Дальневосточный тупик. Русская военная эмиграция в Китае (1920 — конец 1940-х годов)

Внутренние распри в среде русской военной эмиграции не устраивали японские круги, претендовавшие на руководство эмигрантской массой и осознававшие какую роль русские могут сыграть в становлении нового государства в Маньчжурии. В январском 1934 г. докладе полковника Комацубара, начальника харбинской ЯВМ, указывалось, что русское население играет очень важную роль в деле государственной обороны Маньчжоу-го и предупреждения революционной деятельности, является влиятельным рупором для заграничной пропаганды в отношении Маньчжоу-го и имеет заслуги в культурном и экономическом строительстве нового государства. Комацубара предлагал осуществление покровительственной политики в отношении белых русских, предполагавшей инициирование немедленного перехода эмигрантов в подданство Маньчжоу-го, использование их труда в разного рода учреждениях (полиция, охрана, таможни, налоговое ведомство, почта, транспорт и т. д.), в области горной промышленности, лесного хозяйства, строительства; выделение определенных участков обрабатываемой земли для крестьянского населения, предоставление возможности участвовать в культурном строительстве [Там же, с. 392–396].

В то же время в японских кругах, работавших в Маньчжоу-го в первые годы его существования, не было единства — различные группировки боролись за влияние, в том числе и на русскую эмиграцию[556]. В начале 1934 г. для упрочнений позиций фашистско-легитимистско-семеновского альянса, для установления с его стороны руководства эмигрантским сообществом в Маньчжоу-го и активизации антисоветской борьбы появилась идея создания нового объединения — русского отдела японской правонационалистической организации Дайнихон сейгидан (Союз справедливости Великой Японии), близкой по своему типу к организациям фашистского толка[557]. Скорее всего, свою роль здесь сыграли японские контакты Родзаевского. Одним из японских посредников в организации русского отдела Сейгидан был Курахаси Тосио, сотрудник Харбинского отдела ЮМЖД и генеральный секретарь Сейгидан. На страницах японского официоза «Харбинское время» Курахаси, обращаясь к русским эмигрантом с призывом к объединению, заявлял: «В лице Сейгидан русские получат искреннего друга. Этот друг желает взамен только одного, чтобы русские, наконец, объединились» [Харбинское время, 1934, 10 мая].

Легитимисты, хотя и были не в восторге от этой идеи, но согласились участвовать в создании объединения, надеясь, что благодаря своей численности и влиянию в эмигрантской среде сумеют обеспечить себе главную роль в руководстве эмиграцией и улучшить положение русских в Маньчжоу-го[558]. После размежевания в рядах РФП и ухода генерала Косьмина, а также дискредитации руководства Дальневосточного отдела РОВС и Дальневосточного объединения русской эмиграции легитимисты вознамерились утвердить себя в качестве руководящей силы объединенной эмиграции в Маньчжоу-го. Подтверждением этому могут служить мероприятия в феврале 1934 г. в связи с подготовкой коронации Пу И императором Маньчжурской империи (Маньчжу-Ди-го). В это время в Харбине был организован русский Распорядительный комитет, который подготовил поздравительный адрес Пу И. Готовили поздравительные адреса и отдельные эмигрантские организации. Но только генерал Кислицин лично отправился от лица легитимистов в Синьцзин, чтобы засвидетельствовать свое почтение Пу И и преподнести ему в дар художественное блюдо, украшенное российским государственным гербом и приветственной надписью к маньчжурскому императору [Русское слово, 1934, 28 февр.][559].

Первые шаги по созданию русского отдела Сейгидан при посредничестве Курахаси вызвали недовольство у конкурирующей группировки, связанной с Сейгидан и возглавляемой Одзавой. В сложившейся ситуации на стороне Одзавы был готов выступить полковник Комацубара, но из Токио последовало запрещение. Тогда Комацубара, желая сохранить контроль над ситуацией, поддержал организационный процесс.

