Хлебушко-батюшка

3

Когда чего-нибудь ждешь, как тянется время! Будто едешь на волах. Дни длинные-предлинные, а ночи… Телефонистка Даша заметила, что ее начальницу Наталью Васильевну словно подменили. Прежде она прибегала утром на почту резвая, как ртуть, ни минуты не сидела спокойно, торопилась сама и подгоняла почтальонш. Теперь начальница задумчиво садилась у окна и часами глядела на заросшую лебедой улицу. Даша и сама жила ожиданием; только когда приходили письма из части, отпрашивалась и убегала куда-то с письмом в руках.

Талька считала дни, когда можно будет позвонить Виктору. Она надеялась, что Виктор догадается и сам, заскучает и позвонит или нагрянет в Давыдково. Но, рассуждала Талька, ученые — народ занятой, весь ушедший в работу, и где там Виктору помнить какую-то Тальку; она мелькнула и забылась, ведь прошло уже столько дней.

Наконец настал день, когда Талька позвонила на станцию. Она волновалась и повторила раза два:

— Это я — Талька.

— Здравствуй, Таля. Что-нибудь случилось? — спросил Виктор.

— Ничего.

— А чего звонишь?

— Давно не виделись, вот и звоню.

— Давай встретимся.

— Знаешь что — приходи сегодня на танцы, — предложила она.

— Идет. Договорились.

Все так просто. Талька стояла с трубкой в руке и улыбалась; в телефоне коротко гудели отбойные гудки.

Вошла Даша. Талька поглядела на нее, на телефон, на коричневый шнур и трубку, зажатую в руке, и повесила ее на место.

Даша со значением улыбнулась.

— Ну и как, Наталь Васильевна? Он придет?

— Кто? — прикинулась непонимающей Талька. Но шустрая Дашутка погрозила ей пальчиком:

— Кто, кто. Мы знаем кто, Наталь Васильевна.

— Дашутка! — прикрикнула на нее Талька.

— А что, Наталь Васильевна, дело обычное — любовь. — Даша недавно краснела при одном этом слове, а теперь говорила его, и хоть бы что, как будто говорила про любимое платье. — Мне Толик пишет: если дождусь, когда вернется со службы, зашлет сватов. Вот и вам бы…

— Ох, Дашка, много ты на себя берешь, так со мной разговариваешь! — скорее притворно, чем всерьез, рассердилась Талька.

Телефонистка только шмыгнула хорошеньким носиком.

После обеда Талька как на иголках.

— Идите домой, Наталь Васильевна, — понимающе поглядела на нее Даша. — Я и одна подежурю.

— Я сама знаю, что мне делать! — огрызнулась Талька, но домой ушла.

Когда стемнелось, за деревянным одноэтажным клубом на танцплощадке под деревьями зажгли свет. На окне поставили динамик, пустили пластинку. Ту-ту-ту-у, — труба пропела протяжно, тарелки брызнули надтреснутым звоном, оркестр подхватил мелодию, и внутри у Тальки все заныло. Виктор в белой рубашке и в темном костюме. От него наносило каленым запахом утюга. А сама Талька… На ней бежевое приталенное платье и поверх него капроновая накидка, «дымкой» называемая; так зовут ее за то, что как дымкой тайны окутывает девичье тело. Прическа у Тальки простая: волосы волнами сверху и по бокам, и в русых этих волнах широкое лицо светилось большими глазами. Ресницы и брови Талька подкрасила, и оттого глаза стали таинственней и крупней.

Она танцевала с Виктором все танцы. У нее разгорелось лицо, в уголках лба кожу усеяли капельки пота. Но едва кончался короткий между танцами миг перерыва, как она, улыбаясь и весело глядя на него, клала на плечо ему руку и начинала кружиться. Кругом десятки лиц и глаз, но она видела одно его лицо, одни его глаза. Музыка из динамика была сама по себе, а в душе Тальки жила другая музыка — скрипка или виолончель, звучные, как человеческий голос; воображение рисовало мужественного юношу, влюбленного в нее. Талька так увлеклась, что положила голову Виктору на плечо.

В середине ночи толпа на танцплощадке поредела. Виктор и Талька вышли за ограду. Блестя глазами, Талька сказала:

— Пойдем погуляем?

Виктор взял ее под руку, Талька прижалась к нему; они шли ночной деревенской улицей во влажной темноте. На танцплощадке опять включили радиолу. Зыкина грустно пела: «Издалека долго течет река Волга…» Над Давыдковом будто кто чиркнул по огромному коробку гигантской спичкой — на небе вслед за метеором проступил фосфорический след. Виктор увидел горячие, как всполохи, Талькины глаза. Когда отошли от клуба в безлюдье и темь, Талька отчего-то вздохнула.

— Погоди, — остановилась.

У нее скатался чулок. Она поправила его, выпрямилась, поглядела на Виктора.

— Ну, чего ты молчишь? Какой ты…

Он взял ее за плечи, притянул к себе, встретился с ее губами. Их обожгла сладость поцелуя. Виктор целовал и целовал Тальку, пока она не высвободилась. Он схватил ее снова. Талька остановила его:

— Увидят. Пойдем.

За Давыдковом, в спускающемся к реке мелколесье, стояли копны накошенного сена. Талька села под копной. Сердце у нее колотилось. Как это бывает, когда парень уже не может отказаться от девушки? Пахло сухим донником, привядшим пыреем, душистой земляникой. В вышине, как облепиха кусты, звезды густо усеяли небо. Талька прижалась к Виктору, задышала ему жарко в лицо.