Когда наступает рассвет

— Опять они… Как и тогда, в пятом…

— А что тогда было, Иван Петрович?

— Не слыхала? Тогда полили мостовые кровью питерских рабочих.

— Кровью?

— Все началось в январе, в такой же воскресный день. Рабочие шли к царю. Хотели рассказать ему, как голодают дети, что фабриканты и заводчики выжимают последние соки из людей. Шли с царскими портретами, несли хоругви, иконы… А ои-то, наш батюшка царь, приказал стрелять.

— В людей стрелять?

— В людей. Женщины с детьми на руках… А в них залпами! Казаки с шашками, нагайками.

— Ох, как же так!

— Вот так, милая! — жестко ответил Ткачев.

Они вышли на набережную, по Неве ветер гнал стаи холодных волн. Над водой с печальным криком носились чайки.

Вдоль набережной по обеим сторонам громоздились высокие каменные здания. Слева Домна увидела уже знакомое ей здание Зимнего дворца. А напротив, на другой стороне Невы, поднимался в небо шпиль Петропавловской крепости.

— Вот он там и живет, — качнув в сторону дворца, сказал Иван Петрович.

Домна поняла, кого он имел в виду, и посмотрела на царские чертоги с незнакомым ей холодным чувством.

— Ну, Домна, давай прощаться, мне пора к дому. Да и ты, смотрю, забеспокоилась. Будет нужно, приходи. Мы, правда, живем не по-городски, в общем бараке для рабочих. Но если некуда будет деться, потеснимся. Жена у меня славная. Подружитесь… А насчет работенки для тебя спрошу, — пообещал Ткачев и дал Домне свой адрес на случай, если ей вздумается разыскать их квартиру.

Начало смеркаться. На улицах зажглись фонари. Оставшись одна, Домна завернула в чайную, выпила чаю, чтобы согреться. Пора было возвращаться, но домой идти не хотелось.

В этот вечер она долго слонялась по городским улицам, сидела в скверах и думала о той страшной правде, которую открыл ей Ткачев.

«Как же так, стрелять в людей? В свой народ?» — думала она.

В деревушке Дав ей по детской наивности далекий Питер рисовался каким-то необыкновенным, сказочным.

Но вот Домна живет в этом самом Питере, ходит по его широким, светлым улицам. Подружки из деревушки Дав, наверно, завидуют ей. А чему завидовать? Оказалось, и здесь есть богатые и бедные. Кто богат, тот и прав. Сам царь за богатых стоит.

Ей было тоскливо в этот вечер, она чувствовала себя совсем одинокой в огромном шумном городе. «Может быть, действительно в следующий раз пойти к Ткачевым? Видать, хорошие они люди, да удобно ли стеснять их?»

А дома ее уже ждали. Едва Домна успела снять платок, как хозяйка набросилась на нее:

— Сколько же можно шляться! Из-за тебя мы опоздали в театр. Видели тебя, таскаешься с каким-то фабричным. И к тому же с бородатым. Фу, гадость! Какая гадость!

— Он хороший человек, — попыталась защищаться Домна. — Я знаю, что делаю…

Барыня схватилась за голову.

— Мишель, — застонала она, — не могу больше. Я окончательно свалюсь с ног из-за этой гадкой девчонки. Ребенок не кормлен. У матери в комнате не прибрано. А она преспокойно разгуливает с мужиком! Мишель, скажи ей по-своему: если еще раз такое себе позволит — выгоню!

— Я не каторжная, чтобы день и ночь на вас работать, — не сдержалась Домна. — И нечего меня пугать, сама уйду. Очень мне нужно убирать ваши вонючие горшки!

— Мишель, ты слышишь? Ты слышишь, что она говорит? Почему ты молчишь?! Почему не гонишь ее вон?!

— Софи! Успокойся. Не можешь же ты остаться без горничной, — пытался уговорить ее муж. — И потом, куда же ей сейчас деваться — уже вечер.

— Тебе жаль не меня, а свою самоедку! Гони ее немедленно! Чтобы духу ее здесь не было!

— Милая барыня, — усмехнулась Домна, — не горячись, а то печенку испортишь. Я сама не стану ночевать с тобой под одной крышей. А ругаться и я умею, для этого большой грамоты не требуется. — Девушка круто повернулась и вышла из гостиной.

Вскоре она, с узелком в руках, была уже на улице. Холодный ветер хлестал в лицо, пытаясь сорвать с головы платок. Домна растерянно прислушивалась к его завыванию. Было страшно. Где искать работу? Куда идти ночевать?

Домна поправила выбившуюся из-под платка прядь волос.

«Называются земляки, свои люди, — оглянувшись на освещенные окна дома Космортовых, подумала она. — Как собаку вытолкали ночью за дверь. Но не пропаду без вас. Вот вы пропадете без нас, барчуки проклятые!»

Забросив поудобнее за спину свой тощий узелок, она зашагала по улице.

Среди фабричных