В марте 1934 г. были учреждены структурные подразделения русского отдела Сейгидан (Русское Национальное Объединение Борьбы за Правду) и назначены их руководители. В центральный комитет Национального Объединения вошли девять человек во главе с председателем — генералом Кислициным и двумя вице-председателями — Родзаевским и генералом Бакшеевым. При ЦК были созданы несколько бюро и отделов. Организационное бюро: начальник — генерал Бабушкин (КИАФ), помощники — полковник И. И. Почекунин (ДВСК) и инженер А. П. Миллер. Агитационное бюро: начальник — Родзаевский, помощники — Н. П. Чистосердов (КИАФ) и И. М. Суриков. Идеологическое бюро: начальник — генерал Н. А. Лоншаков (ДВСК), помощники — корнет В. Г. Михайлов (КИАФ) и Кибардин (РФП). Плановое бюро: начальник — И. М. Суриков, помощник — подъесаул И. Ф. Коренев (ДВСК). Эмигрантское бюро: начальник — генерал Соболевский (КИАФ), помощники — генерал-майор К. М. Асламов (ДВСК) и В. В. Носач-Носков (РФП). Финансовое бюро: начальник — В. Н. Василенко (РФП), помощники — генерал Лоншаков и войсковой старшина С. Ф. Стариков (ДВСК). Дипломатическое бюро: начальник — полковник Н. Р. Грассе, помощник — Е. А. Насонов. Военный отдел: начальник — Генерального штаба полковник С. Ф. Корнилов (ДВСК), помощник — капитан С. И. Долов (РФП). Отдел военной подготовки: начальник — полковник С. И. Добровольский, помощники — полковники М. И. Ваулин (ДВСК) и Я. Я. Смирнов (близок к РФП). Отдел военных формирований: начальник — генерал В. Г. Осипов, помощники — генерал Асламов, капитан Зорин (КИАФ) и штаб-ротмистр К. В. Арсеньев (РФП). Разведывательный отдел: начальник — капитан Долов, помощник — есаул Я. М. Караулов. Контрразведывательный отдел: начальник — полковник Грассе, помощники — П. Р. Безденежных и Г. Г. Гаврилов [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46 300, л. 274 конв.; Русская военная эмиграция, т. 8, с. 402, 403].

Кроме того, предполагалось создать территориальные отделы Национального Объединения: Харбинский (начальник — Матковский), Западный (Новиков), Восточный (генерал-майор И. П. Олофинский), Мукденский с подотделом в Дайрене (Бородин), Тяньцзинский (есаул Пастухин) и Шанхайский (генерал Жуковский) [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 403, 404].

После организации Национального Объединения часть офицерского состава ДВСК во главе с генералом Бакшеевым объявила о своем вступлении в члены организации [ГАХК, ф. Р-829, оп. 1, д. 3]. Харбинское отделение РОВС отнеслось к появления нового объединения с осторожностью, но в то же время, стремясь выйти из изоляции, поддержало идею сотрудничества с легитимистами. По информации дальневосточного корреспондента журнала «Часовой», на празднике кавалеров ордена св. Георгия (май 1934 г.) в Харбине произошла встреча генералов Вержбицкого и Кислицина. На этой встрече якобы было объявлено об объединении РОВС и легитимистов. Как отмечал с большим воодушевлением корреспондент, «генералы Вержбицкий и Кислицын обмениваются троекратным поцелуем, открывающим новую эру во взаимоотношениях двух крупных русских эмигрантских организаций, сумевших, наконец, встать на путь взаимного сотрудничества» [Часовой, 1934, № 121, с. 29].

Проект Национального Объединения закончился провалом, организация так и не начала действовать[560]. Более того, Союз легитимистов подвергся удару со стороны японцев, действовавших как обычно руками русских. Наступление на легитимистов шло в рамках «объединительной» политики японцев в отношении русской эмиграции, стремления оторвать эмигрантские организации от европейских центров и очистить их от советских агентов. В эмигрантских кругах считали, что давление на легитимистов было связано прежде всего с вопросом о младороссах, которых японцы объявили чуть ли не большевиками.

