Кощеевич и война

* * *

Вертопляс сражался не на жизнь, а на смерть. Да не абы с кем: с самой Птицей-войной. Противница была раза в два крупнее, её черные перья лоснились, а отверстия глаз на черепе горели недобрым красным огнём.

— Вр-рёшь, не возьмёшь! — Вещун то и дело уклонялся от костяных когтей, но сам не нападал. Наверное, знал, что силы не равны.

Лис очень хотел ему помочь, но его, как назло, сковал сонный столбняк. Это когда всё видишь и слышишь, но пошевелиться не можешь.

— Врёшь, не пройдёшь. — Птица-война говорила, не раскрывая клюва, и голос её звучал гулко, как отзвуки набата.

Теперь до Лиса дошло: это не поединок. Вертопляс пытался облететь хищную тварь стороной, но та противилась. Но почему всё это происходит в его шатре? Нашли место…

— Ты не имеешь пр-рава! Пр-ропусти!

— Нет. Нет. Нет. — Каждый птичий крик отдавался в голове как удар колокола.

Улучив момент, Вертопляс пронырнул под острыми когтями, рванул вперёд и каркнул от разочарования, налетев на невидимую стену.

— Пр-роклятье!

«Напролом не выйдет, тут хитростью надо!» — хотел крикнуть Лис, но язык не слушался. А дышать становилось всё трудней. Что это? Неужели пожар?

И точно: крылья Птицы-войны вспыхнули огнём. В воздухе запахло гарью выжженных полей и сгоревших селений.

Вещун в ужасе шарахнулся в сторону и взмолился:

— Может, поговор-рим?! Почему ты не пр-ропускаешь меня к Смер-рти? А как же др-ревний уговор-р?

— Война стирает все былые уговоры. — Из раскрытого клюва вырвалась струя пламени.

До Лиса не достало, лишь лицо подрумянило. Если так пойдёт, его же тут запекут, как ягнёнка на вертеле. С хрустящей корочкой.

И он сделал первое, что пришло на ум: укусил себя за губу. Ой! Больно. Значит, не сон это вовсе? Зато оцепенение как рукой сняло.

— Эй ты, жар-птица недоделанная! — Лис рывком сел, стряхивая с покрывала пепел. — Чего разбушевалась? Не видишь, посланник к моей невесте летит, весточку несёт.

Война захлопнула клюв, сложила огненные крылья и уселась на стол. Клацая когтями, дошла до края и склонила голову набок, разглядывая княжича с недобрым любопытством. Он едва поборол желание нырнуть под одеяло и накрыться с головой.

— А я тебя знаю, — прогудела птица. — Ты тот, кто выпустил меня в этот раз.

— Я никого не выпускал!

— Ты просто не помнишь, как разломал мою клеть.

— Это был не я, а мой отец. А потом — Ратибор.

Лис закрыл уши ладонями, но обличающий голос продолжал звучать в голове:

— То были другие войны. А я — твоя от клюва и до последнего пёрышка. Благодаря тебе я стала такой сильной. Много крови, много пищи. Корми меня хорошо, княжич.

Страх только раззадоривал чудовище. Пришлось взять себя в руки, сделать глубокий вдох, потом выдох…

— Вообще-то я хотел завести канарейку. Ещё не поздно передумать?

— А ты забавный, — хмыкнула Война. — Теперь я, кажется, понимаю, что она в тебе нашла.

— Кто?

— Маренка. Ей всегда такие нравились. Дерзкие и весёлые.

— Ага, особенно Кощей. Вот уж кто весёлым был. Обхохочешься.

Лис вытер со лба пот и сажу.

— Иро-ония… — протянула птица. — Я понимаю. Ты просто не знаешь своего отца.

— Это я-то не знаю?

— Он продержался в женихах Маренки дольше всех. Самый жизнелюбивый.

— Хочешь сказать, чтобы быть суженым Смерти, нужно любить жизнь? — Лис поцокал языком. — Нехорошо как-то. Попахивает супружеской неверностью.

Он специально так сказал, чтобы позлить Войну, но та расхохоталась:

— Только Маренке не говори! Расстроится. У них с сестрицей старые счёты. Все, понимаешь, любят Жизнь, а Смерть никто не любит. Обидно ей.

Так вот, значит, почему Рена не хочет говорить о своей сестре. Что ж, её можно понять.

— Так уж и никто?

— Ну… вот ты, например, любишь? — Красный глаз подмигнул в темноте.

— Я — нет. — Врать было бессмысленно. — У меня же ледяное сердце. Я никого не люблю.

Птица-война расхохоталась. Не поверила, что ли?

— Эй, любовь-мор-рковь, вы пр-ро меня не забыли? — обиженно каркнул Вертопляс.

— Слыхала его? Пропусти! — Лис поражался собственной наглости, но во сне и не такое можно себе позволить.

— Накормишь меня, тогда пропущу.

— Зёрнышек насыпать? Это я могу.

