Кощеевич и война

Глава десятая Поцелуй Смерти

— Я, конечно, дал вам добро на любые действия, но вам не кажется, что это уже чересчур? Ратибор прибьёт волчонка, и всё. Не будет никакого преемника. — Лис протянул чашу, чтобы Май налил ему выпить.

— Мы же при тебе всё это обсуждали, княже.

— Это когда я спал?

— Так нечего было спать на военном совете! — фыркнул советник. — Ты хоть помнишь, что посылал весточку Энхэ?

— Проклятье! — Лис понял, что солнце уже давно зашло, значит, встречу со своим соглядатаем в Диви он пропустил. — Май, но ты-то не забыл, надеюсь? Вы поговорили?

— Мы прямо сейчас разговариваем. Уже второй раз за день. — Советник кивнул на стол, на котором стояло волшебное навье зеркало — из тех, что могут показать и близкое, и далёкое.

Княжич глянул на диковинку, зыркнул на Весьмира, а после перевёл тяжёлый взгляд на Мая и прошипел:

— Хочешь сказать, этот дивий гад теперь знает нашего лазутчика в лицо?

— Не хочу тебя расстраивать, но я и без того знал. Давненько уже вычислил, что Яснозор не тот, за кого себя выдаёт. Понял и с кем общается, когда якобы на охоту ходит. Как, говоришь, его по-вашему величать? Энки?

— А чего ж тогда Ратибору не сдал, коли пронюхал? — Не дожидаясь ответа, Лис резко развернул к себе зеркало. — А ты почему молчал, что тебя раскрыли, негодяй ты этакий?!

— Дык Весьмир обещал, что никому не скажет. — Энхэ сперва ляпнул, не подумав, а потом, опомнившись, поклонился княжичу. — Не вели казнить!

— Не «дыкай» мне тут. Что за пакостные дивьи словечки?

— Виноват, привычка…

Лис навис над зеркалом, и Энхэ тотчас же отпрянул. «Боится» — эта мысль оказалась неожиданно приятной. Ладно враги, они и должны бояться. Но соратники? Неужели он становится похожим на Кощея? Княжич помотал головой, прогоняя пугающую мысль, и рявкнул:

— Докладывай! Что там у вас?

— Дык я и говорю… — Энхэ, опомнившись, закашлялся и тут же поправился. — Новости у нас, княжич, — закачаешься. Царица Голуба померла.

— Как это померла? — побледнел Весьмир.

— А вот. Говорят, оступилась, упала с лестницы и сломала шею лебяжью. Царь плачет-убивается, ставни велел позакрывать, чтобы света белого не видеть. Слухи разные ходят. Поговаривают даже, что навьи убийцы во дворец пробрались. Хотели царя убить, да царица подвернулась.

— Это же не ты сделал, надеюсь?

— Без приказа я бы не посмел.

— Хм… — Весьмир вскочил, прошёлся по шатру взад-вперёд, взъерошил свои мышиного цвета волосы. — Ратибор Голубу никогда не любил. Изменял ей направо и налево. Бывало, и поколачивал. Я много лет во дворце провёл — уж мне ли не знать. Яснозор, ты уверен, что ей не помогли упасть свои же?

— Того не ведаю. Сложно стало во дворец пробраться. Столица — моя вотчина, а в палатах нынче Мрак всем заправляет. Знаю только, что в последнее время царь с царицей часто ругались и спорили.

— О чём? — Лис покосился на Весьмира и бросил через плечо: — Сядь, неугомонный. Ишь, топает за спиной, с мысли сбивает…

Чародей, на удивление, послушался, даже зубоскалить не стал.

А Энхэ придвинулся ближе к зеркалу:

— Ходят слухи, что в своих ссорах они упоминали Индрик-зверя и какой-то подгорный лаз. Но я думал, что Индрик — это сказки.

— Не сказки… — вздохнул Весьмир. — Просто его в нашем мире давно не видывали. Ты уж будь добр, разузнай, что за дела у Ратибора с Индриком. Это может быть важно.

— А ты мне не указывай, дивья рожа! — оскалился Энхэ. — Вот княжич велит, тогда разузнаю. — И смущённо добавил: — Простите, давно хотел это сказать, а тут случай подходящий выдался. Обрыдло мне за столько лет дивьим людям в ножки кланяться…

— Всё правильно говоришь, — кивнул Лис. — Но про Индрика всё же разузнай. Не нравится мне это.

