Кощеевич и война

Глава семнадцатая Что на уме, то и на языке

Дивьи люди недолго радовались затишью, но пара лун передышки оказалась очень кстати, чтобы обучить новых бойцов. Новобранцы были не сильно старше дочери писаря Любавы — той, что просилась на войну. Царь Радосвет однажды назвал их Волчатами, а все прочие подхватили. Яромир был не против. Волчата так Волчата. Всё равно Селезней больше нет…

Когда он вернулся в ставку, то узнал, что Душица с братьями перешла в отряд Радмилы. В этом не было ничего удивительного: не сидеть же им всё это время сложа руки в ожидании возвращения командира? Он, разумеется, предложил вернуться. Не Душице — та не захотела разговаривать, — а Соловью. Но тот лишь покачал головой:

— Прости, старшой, но нет. Мы теперь под рукой Северницы ходим. А бегать туда-сюда, как полевые мыши, нам не по нутру.

— И как твоя сестрица с моей уживаются? У Радмилы нрав покруче, чем у меня. А Душице тоже палец в рот не клади. — Яромир спрашивал не из праздного любопытства. До него дошли слухи, что его бывшая подчинённая — в остроге частая гостья.

Соловей пожал плечами:

— Чай, не маленькие. Разберутся.

— А ты-то сам обиды на меня не держишь?

— Не обиду. Досаду, может. Не знаю, как объяснить… мы люди простые, красиво говорить не обучены. Но видеться мне с тобой тяжко.

На том и расстались, потому что добавить было нечего. И это никто ещё не знал, что случилось с Горностайкой после смерти…

Впрочем, Яромира ждали и хорошие новости — Яснозор выжил! Оказалось, у Медового озера его лишь ранило, и, когда Лютогор творил своё чёрное колдовство, Яснозор уже лежал в снегу без памяти. Возможно, это его и спасло.

— Как же мы с царём тебя не углядели? — удивлялся Яромир. — Мы же вернулись, когда навьи ушли. Думали еду найти али лошадей, а нашли только венец в снегу.

— Дык когда заклятие бахнуло, меня, кажись, в кусты отнесло. Всю рожу терновником изодрало. — На лице Яснозора и впрямь было много почти заживших, но всё ещё заметных царапин. — Там я и очнулся. Помню, как решил, что буду выбираться к своим. А половину пути — не помню, потому что башка гудела, что твой колокол. Свезло мне, что Веледара встретил.

— Так тебя наш воевода спас?! — присвистнул Яромир.

— Ага. Должок у меня теперь. Представится случай — верну. — Яснозор улыбнулся. — А что за венец-то?

— Самого Лютогора. Говорят, колдовской!

— Ого! И что же он делает?

— Да чародеи пока не разобрались… — вздохнул Яромир.

А Яснозор хлопнул его по плечу:

— Не вешай нос, ещё разберутся! Слыхал, ты молодёжь обучать взялся?

— Угу. А ты где нынче служишь?

— Снова у Веледара.

— Самого воеводы заместитель? Да ты большая шишка, приятель! А как же столичный гарнизон?

— Там и Мстишка справится. А я на передовой нужнее. Слушай, может, пропустим по чарочке, а? За встречу.

Но Яромир помотал головой:

— Как-нибудь в другой раз. Мне ещё Волчат гонять.

Он старался провести с пользой каждый день затишья, потому что знал: оно бывает лишь перед бурей. А мир — это просто временная передышка перед новыми битвами.

Радосвета тишина тоже настораживала. Он всё пытался узнать, что замышляет Лютогор. Не может же быть, чтобы тот не воспользовался преимуществом? Нанести такой удар, вывести из строя почти половину дивьей армии — и пропасть? Это на него совсем не похоже.

Но вести от соглядатаев в Нави оставались неизменными: тишь да гладь, наступления не предвидится. Почему? А пёс его знает.

Слухи же ходили всякие. Одни говорили, мол, заперся Кощеевич в башне и готовит ужасное заклятие, которое заморозит всё живое — лишь упыри да злыдни в мире останутся. Другие — что после такого страшного колдовства обычный чародей сразу бы помер, а Кощеевич, значит, лежит без сил, превратившись в змия, которого поят дивьей кровью. Третьи поговаривали, что никакой он на самом деле не бессмертный, а всё это мороки — то бишь двойники чародея. Он их сколько хошь создать может, но, если найти настоящего, тут-то и Кощеевичу настанет крышка, а войне — конец.

Всё это Яромир узнал от Волчат. Была там парочка — два подарочка: братья-близнецы Беляй да Бажан, оба те ещё выдумщики. В каждом новом пересказе у змия становилось всё больше голов, которые нужно было срубить одновременно, а потом из каждого рта собрать по жемчужине, растереть всё в прах и положить в задницу…

В чью именно, Яромир не расслышал — раздался дружный смех. А переспросить не успел: из стоявшей неподалёку палатки высунулась какая-то целительница и напустилась на мальчишек:

— Скоморохами бы вам быть, а не воинами! Кыш отсюда, пустомели. Гогочут, как гусаки, целый день!

Волчата бросились наутёк, а Яромиру стало обидно за подопечных, и он решил вступиться:

— Чего ругаешься, целительница? Пусть молодёжь развлекается. Неужто не знаешь, что смех — лучшее лекарство от страха?

Девица обернулась, и тут Яромир узнал её. Это же та самая, рыжая полукровка, у которой драка с Душицей приключилась! И имя её красивое сразу вспомнилось: Огнеслава.

Как и в прошлый раз, целительница выглядела отнюдь не дружелюбно — прямо коловерша дикая: того и гляди вцепится.

— А, это опять ты, брат Северницы?

— У меня вообще-то имя есть. Яромир я.

— Знаешь что, Яромир? Когда твоя молодёжь пойдёт сражаться с навьими упырями, им понадобятся не смех, не дурацкие байки, а удача, сноровка и мои зелья. А чтобы у них был запас этих зелий, мне нужно работать. А там, где я работаю, должна быть тишина. Ясно?

— Ладно, ладно. Чего ты злая-то такая? Нет бы объяснить по-хорошему…

— По-хорошему никто не понимает, — всё-таки сбавила тон Огнеслава. — При Светозаре по-другому было, а теперь: «Да кто ты такая, чтобы нам указывать?!»

— Погоди, а что со Светозаром сталось? — Яромир хорошо помнил старого придворного лекаря, который не боялся перечить самому Ратибору. Выходит, не зря перечил, сразу разглядел гнилую суть царя.

— Убили.

— Кто?

Огнеслава посмотрела на него, как на дурачка:

— Кто-кто! Ну не дивьи же?

— Тут, знаешь ли, возможны варианты… — нахмурился Яромир.

Огнеслава сперва удивилась, потом в её таких необычных для Диви глазах — то ли болотных, то ли ореховых — отразилось понимание:

— Нет, прежний царь тут ни при чём. В лёд он превратился, как и все старшие целители. А после этого воевода меня главной назначил.

— Видать, хорошая ты целительница, раз Веледар выбрал полу… — Яромир хотел сказать «полукровку», но осёкся. Только было поздно.

Огнеслава, конечно, всё поняла и, нахмурившись, презрительно фыркнула:

— Хорош лясы точить, брат Северницы! Ты тут лодырничай, если хочешь, а у меня дела.

Резко развернувшись, она скрылась в палатке. Яромир даже извиниться не успел. Да и помогли бы эти извинения? Пожалуй, нет.