Кощеевич и война

— Хорошие правители не вскармливают Птицу-ненависть, не начинают войн.

— Это не я, это всё…

— Знаю-знаю, Ратибор. Это ты так говоришь. Но спроси у дивьих. Что они скажут? Навьи напали первыми. А Ратибора больше нет. И что? Закончилась война?

— Я пытался. Царь Радосвет игнорирует моих птичек-весточек, как когда-то делал и его отец. Но я не сдаюсь… — Княжич скрипнул зубами. — Эй, ещё не хватало, чтобы ты меня отчитывала! Май вполне справляется с ролью моей совести.

— С чего ты взял, что я отчитываю? — искренне удивилась Марена. — Это правда, которую ты воспринимаешь не разумом, но чувствами. Они тебе вредят. Берегись, так и зароки нарушить недолго.

— А что будет, если нарушу? — Лис понял, что прежде об этом не задумывался.

Вернее, и мысли не допускал, что может нарушить: настолько велики были его отчаяние и ненависть. Сперва — к Кощею, потом — к Ратибору. А теперь кого ненавидеть? Разве что самого себя…

Смерть права: годы идут, но ничего не меняется. Матушка по-прежнему спит мёртвым сном. Вспоминать об этом всё ещё больно, но уже не так, как раньше. Со временем любая боль притупляется. Сперва тебе кажется, что в грудь воткнули клинок, и ты даже вдохнуть не можешь. Потом его словно кто-то выдёргивает, и рана долгое время кровоточит. Ты ходишь, говоришь, что-то делаешь, и никто не видит, что в сердце у тебя дыра. Но постепенно и она начинает заполняться: рутиной, новыми впечатлениями и чаяниями, знакомствами, наконец.

Сколько осталось рядом людей, знавших Василису живой? Мало, очень мало. Вон уже и Весьмира нет. И Отрады Гордеевны.

Жизнь всё ещё делилась на «до» и «после», но Лис больше не ходил в Невестину башню каждый день…

Голос Смерти заставил его вынырнуть из невесёлых раздумий.

— Не советую тебе проверять, — погрозила она пальцем.

Конечно, она знает, что будет. Но глупо надеяться, что скажет. Впрочем, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: нарушение колдовских зароков добром не кончится.

Лис опустил голову, но Марена взяла его за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза:

— Ты всё ещё хочешь спасти свою мать?

— Конечно, хочу! Какие могут быть сомнения?!

— Тогда слушайся меня. Я же твоя суженая и желаю тебе только добра.

Наверное, она не лгала. Но верить в это было всё сложнее.

— Кстати, всё хотел спросить: вот мы помолвлены. А свадьба-то когда? Или наша помолвка будет вечной?

В одном Лис оставался верен себе: чем чернее было у него на душе, тем охотнее он зубоскалил. Вот и сейчас усмехнулся — и не отвёл взгляд. А это, между прочим, нелегко. Любой, кто хоть раз смотрел в глаза Смерти, подтвердит.

— Не знаю. — Марена вернула ему усмешку. — Мы ещё ни с кем так далеко не заходили.

Она надолго задумалась — Лис успел пожалеть, что спросил. Несмотря на все невзгоды, ему нравилось жить. Но что-то подсказывало, что для супруга самой Смерти жизнь — непозволительная роскошь.

— Твой отец, пожалуй, был ближе всех к свадьбе, — Взор Марены затуманился от воспоминаний. — Но даже ему не удалось отбросить человеческие чувства полностью. А тебе и до него пока далеко.

Уф, хорошая новость! Княжич с облегчением выдохнул. Вообще-то оно и понятно: Смерть не может обвенчаться с человеком. Для этого нужно стать божеством. Кощей наверняка к этому стремился, а Лис…

«Бр-р-р! — поёжился он. — Нет уж, спасибо!»

Марена глянула на него с тревогой:

— Опять чувства?

В её устах это звучало как «опять колики?».

— Нет.

— Не лги мне. Я же вижу. Иди сюда, чего шепну…

Смерть заговорщически улыбнулась, поманив его пальцем, и Лис доверчиво наклонился, надеясь услышать что-то действительно важное.