— Теперь без Голубы Ратибор ещё пуще лютовать начнёт. — Весьмир сокрушённо цокнул языком.

— Ой, можно подумать, она его сдерживала! — дёрнул плечом княжич. Он хорошо помнил царицу. Видел её, когда летал в Светелград в вороньем обличье. Тихая, с тонкими прозрачными руками, бледной кожей и с синевой под глазами — она производила впечатление несчастной, замученной женщины. Вряд ли Ратибор прислушивался хоть к единому её слову.

— Влияния она, конечно, не имела. Но порой, знаешь ли, достаточно и присутствия. Ратибор — сволочь, это всем понятно. Но даже самый отпетый злодей не сразу таковым становится. Не веришь? Когда-то даже папенька твой был дитём неразумным и пелёнки пачкал. Или, думаешь, он сразу негодяем уродился? Как бы не так. Злодей — он как бутон ядовитого цветка. Раскрывается постепенно, лепесток за лепестком. Смерть царицы может подтолкнуть Ратибора к самому краю. Нужно немедленно действовать, пока он не натворил ещё больших бед.

— Да ты никак поэтом решил заделаться? — усмехнулся Лис. — Ну и сравнения у тебя… скажешь тоже! В остальном — согласен. Моё чутьё подсказывает, что волчонку с таким папашей долго не протянуть. Кстати, а где он сейчас? Всё ещё на передовой? По нашему навету за ним должны бы стражу отправить. Получается, у нас есть запас времени, пока те доедут, пока схватят, пока сопроводят в Светелград…

— Ах, если бы… — вздохнул Энхэ. — Как я уже говорил господину советнику, царевич Радосвет сидит в темнице. Но его отправили туда раньше, чем я сообщил о мнимом предательстве. Царь его сам вызвал. Посчитал, что царевич собирается его убить.

— Как интересно! Может статься, волчонок не такой беззубый, каким его представляет Весьмир? — хохотнул Лис. — И на чём же он погорел?

— Да ни на чём. Просто царь сбрендил. Я серьёзно. Теперь это ясно как день.

— А я говорил! — Дивий чародей, конечно же, не мог промолчать.

Лис поморщился:

— Подумаешь, разок правду сказал — для разнообразия. Чего теперь раскудахтался, не понимаю?

— Выходит, всё хорошо совпало, и Ратибор заглотил нашу наживку с бессмертием в баночке? — Май выглядел довольным.

— Слопал как миленький! — заулыбался в ответ Энхэ. — И на выкуп согласился. Не сразу, конечно. Сперва наорал, ногами затопал, выгнал всех, а потом, охолонув, вызвал меня и поинтересовался, сколько там хотят за того Весьмира, пропади он пропадом.

— Отлично! — Май потёр руки. — Теперь можно засылать птичку-весточку. Сундук серебра и сундук молодильных яблок, думаю, будет в самый раз — не слишком много и не слишком мало. А, и ещё воз зерна. Раздадим тем, кто кормильцев потерял.

— А с чего вы взяли, что царь на этот обмен самолично явится? — Лис присел, сложив руки под подбородком. Между бровями залегла складка — знак глубокой задумчивости. — Или это будет условием обмена?

— Нет, что ты! Если сказать прямо, он почует подвох и не придёт. Помни, мы имеем дело с безумцем. Наоборот, нужно поставить условие, что говорить будем только с царевичем. Тогда Ратибор не сможет его казнить до обмена. Но беседу ни за что не пропустит. Под личиной, конечно, но явится. — Май всё больше воодушевлялся. Глаза горели, ноздри раздувались от предвкушения. Похоже, советнику всё это время не хватало острых ощущений. Не зря же он всякий раз на войну просился. Ну и хорошо — нашлось и для него опасное дельце, чтобы мхом не зарос.

— Энхэ, тогда твоя задача — узнать, под какой личиной явится царь.

— Ох, княжич… Дык непросто это будет.

— Мои приказы — не обсуждать, а выполнять! — Лис снова почувствовал, как в душе разгорается гнев. — Разбаловала тебя Дивь, научила господину перечить.

