Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

На этом фоне, согласно сообщениям советской разведки, с середины 1934 г. заметно активизировалась деятельность атамана Семенова, вероятно, побуждаемого к выступлению в качестве руководителя объединительного процесса в эмигрантской среде японцами. По сведениям, полученным членами БРП из семеновского окружения, атаман в июне 1934 г. выезжал по вызову из Дайрена, в окрестностях которого жил постоянно, в Синьцзин, где якобы подписал с японцами договор о совместной вооруженной борьбе против большевиков [HIA. Larin Papers, box. 1, f. 1.10]. Являлось ли это сознательным решением Семенова или нет, не известно, но настоящего выбора у атамана, политического заложника японцев, не было[564].

В Дайрене при Семенове был создан специальный штаб, в котором, согласно сведениям советской разведки, постоянно работали 11 японских офицеров-генштабистов. Начальником семеновского штаба являлся бывший соратник атамана, прибывший из Шанхая, генерал-майор А. И. Тирбах[565]. Представителем Семенова в Харбине был назначен генерал Власьевский. В декабре 1934 г. Тирбах выезжал в Харбин, где провел совещание с представителями всех казачьих организаций, предлагая им объединиться вокруг атамана Семенова, поскольку настало время действовать [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 478, 479].

В декабре 1934 г. в Харбине был учрежден общеэмигрантский представительский административный орган — Бюро по делам русских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ), в руководство подразделений которого вошли многие из членов Русского Национального Объединения Борьбы за Правду. Едва ли не единственным «новым» человеком в руководстве БРЭМ был его начальник — генерал В. В. Рычков. Создание Бюро непосредственно направлялось и курировалось харбинской военной миссией. Особенно большая заслуга в этом принадлежала одному из специалистов по «русским делам» — майору Акикусе Сюну[566].

Утверждение БРЭМ не обошлось без трений, вызванных кандидатурой атамана Семенова на пост главы русской эмиграции в Маньчжоу-го. Семенов был креатурой штаба Квантунской армии[567]. Против кандидатуры атамана на пост главы русской эмиграции высказалось большинство эмигрантских организаций, включая РОВС, КИАФ, ВМС, ВКС, и отдельных эмигрантских деятелей. Антисеменовскую кампанию поддержали полковник Андо Риндзо, начальник харбинской ЯВМ, и Одзава. Однако штаб Квантунской армии настоял на своем, запретив японским организациям в Маньчжоу-го вести работу против Семенова и выступать против создаваемого Русского Бюро [Там же, с. 476, 477].

Организация БРЭМ положила конец еще действовавшим в бывшей полосе отчуждения Русским национальным общинам Дальневосточного объединения эмиграции. В январе 1935 г. было открыто первое территориальное отделение Бюро на ст. Пограничная, начальником которого стал поручик Б. Н. Шепунов. Отделение контролировало район КВЖД от ст. Пограничная до ст. Ханьдаохэцзы, уезды Дуннин, Лишучжэнь, Мишань и Хулин [АВПРФ, ф. 100 б4, оп. 2, п. 12, д. 17, л. 84], имевшие особое значение для ведения разведывательной работы в отношении СССР. Вслед за Пограниченским отделением БРЭМ стали создаваться и другие.

Консолидация русской эмиграции в Маньчжоу-го и громкие обещания, которые давала новая эмигрантская администрация по трудоустройству русских (в условиях продажи своих прав на КВЖД советской стороной) и созданию условий для будущего освобождения России, привлекли внимание многих бывших русских военных, проживавших в других районах Китая. Как отмечалось в шанхайских газетах в январе 1935 г., в Северную Маньчжурию едет много белогвардейцев из Шанхая, Тяньцзина, Циндао, «они имею тощие кошельки, но зато прониклись большими надеждами на будущее, после того, как красные уйдут из Маньчжурии».