Война покачала головой:

— Вроде большой, а такие глупости болтает. Дай мне ненависти, крови и страданий. Да побольше!

Лис внутренне содрогнулся. Но не он ли только сегодня говорил, что пойдёт до конца?

— Ты получишь, чего желаешь. Обещаю!

— Я запомнила твои слова, — кивнула Война, потом повернулась к Вертоплясу. — Можешь лететь к Маренке. Разрешаю.

— Благодар-рю! — Эти слова Вертопляса были обращены к Лису, конечно же.

А Птица-война взмыла под купол шатра и выпорхнула в отверстие для дыма. Но в воздухе ещё долго пахло гарью и палёными перьями.

Проводив взглядом опасную гостью, Лис почувствовал немалое облегчение: будто гора упала с плеч. Он немедленно начал клевать носом. Успел только подумать: как интересно! Оказывается, во сне тоже можно заснуть. А затем его сморило.

Сквозь дрёму он слышал карканье и какие-то обрывки разговора. Вертопляс кричал:

— Уговор-р, уговор-р!

Второй до боли знакомый голос (может, Маренин?) неразборчиво шелестел в ответ.

Лис попытался прислушаться к её бормотанию, но разобрал только:

— Не много ли ты просишь, птичка?

А дальше — снова карканье, свист степного ветра за стеной и отчётливое:

— Гр-раница.

Да. Сомнений не было. Они определённо находились на границе. Диви и Нави. Сна и Яви. Жизни и смерти. Выбирай, как говорится, любую, какая по нраву!

— Только ворона-вещунья может поторговаться со смертью. Ты знал это?

Кому был задан этот вопрос? И нужен ли на него ответ?

— Р-равноценный обмен!

Вертопляс каркнул как-то особенно громко, и Лис проснулся. Сердце стучало как бешеное — так и не скажешь, что бессмертное, холодное.

Первым делом он проверил количество пальцев на руках — говорят, верный способ распознать морок. Потом ущипнул себя за щёку. Уф, кажется, и в самом деле проснулся.

— Вертопляс? — Лис сел, коснулся босыми ступнями пола, поёжился.

Никто не отзывался.

— Рена?

Снова тишина. Только в дальнем углу — там, где лежало тело Мая, — послышался подозрительный шорох.

Лис сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Ох, только бы друг не стал заложным мертвяком! Бывало, он делал упырей из погибших дивьих и отправлял обратно воевать против прежних соратников. Неужели судьба решила отплатить ему той же монетой?

Он нашёл в себе силы встать, крадучись добрался до второго топчана, взял трость Мая, обнажил сокрытый в ней клинок, сорвал покрывало и не смог сдержать изумлённого возгласа.

Тело друга вдруг начало съёживаться, покрываясь перьями. Миг — и на покрывале уже сидела взъерошенная ворона.

— Вертопляс? Или… Май?

Ворона обернулась на зов.

— Май, это правда ты? — Лис не верил своим глазам. Такое чудо он видел впервые.

Умерший друг вернулся к нему в облике птицы. Но внешность — это, право, пустяки. Главное, что вернулся.

Княжич протянул руку, но вдруг ворона больно ущипнула его за палец и, хрипло каркнув, захлопала крыльями.

— Постой! Это же я, Лис! Куда же ты?!

Он звал до хрипоты, но тщетно. Глупой птицы уже и след простыл. И кто только придумал эти дымовые отверстия?

В сердцах Лис стукнул кулаком по столу. Больно — и пусть. Сердце болело намного сильней. Май был жив, но он всё равно потерял друга. Да не одного: ещё и Вертопляс пропал. Его жертва оказалась напрасной. В новом облике Май, похоже, не мог говорить и вообще не обладал человеческим разумом — иначе непременно узнал бы его. Выходит, не зря Рена говорила: не торгуйся со смертью. Ничего путного из этого не выйдет.

В отчаянии Лис уронил голову на руки и зарылся пальцами в волосы. Он делал это уже не первый раз за эту ночь, но только сейчас вдруг понял: чего-то не хватает. Внутри всё похолодело: а где венец? Где его защита? Неужели обронил в снегу, когда сплетал заклинание?

Теперь он вспомнил: чары оставили после себя чувство опустошения. Как будто его выжали досуха. Там, у Медового озера, Лис упал в снег навзничь и какое-то время лежал неподвижно, словно мертвец.

Сана причитала над ним:

— Княжича, княжича убили!

А он хотел сказать ей:

— Дурёха, я же бессмертный!

Но не мог. Поэтому из последних сил вцепился пальцами в её рукав. Воительница сперва охнула, потом обняла его на радостях крепко-крепко.

До лагеря его везли на дивьих санях… Эх, что ему стоило ещё тогда заметить потерю и отправить людей на поиски?

Но, может, ещё не поздно? Да, надо действовать прямо сейчас!

Лис набрал в грудь побольше воздуха и отчаянно заорал:

— Эй, кто-нибудь? Сана! Оджин! Живо ко мне!