Он никак не ожидал, что Марена вопьётся ему в губы поцелуем. Хотя стоило догадаться. Лис ведь уже пробовал это лекарство от чувств.

Это было странное ощущение. Сложно сказать, приятное или нет. Обычно от жарких девичьих поцелуев голова шла кругом и рассудок затуманивался, а тут наоборот: всё прояснилось. Мысли как будто сами раскладывались по полочкам.

— Ты хоть предупреждай… — выдохнул Лис, когда они разорвали поцелуй.

На удивление, Смерть согласилась:

— Ладно. На будущее: ты и сам можешь попросить меня о помощи, когда поймёшь, что не справляешься.

Он кивнул.

Ему нравилось, когда на душе становилось так спокойно. Теперь многие вещи казались проще и яснее. А то, что он терял после каждого такого поцелуя… Так, может, ему оно ни к чему?

— Верни мне голос! — потребовал Лис.

— Значит, ты разрешишь мне поговорить с советником-вороной? — хитро улыбнулась Смерть.

— Разумеется. Почему бы и нет? — Лис действительно не помнил, почему возражал.

Марена положила ладонь на его кадык, заставляя запрокинуть голову. Ненадолго стало тепло, будто припекло солнышко.

— Вот и всё. — Она убрала руку. — Можешь попробовать что-нибудь спеть, если хочешь.

Лис набрал в грудь воздуха и закашлялся с непривычки.

— Всё в порядке, — шептала Марена, — сейчас пройдёт…

Спустя пару мгновений ему полегчало. Только вот незадача: колдовские слова не шли на ум.

— Я сейчас… что-нибудь из старенького.

Он пропел пару строк, и в шатре вспыхнули все свечи одновременно. Пространство залило тёплым светом, по стенам пробежали искорки — когда-то Лис добавил их в заклинание просто для радости. Сейчас же с презрением подумал: ну и зачем тут это баловство?

Смерть глянула на него как-то по-новому. Вроде бы настороженно.

— Что-то не так? — буркнул княжич.

Но та покачала головой:

— Ложись спать. Утро вечера мудренее. Главное, что голос теперь с тобой. А вдохновение — дело наживное.

Теперь Лис понял, почему не смог спеть, как прежде, по наитию. Вдохновение принадлежит жизни, а не смерти. Может ли Марена вообще создавать что-то новое или только упорядочивает старые нити? Не поэтому ли она завидует сестре?

— Ничего я не завидую! — фыркнула Смерть.

— Эй, ты обещала не читать мои мысли, помнишь?!

— А ты не думай такую ерунду! Да ещё так громко! — Марена толкнула его в грудь обеими руками, заставив повалиться на подушки. — Всё. Спи, я сказала!

И Лис ухнул в сон, словно в чёрный омут.

Наутро его еле-еле растолкал верный Оджин:

— Просыпайся, княжич, беда! Наших разбили!

— Кто? Что случилось? — Сознание прояснялось постепенно. — Дивьи?

— Ну а кто ж ещё…

Лис проморгался. Теперь он увидел, что правую щёку Оджина перечёркивает свежая рана. Наверняка шрам останется.

И тут до него дошло: Оджина вообще не должно здесь быть! Он же шёл с основным отрядом — в Северные земли, чтобы перехватить царя Радосвета и предложить мировую.

Он рывком сел на постели:

— Погоди, хочешь сказать, они напали не на тот отряд, что мы послали для отвлечения? На основной?

— Так точно. — Оджин со вздохом протянул ему чёрное перо.

Тут уж княжич окончательно проснулся.

— А где советник Май? — Во рту вдруг пересохло так, что язык едва слушался. Перо жгло пальцы. Он боялся ответа, но уже почти знал его. То-то Марена похохочет…

Оджин промокнул платком выступившую на щеке кровь.

— Как только стало жарко, превратился в ворону и улетел. Коня доброго бросил. И нас всех заодно. Вот уж про кого не думал, что дезертиром окажется. А поди ж ты… Эка дрянь пернатая!

Лис застыл, словно громом пораженный. Он готов был услышать что угодно, но только не это. Наверное, тут какая-то ошибка? Или… Неужели тёмный двойник вырвался на свободу так рано?