Многие эмигранты отказались регистрироваться в прояпонской организации, критикуя руководящий состав Бюро, якобы подобранный по указанию майора Акикусы из доверенных людей и оказавшийся, по словам противников Бюро, настоящим зверинцем[568]. Здесь и в самом деле нашли себе место многие из тех, кого мы отнесли к категории «шкурников». Японские власти восприняли критику БРЭМ как неподчинение[569] и руками «нового руководства» эмиграции начали борьбу с «раскольниками». Напрасно Вержбицкий заявил о признании Бюро и официально зарегистрировался в нем, для РОВСа и других военных организаций в Маньчжоу-го наступили тяжелые времена.

В апреле 1935 г. в одном из писем к генералу Миллеру Дитерихс отмечал, что в связи с приходом к власти в Японии партии молодой армии ситуация определилась окончательно — «всякие наши национальные вожделения японцев не интересуют, а к идее возрождения Великой Национальной России они относятся совершенно враждебно». В качестве помощников в среде эмиграции в Маньчжоу-го японцы «вербуют те подонки русской эмиграции, которые составляли некогда окружение атамана Семенова в Чите. Семеновцы, конечно, спешат использовать расположение японских младоросов и развели по всему миру неистовую пропаганду: о приглашении переселенцев, о капиталах, хранимых японцами для Семенова, о возглавлении им Р. В. О. Союза на Дальнем Востоке и о предстоящем формировании армии… Из Семеновских ставленников японцы создали по всему Маньчжуго русские эмигрантские комитеты… В частности, положение Маньчжугоуского отделения моего Отдела вскоре станет очень тяжелым, т. к. даже для Вержбицкого, при всем его умении лавировать, настанет предел компромиссов» [MRC, box 3, f. Дитерихс — Миллер]. Дитерихс оказался совершенно прав.

Летом 1935 г. в Харбине был образован Дальневосточный союз военных (ДВСВ)[570], в котором в обязательном порядке подлежали регистрации все бывшие русские военнослужащие. Формально ДВСВ являлся 7-м отделом БРЭМ. Возглавил союз в августе 1935 г. «беглый кирилловец» генерал Кислицин. 15 августа началась регистрация русских военных в ДВСВ. Этому предшествовало обращение генерала Кислицина к военной эмиграции, размещенное в газете «Гунбао». Генерал заявил: «В этой эмигрантской массе, как бы, растворились мы, военные. Между тем наши задачи, наши стремления отличаются от остальной эмиграции: обязанные присягой особому служению своей Родине, мы всегда должны быть готовы по первому зову нашего единого Дальневосточного Вождя к активной борьбе с поработителями России и растлителями русского народа. НЕ ОБЪЕДИНИВШИСЬ, МЫ НИЧЕГО НЕ ДОСТИГНЕМ! … Приближаются грозные сроки, мы стоим на грани величайших событий и в эти дни надо забыть партийные раздоры, распри и помнить, что мы, русские, только своими руками должны ковать свое счастье» [АВПРФ, ф. 100 б4, оп. 2, п. 12, д. 17, л. 31]. Все русское казачье население Маньчжоу-го должно было войти в состав семеновского Союза казаков, возглавляемого генералом Бакшеевым. После этого оставалось только запретить или добиться самороспуска других организаций, объединявших бывших военных.

По сведениям эмигрантских источников, в июне 1935 г. в Харбинском отделении РОВС назрел раскол. Один из видных членов отделения Георгиевский кавалер, бывший гвардеец, генерал-майор Б. А. Шулькевич прямо заявил, что «довольно Союзу сидеть на двух стульях, нужно выбирать останутся они с Францией, продавшейся Советскому Союзу, или с Императорской Ниппон, нашей союзницей в борьбе с Красным Интернационалом». Часть членов отделения поддержали позицию Шулькевича [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 7558, л. 5].

