Кощеевич и война

Глава одиннадцатая Выхода нет

Тяжёлая решётка темницы, лязгнув, захлопнулась. Яромир подождал, пока глаза привыкнут к темноте, потом огляделся. Его окружали обындевевшие каменные стены, на полу лежал ворох прелой соломы, над головой виднелось узкое окошко, в которое мог пролезть разве что голубь. Но вольным птицам нечего было делать в этом царстве зловредных крыс. В темнице было затхло, сыро, пахло гнилью и безнадёгой. Как же наивен он был, когда ждал от царя справедливости! Яромир ударил кулаком в стену — резкая боль помогла прийти в себя. Опомнившись, он облизал сбитые костяшки, и во рту стало солоно от крови. Злостью да обидой делу не поможешь — беда уже случилась. Выходит, не зря он чувствовал её приторный запах. Теперь нужно думать, как отсюда выбраться. Над тем, что делать после побега, Яромир решил поразмыслить потом. Сперва удрать, а там видно будет.

Он дёрнул решетку — крепкая, зараза. Ещё и зазвенела так, что уши заложило. В камере напротив кто-то сдавленно охнул — видать, от неожиданности. Яромир приник лбом к железным прутьям.

— Радосвет? Это ты?

Куча тряпья зашевелилась, из-под неё показалась взъерошенная голова узника.

— Яромир! А ты что здесь делаешь?

— По всей вероятности, то же, что и ты. Сижу. — С губ сорвался невольный вздох. — Ты в порядке?

— Да.

Царевич подошёл к решётке своей темницы, и Яромиру оставалось только покачать головой. Радосвет определённо был не «в порядке»: бледный, осунувшийся, со спутанными кудрями и отросшей щетиной на подбородке. Щека то ли рассечена, то ли расцарапана — в темноте не разберёшь. Правый глаз заплыл от кровоподтёка, левый тоже выглядит опухшим. Возможно, от слёз. Хорошо хоть меховой плащ не отняли, а то бы парень от холода давно уже дуба дал.

— Зачем ты приехал? — нахмурился царевич. — Я же велел тебе оставаться в ставке и встретить Веледара.

Пришлось Яромиру рассказать всё как на духу: про ссору с Душицей и вернувшегося Горностайку, про Радмилу, про жребий…

— Плохо дело, — поморщился Радосвет, словно у него болели зубы. Кто знает, может, и впрямь болели.

— Прости. Я и подумать не мог, что всё будет так, — развёл руками Яромир.

— Да что уж теперь… Оба мы влипли, как кур в ощип.

В голосе друга было столько обречённости, что у Яромира сжалось сердце. Он предпочёл бы, чтобы Радосвет его обругал. Может, тогда стало бы хоть немного легче…

— Знаешь… я, кажется, выдал царю твою тайну. — Он шмыгнул носом. — Подумал, что тебя из-за Таисьи сюда посадили. Хотел как лучше.

— Чего уж теперь? Мне так и так конец. — Ох, опять этот бесцветный тон… Ни тени гнева, одна лишь обречённость. — Только бы отец до Таисьи с Аннушкой не добрался.

— Но ему же нельзя в Дивнозёрье. Помнишь, что царь не имеет права покидать свою землю? А он даже из палат сейчас не выходит.

М-да, вышло не слишком-то утешительно.

— Сам не пойдёт, так подручных отправит. Того же Мрака… Пожалуй, приснюсь Таисье, предупрежу. Пускай уезжает.

— Куда?

— Да куда глаза глядят. Чем дальше от Дивнозёрья, тем лучше. В безволшебных краях её никто не найдёт. Даже я.

— Значит, расскажешь ей, что тут происходит?

— Нет, что ты! — Теперь в голосе царевича звучал неподдельный испуг. — Не хочу её волновать. Помочь нам она всё равно ничем не сумеет.

Яромир подышал на ладони.

— Может, ты и прав. Зачем зря девицу тревожить? Вот выберемся, тогда…

— Не выберемся. По крайней мере, я. Отец велел мне готовиться к казни. День не назвал. Мол, жди — однажды за тобой придут. Только я не замышлял против него, веришь?!

— Не просто верю — знаю. — Яромир приложил руку к сердцу. Ему не нужно было доказательств. Радосвет невиновен — это же ясно как день. — Не вешай нос, дружище. Мы непременно сбежим!

— Как?

— Я Вьюжку позову. Сейчас подкину перо — и фьють, только нас и видели.

Он пошарил по рукавам, заглянул за пазуху. Заветного пера нигде не было. Видать, обронил, пока его стража скручивала.

— Ничего-ничего, симарглы умеют слышать мысли. Он ни за что не оставит нас в беде. Сейчас кликну — и прилетит. Вьюжка! Вьюжка, ко мне!

Но сколько Яромир ни кричал, ни свистел — верный крылатый пёс не появлялся. Выходит, его тоже схватили? И где только цепь нашли, способную удержать симаргла?

— И что теперь? — Больно было видеть, как в глазах Радосвета гаснет надежда.

— Я ещё не придумал.

— Когда придумаешь, разбуди.

