! – швырнул последнюю крынку в свой анклав Фурундарок. – М-м, настоящее… Еще что-нибудь есть?..

Его пищевые вкусы отличались затейливостью даже по меркам гхьетшедариев. Он швырнул в бездонную пасть бутылку уксуса, опрокинул мусорное ведро… и само ведро тоже сожрал. Енот взирал на это стоически, поскольку енота демолорд съест с такой же легкостью.

По крайней мере, если не считать некоторого самоуправства, вреда незваные гости не причиняли. Пьяные демолорды вели себя добродушно, и Лахджа сама пригласила их угощаться всем, чем пожелают. Втайне она все-таки надеялась, что они чем-нибудь одарят новорожденную. И желательно не пожеланием уколоть пальчик веретеном, а чем-нибудь хорошим.

Конечно, особенно ее напрягал Асмодей. Фурундарок просто явился побесить брата. Янгфанхофен, кажется, из праздного любопытства. Он с Лахджой всегда был в хороших отношениях, да и Майно, как оказалось, тоже знал. Сейчас они вполне по-дружески курят на веранде.

А вот Асмодей… он, вообще-то, самый сильный из этой троицы. И его мотивы абсолютно неясны. Вероникой он, слава Древнейшему, абсолютно не заинтересовался, на Майно даже не взглянул, и Астрид ему тоже неинтересна… снова слава Древнейшему.

Значит…

И тут Асмодей бухнулся перед Лахджой на одно колено. В жирной ручище появился букет роз, поросячьи глазки хитро заблестели, и он театрально провозгласил:

– И вот опять!.. ты снова замужем!.. Теперь уже за другим!.. За презренным смертным! Весь мир против нашей с тобой любви! Весь мир пытается нас разлучить!

Лахджа опешила. Она таращилась на Асмодея, патетически потрясающего рукой, и не могла оторвать глаз от болтающейся складки.

Пальцы Князя Тьмы тряслись, как вареные сардельки…

– Весь мир!.. – повторил он. – Весь мир против нас!..

– Да, и я часть этого мира… – попыталась отстраниться Лахджа.

Услышавший ее панику муж явился в столовую, что-то сжимая в кошеле. Лахджа знала, что у него там припрятана какая-то приблуда… он всегда держал в уме, что однажды к ним может явиться Хальтрекарок и сказать что-нибудь типа: я тебя простил, сейчас я убью твоего мужа и детей, и мы начнем все заново.

Но Лахджа понятия не имела, что там Майно прячет, и опасалась, что этого будет недостаточно. Все-таки одолеть или хотя бы изгнать демолорда – задача… нетривиальная, скажем так.

А Асмодей упивался моментом. Полностью войдя в образ, он каким-то образом оказался между супругами Дегатти, панибратски обхватил обоих за плечи и спросил:

– А ты его искренне любишь? Хотя наверняка искренне. Это же презренный смертный, с ними не бывают ради выгоды. Ну все, ты сама подставилась.

– Боже, нет…

– Я просто хочу напомнить, что я могу разорвать эту твою связь с волшебником, – добродушно сказал Князь Тьмы. – Я достаточно могущественен для этого. И ты станешь свободна. Свободна, чтобы стать моей.

– А какой смысл в такой свободе, если я буду принадлежать тебе? Почему мне никто не предлагает свободу, при которой я принадлежала бы себе?

– Лахджа, но как же все, что между нами было? – с укором спросил Асмодей. – Как же наша любовь? Ведь до того, как ты встретила его, этого жалкого человечка, презренного колдуна, даже не христианина… разве ты забыла те слова, что шептала мне при луне?

Лицо Майно исказилось.

С ним?!

Ты что, ему ВЕРИШЬ?!

Нет, но…

Да, да, смертный! Мы любили друг друга! Она и сейчас меня любит! Она меня хочет!

Уйди из наших мыслей!!!

Лахджа и Майно пытались отпихнуть Асмодея, выбросить его из своей фамиллиарной сети, но будто вляпались в клейкое тесто. Он проник в их головы, пронизал там все жирной слизью и нашептывал всякие скабрезности.

– Он врет!!! – наконец не выдержала Лахджа. – Не было ничего!

– А, ты ему не говорила?.. – сделал изумленное лицо Асмодей. – Да, смертный, я лгу! Я лгу, чтобы ее защитить!

– Я даже не буду спрашивать, от чего!

– И не надо, Лахджа. И не надо.

– Асмодей, ты бредишь, что ли?! – наконец разозлилась Лахджа. – Ты пьяный?! Фурундарок, зачем ты привел ко мне домой пьяного старого жиробаса?!

– А кто, если не я? – откликнулся Фурундарок.

Они с Янгфанхофеном от души наслаждались сценой. Фурундарок откровенно потешался. Сегодня он кому-то поднасрал, так что день прожит не зря.

А Дегатти с горечью понял, что один из самых счастливых дней его жизни полностью испорчен демонами. Закромочные твари явились посмеяться над ним. Опорочить, опошлить светлый праздник рождения жизни.

И Янгфанхофен наверняка об этом всем растрезвонит. Вон как гогочет.

Придется раскошелиться на действительно убойный круг защиты, чтобы больше такое не повторялось. Возможно… о Кто-То-Там… возможно, придется просить о помощи Инкадатти… нет, кого угодно, только не его. Уж лучше к мэтресс Чу воззвать, объяснить ей все.

Если они это переживут. Демоны могут посчитать смешным убить всю семью прямо сейчас и принести их головы Хальтрекароку.

Утешить друга. Поднять ему, так сказать, настроение.

– Ладно тебе, Асмодей, окстись, – добродушно сказал Янгфанхофен, разливая всем чай. – Мы все повеселились, ну и довольно…

– Никак не могу перестать смеяться… – утер веко Асмодей. – Ой, не могу… аж на слезу прошибло.

Лахджа положила ему руку на плечо и проникновенно сказала:

– Это в тебе маленький забитый огрызок ангела плачет от осознания того, каким ты стал. Ты заслуживаешь лучшего. Полюби себя. Бросай пить. В Хельсинки есть хороший нарколог. В Валестре – хороший психозритель.

Лахджа, зачем ты продолжаешь с ним говорить?! Это же Князь Тьмы, он нас убьет!

Поверь, ему необходимо подыгрывать. Иначе он решит, что мы какие-то скучные, и заставит нас плясать на углях.

Но…

Он не любит раболепия, его веселит дерзость. Ему так интереснее. Главное – не переборщить, а то он один раз меня чуть не убил.

– Да, я люблю, когда мне дерзят, – ухмыльнулся Асмодей. – И в твоих силах, Лахджа, найти во мне этого ангела и вытащить наружу.

– Это зависит от того, насколько давно ты его сожрал, – неожиданно сказал Дегатти.

Асмодей удивленно посмотрел на него, а потом залился смехом. Он оценил шутку.

– А ты мне нравишься, – снисходительно сказал он. – Понятно, почему ты смог составить мне конкуренцию, пусть и слабую. Ненадолго, но сумел запудрить бедняжке мозги.

– Прямо сейчас конкуренцию тебе легко составит даже хряк с фермы, – фыркнула Лахджа. – Но я в тебя верю. Однажды ты устыдишься своего поведения, подобреешь, займешься фитнесом и снова станешь мускулистым красавчиком с белыми крылышками. И всем будешь говорить: все благодаря Лахдже и ее шуткам. Она заставила меня посмотреть на себя с другого ракурса, помогла мне! Слава Лахдже!