В сентябре 1934 г. на ст. Пограничная и близлежащих населенных пунктах прошла целая серия арестов эмигрантов, подозреваемых в связях с советской стороной. Руководили арестами начальник полицейского пограничного отряда поручик Шепунов и его сотрудники (Вощило, Н. В. Рычков[561], В. Н. Мустафин, А. Дикарев и др., все — члены БРП), имевшие поддержку со стороны конкурировавшей с ЯВМ военной жандармерии Квантунской армии. Среди арестованных было много легитимистов: на копях МУТ — штабс-капитан А. А. Оленников, подполковник И. И. Семенов, казак-амурец Д. И. Коренев, охотники Ф. В. Старковский, Г. Ф. и И. Ф. Бочкаревы, Молодцов, на ст. Пограничная — казак-уссуриец С. М. Епифанов, подполковник И. М. Вечер-Щербов (или Щербович-Вечор)[562] и др. Арестованные подвергались избиениям и пыткам, в результате чего один из членов КИАФ — Мулакевич — скончался. Это было скрыто, а исчезновение Мулакевича объяснялось его бегством в СССР. В дальнейшем арестованные были отправлены в Харбин, где в ходе судебных разбирательств их оправдали и освободили [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 41 212, л. 20–22]. Шепунов и его команда тем не менее не получили никаких взысканий за применение насилия в отношении подозреваемых.

Противники легитимистов все, даже самые невероятные обвинения в их адрес принимали за чистую монету. Есаул Курочкин направил полученные им из полицейского дознания о «вредительстве на восточной линии СМЖД [с образованием Маньчжоу-го КВЖД стала именоваться Северо-Маньчжурская железная дорога — СМЖД]» показания Вечер-Щербова в Шанхай. При этом он отмечал, что в связи с начавшимися переменами на западной линии может появиться возможность «протолкнуть нашу братву, тогда дело пойдет конечно лучше, а пока там засилье легитимистов, т. е. тех же чекистов, как в деле Вечера-Щербова» [HIA. Larin Papers, box. 1, f. 1.10].

На западной линии КВЖД, как следует из эмигрантских агентурных источников, задание японцев по ослаблению легитимистов выполнял «генерал» Москалев [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 15 158, л. 13].

В сложившейся ситуации генерал Кислицин в конце 1934 г. почел за благо заявить о своем выходе из КИАФ. Вместе с ним Корпус покинули более 300 человек [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36 825, н/д, л. 29][563]. Представляется, что известить Сен-Бриак о своем решении Кислицин «позабыл» и постановление о лишении его полномочий представителя ЕИВ в. кн. Кирилла Владимировича в Маньчжоу-го было издано только в июле 1935 г., после получения Сен-Бриаком соответствующей информации. Осенью того же года на основании новых сведений о «предательской» деятельности Кислицина штаб-квартира лишила генерала всех чинов и наград [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 704]. Начальник штаба Кислицина генерал Сальников приказом ЕИВ также был уволен от службы в дисциплинарном порядке и исключен из списков КИАФ за измену с лишением полученных от Государя чинов и других наград. Кроме того, ярлык «изменника» получил и генерал Акинтиевский [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46 300, л. 228]. Новым руководителем существенно поредевшего Харбинского округа легитимистов стал генерал Эглау. Вокруг Эглау объединилось несколько групп легитимистов, возглавляемых полковником Балкашиным (около 100 человек), поручиком Михайловым (15 человек), капитаном Ивановым (около 50 человек), подполковником Зориным (70 человек) [АВПРФ, ф. 0100 б, оп. 5, п. 106, д. 27, л. 39]. Таким образом, общая численность легитимистов в Харбине не составляла и 300 человек.

Борьба с агентами ОГПУ коснулась не только легитимистов. В связях с советской разведкой обвинялись некоторые крупные предприниматели, например, Скидельские, бывшие семеновские и колчаковские офицеры, как капитан В. С. Малицкий, сотрудничавший в свое время с харбинскими газетами, штабс-капитан Я. М. Омельченко, бывший начальник русского охранного отряда на ст. Яблоня, Генерального штаба генерал-лейтенант И. В. Сурин, имевший советскую квитанцию и служивший в Экономическом бюро КВЖД и на Юридическом факультета [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 36 456, л. 21; Харбинское время, 1934], и др. Рост шпиономании не только провоцировался необходимостью объединения эмиграции, но и имел под собой вполне реальную основу. Советское руководство в преддверие продажи КВЖД не желало оставлять в Маньчжурии большое количество эмигрантов, которых могла использовать в своих интересах Япония, и потому было заинтересовано в расколе эмигрантской колонии, ее численном сокращении и морально-политическом разложении. Советские дипломаты в Харбине говорили о разумности «провести частичную и как бы условную амнистию для эмиграции» с целью возвращения эмигрантов на родину [АВПРФ, ф. 100 б, оп. 4, п. 102, д. 29, л. 34, 35].