Радосвет повернулся спиной. Хотел отойти, но вдруг замер. Его плечи дрогнули. Раз. Другой. Потом мелко затряслись от плохо сдерживаемых слёз.

Что тут сказать? Есть с чего разрыдаться. Дело-то дрянь… Эх, сейчас бы зелья какого или благовоний, чтобы лучше думалось. Но в камере нет даже чистой воды.

— Ты уже слышал про матушку? — вполголоса спросил царевич.

Яромир кивнул. Потом опомнился, что Радосвет стоит спиной и не может этого видеть.

— Да. Мне жаль. Оба мы осиротели…

— Лучше бы он был на её месте! — зло выплюнул царевич, сжимая кулаки. — Плохо так говорить, да? Желать смерти родному отцу…

— Такого папашу врагу не пожелаешь. Может, кто-то и станет тебя винить, но только не я.

— О, с этим я сам справляюсь, — горько усмехнулся Радосвет, а потом издал всхлип, словно захлебнулся этим смешком. — Я его ненавижу, Яромир. Никого так не ненавидел.

— Имеешь полное право. Царь поступил с тобой несправедливо и подло. И чем он тогда лучше Кощеевича?!

Яромир прикусил язык, но было поздно: опасные слова уже вырвались.

— Тише ты! — резко обернулся царевич. — Тут и у стен есть уши. У тебя ещё есть шанс спастись, поэтому лучше молчи.

— Не могу и не буду! — набычился Яромир. — Теперь ты — мой царь. Других мне не надобно!

— Тогда как царь повелеваю тебе заткнуться. Помнишь, ты обещал, что позаботишься о Таисье и Аннушке, если со мной что-нибудь случится? Давши слово — держи.

Радосвет шагнул ближе к решётке. Теперь Яромир мог явственно видеть слёзы на лице своего государя.

Он многое хотел бы сказать Радосвету. Например, что тот дурак, что связался со смертной, потому что Дивь никогда не примет такую царицу. И вдвойне дурак, что поехал в Светелград один и позволил себя схватить. Но тогда получалось, что Яромир тоже дурак, потому что не остановил царевича, а, наоборот, ещё и уговаривал ехать мириться с отцом.

Ещё Яромир хотел бы сказать, что мечи, магия и честь его рода всегда принадлежали Диви. Но Ратибор — это не Дивь. А раз так, то нет никакого предательства. Это Ратибор предал родной край, а не Яромир. И уж тем более не Радосвет. Но приказано было заткнуться, поэтому он опустился на солому, надвинул на лицо капюшон и сунул руки в рукава. Так теплее.

— Обиделся? — через некоторое время догадался царевич.

Яромир ответил не сразу.

— Поначалу — да, но сейчас уже попустило. Думаю вот, как тебя отсюда вытащить.

— Тогда уж не меня, а нас. Только это всё напрасно… — вздохнул Радосвет, обхватив локти ладонями. — Из царской темницы нет выхода. Её на совесть строили. Чтобы ни богатырь не выбрался, ни колдун. Тут в каждом камне такие чары! Нам их ни за что не развеять.

— Знаешь, что самое смешное? Скорее всего, их укрепляла моя мать. — Яромир невесело фыркнул из-под капюшона. — Увы, я не настолько хитроумный. Мой план прост — дождаться стражника, который принесёт нам еду, врезать ему по темечку, отобрать ключи.

— Никто ничего не принесёт.

— Погоди, хочешь сказать, тебя всё это время не кормили, не поили?

— Воду давали разок. Пропихнули кружку между прутьев. А потом я иней со стен соскребал да дыханием растапливал.

— Ну, значит, ещё принесут. — В голосе Яромира уже не было былой уверенности. — А там — схватить за руку и дёрнуть на себя, чтобы стражник ударился об решётку.

— Так палкой пропихивают. Боятся.

Что-то жалобно звякнуло. Наверное, царевич в сердцах пнул пресловутую кружку.

— Когда-нибудь дверь всё равно откроется. Пусть даже для того, чтобы отвести нас на казнь. — Яромир мысленно содрогнулся. У них будет всего одна попытка — без права на ошибку. — Отчаиваться рано, друг мой.

— Ты прав, — как будто приободрился Радосвет. — Отец хочет покорности, но он её не получит! Я намерен дорого продать свою жизнь.

— Лучше просто выживи. Диви нужен достойный царь. Такой, как ты.

— Вот теперь мы с тобой говорим, как настоящие заговорщики.

Они переглянулись и рассмеялись. Горько, надсадно, от души, как смеются только те, кому нечего терять. И страх отступил. Яромир знал: теперь их не сломить ни холодом, ни голодом, ни пытками. Пусть царь только попробует прислать заплечных дел мастера. Ещё посмотрим, кто кого одолеет.

Они с Радосветом болтали долго, до хрипоты. Вспоминали прошлое, шутили, даже строили планы на будущее до тех пор, пока обоих не сморил сон. Наверное, Радосвету снилась его любимая Таисья — он ведь собирался предупредить её об опасности, заодно и повидаться напоследок. А Яромиру в ту ночь не снилось ничего. И слава богам — только кошмаров ему не хватало!