Летом 1935 г. в Харбине начались первые аресты и высылки неугодных японцам и БРЭМу политических активистов эмиграции. 15 августа в Харбине были арестованы семь видных эмигрантских деятелей, в том числе генералы Акинтиевский и Сычев, и полковник Белоцерковский[571]. Их обвиняли в деятельности, направленной против Бюро и Маньчжоу-го, и предписывали после освобождения из-под стражи покинуть пределы государства до середины сентября [АВПРФ, ф. 100 б4, оп. 2, п. 12, д.17, л. 24]. Вслед за этим 20 августа был арестован, а затем выдворен из Маньчжоу-го начальник Харбинского округа КИАФ генерал Эглау. Как отмечалось в «Харбинском времени», генерал Эглау, «встав во главе Отделения освободительного Государева движения, как бы подчеркнул свою полную солидарность с тактикой младороссов, идущей вразрез не только с идеей легитимистского движения, но и с общей позицией в отношении коммунизма со стороны всей русской национально-мыслящей эмиграции. Эта позиция генерала Эглау и явилась причиной его ареста, а также обыска в канцелярии легитимистов» [Там же, л. 22]. Ходили слухи, что аресту Эглау поспособствовал генерал Кислицин [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 55 241, л. 28].

Аресты и высылка из пределов Маньчжоу-го видных военных руководителей являлись спланированным ударом по военным организациям неяпонской ориентации. В поддержку репрессированных выступила эмигрантская общественность Харбина. Начальник Японского отделения РОВС генерал Петров обратился с письмом к командующему Квантунской армии генералу Минами Дзиро с ходатайством провести по делу Сычева и Белоцерковского расследование, поскольку главной причиной этого инцидента стали «нетерпимость и партийность части ответственных руководителей Бюро, принадлежащей к фашистам и бывшим сотрудникам Атамана Семенова». Петров также указывал на появление в Харбине нового объединения бывших военных, создаваемого под руководством генералов Кислицина и Бакшеева, ближайших сотрудников атамана Семенова, как бы в противовес Обще-Воинскому Союзу. Петров не отрицал необходимости консолидации «всех военных в одну семью», но сомневался «в успехе дела при руководстве генерала Кислицина или Бакшеева по многим причинам персональным и по узкой их партийности» [HIA. Petrov Papers, box 1, f. 7].

Обращение русской общественности к властям не возымели своих действий, выдворенным из Маньчжоу-го офицерам пришлось искать пристанища в других китайских городах. В частности, генерал Эглау обосновался в Тяньцзине, остальные в Шанхае[572].

Вслед за первыми офицерами, высланными из Маньчжоу-го, вскоре последовали и другие. В конце 1935 г. из Маньчжурии были выдворены генералы Вержбицкий и Косьмин, вынужденные перебраться в Тяньцзин. Уезжая из Харбина, Вержбицкий оставил в качестве исполняющего обязанности начальника Харбинского отделения генерал-майора А. В. Зуева[573]. Формально объединение, также как и Военно-Монархический союз, продолжало существовать в Маньчжоу-го на протяжении 1936 г., хотя списки их членов были переданы в ДВСВ и осуществлялась их постепенная перерегистрация в этой организации. Остатки легитимистской организации просуществовали несколько дольше.

Изгнанный из Маньчжоу-го генерал Эглау назначил своим заместителем полковника Друри, не имевшего большой популярности среди легитимистов, и не сумевшего сохранить хотя бы видимость единства [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 55 241, л. 7]. Двумя наиболее крупными группами легитимистов в Харбине являлись группа подполковника Зорина, составленная в основном из ижевцев, и группа гвардии поручика (гвардии штабс-капитана производства Сен-Бриака) В. А. Клепцова. В 1936 г. Зорин обратился с письмом к в. кн. Кириллу Владимировичу, где подробно изложил все, что произошло в Маньчжурии. В Сен-Бриаке Зорина посчитали наиболее «твердым легитимистом» и назначили новым представителем Его Императорского Величества в Маньчжоу-го [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46 300, л. 218, 248, 249]. В своем полуподпольном состоянии легитимисты просуществовали до 1938 г.[574]