— Простите великодушно… — Энхэ опустил взгляд. — Есть выполнять.

По взмаху руки княжича изображение в зеркале погасло, и только тогда Май вступился:

— Ну что ты пристал к парню? Зашпынял совсем.

— Слишком уж он на Дивьего похож, — буркнул Лис. — А дивьи — все сволочи. Весьмир, не криви рожу. Ты-то уж точно подлец первостатейный.

— Говори что хочешь, — пожал тот плечами. — Слова не беда, как с гуся вода. Отряхнусь — и дальше пойду. Когда Ратибора одолеем, можешь меня снова в колдовской круг вызвать. И тогда уж я поддаваться не стану.

— Непременно вызову. — Лис потянулся так, что аж плечо хрустнуло. — Ой, засиделся я с вами, с ног валюсь. Пойду посплю. А вы пока отправляйте Ратибору птичку.

Не сказав больше ни слова, даже не ответив на пожелания доброй ночи, он встал и вышел из шатра.

Ночной морозец охладил горячую голову, но мысли всё равно играли в чехарду. Княжич хватался то за одну, то за другую, но только больше запутывался. Тревога, злость, предвкушение скорой мести, желание куда-то бежать и немедленно действовать — всё смешалось в единый ком, жгучий и холодный. Лиса аж замутило от охвативших его чувств.

— Да что за ерунда творится?! — зло выплюнул он, хватаясь за сердце. Перед глазами колыхалось кровавое марево, всё плыло и кружилось. Схватившись рукой за коновязь, Лис огляделся в поисках злых чар и врагов, которые их наводят, но заметил только Марену.

— Плохо? — Она сочувственно погладила его по плечу. — Дыши, голубчик, дыши. Это всё чувства. Их становится слишком много для твоего бессмертного сердца.

— Оно превратится в лёд? Как у Кощея? — Лис со свистом втянул сквозь зубы морозный воздух. Челюсть тут же заломило, как от колодезной воды.

— Непременно. Однажды. Но не сейчас. Ты меня позвать собирался?

— А ты опять мысли читаешь? Обещала же, что не будешь!

— Я случайно. Так зачем звал? — Марена обняла его со спины, и дышать вдруг стало легче.

— Про царицу Голубу хотел узнать. Правда ли, что она померла?

— Правда. Чистая, как этот снег, — промурлыкала Марена ему на ухо.

— А с ней нельзя того… ну, увидеться? Мне бы расспросить её кое о чём.

Несмотря на ночной холод, на висках у Лиса выступил пот. Дурнота никак не хотела выпускать его из своих липких пальцев.

Смерть перебирала его волосы.

— А не много ли хочешь, суженый? Голуба — моя!

— Да я же не отбираю.

— Нет, вы только посмотрите на этого негодяя! — Она уже явно веселилась. — К нему невеста пришла, нет бы порадоваться. А ему, вишь, царицу подавай!

— Рена, я серьёзно. Это возможно или нет? Как упырицу сделать, я и сам знаю, но для этого тело нужно. И призрака просто так не призовёшь: нужно место смерти или дом родной — кто к чему привязан. Без твоей помощи не обойтись.

— Поцелуй меня, тогда помогу! — У Марены сегодня было игривое настроение.

— А разве это… — Лис хотел сказать «не опасно?», но осёкся, подумав, что на такие слова Смерть может обидеться.

Та поняла заминку по-своему и рассмеялась:

— Ну и ну! Неужто я тебя смутила? Как других девок целовать, так он первый, а как невесту — так вдруг о приличиях вспомнил?

Лис фыркнул:

— Ещё чего!

И, развернувшись, приник к её губам.

Сердце как будто остановилось — наверное, всего на миг, но он показался Лису вечностью, — а потом зачастило с новой силой. И дурнота прошла, как не бывало. Круговерть чувств улеглась, в голове прояснилось. «Как у пьяницы на морозе», — подумал Лис. Ничего похожего на любовный жар — поцелуй со Смертью больше напоминал колдовской ритуал. Когда они отстранились друг от друга, разомкнув объятия, Лис почувствовал облегчение.

— А я говорила, что могу быть целительной, — усмехнулась Марена. — Как яд, который принимают в малых дозах.