Чикита

К разочарованию божественной Сары, на вопрос ответил раскованный Румальдо. Он в подробностях (зачастую выдуманных) описал вид манхуари и его особенности. Посматривая то на Чикиту, то на Мундо и совершенно игнорируя Румальдо, а уж тем более Рустику, мадам Бернар решила, что они непременно должны прийти на ее спектакль в театре «Эбби» нынче вечером. Это ее предпоследнее выступление в Штатах, а такое нельзя пропустить. Не дожидаясь ответа, она приказала секретарю обеспечить кубинцам ложу, прошелестела атласом в лифт и напоследок объявила, что после спектакля они поужинают вместе.

Сенда сошлись во мнении, что встреча судьбоносная. Кто лучше обожаемой всем Нью-Йорком Сары Бернар проложит Чиките путь на сцену?

Они вошли в зал, когда занавес уже поднимался, и, стараясь не привлекать внимания, просочились к своей ложе. В тот вечер при полном аншлаге la Magnifique[28] представляла свой последний шедевр: «буддистскую трагедию» «Изеиль», действие которой разворачивалось в V веке до нашей эры. Чикита предпочла бы пьесу классического репертуара, но пришлось наблюдать, как мадам Бернар в воздушной тунике и белокуром парике изображает придворную даму гималайского царства, задавшуюся целью соблазнить прекрасного и целомудренного Сиддхартху. Пятидесятилетняя Бернар порхала по сцене с легкостью подростка, и ее voix d’or[29] оставался мощным и звучным.

После третьего акта капельдинер вручил им записку. Мадам сообщала, что встретится с ними в ресторане «Дельмонико» на углу Пятой авеню и 26-й улицы, где подают бесподобную filet de boeuf à la Dumas[30]. В четвертом и последнем акте ослепленная, запытанная и побитая камнями Изеиль благополучно скончалась в объятиях святого Сиддхартхи, и Чикита с Мундо уронили слезу, когда Будда признался, что и он безумно любил ее, прежде чем отказаться от титула раджи и пойти по пути святости.

Они удалились, пока публика аплодировала, и наняли экипаж до ресторана. Через полтора часа Сара ворвалась в отдельный зал, где они дожидались, и, не извинившись, потребовала от метрдотеля наполнить бокалы лучшим шато из имеющихся запасов и немедленно тащить меню, а то она умрет с голоду. Никаких hors d’oevres[31]: они сразу же перейдут к делу. Она стремительно выбрала блюда, не советуясь со своими гостями. Для начала суп из зеленой черепахи au Xérès[32], затем фирменное filet, но только не ей — ей нынче вечером хочется орегонского лосося à la Sirene[33]. Со сладким разберутся потом, но она должна предупредить, что земляничный мусс в «Дельмонико» просто merveilleuse[34].

Еле-еле управляясь с огромными вилкой и ножом, Чикита про себя чертыхалась: как же она забыла взять собственные приборы? Она несколько раз порывалась поведать Саре о своих планах, но та, казалось, была настроена слушать лишь саму себя. Как будто недостаточно наговорившись в ходе спектакля, она изводила кубинцев нескончаемой болтовней. Сперва восторженно описала нового питомца, шотландского колли по кличке Гейм, а потом обрушилась на шансоньетку Иветт Гильбер, которая, приехав в Штаты, имела наглость заявить журналистам, будто мадам Бернар обожает ее песни и считает главным талантом Франции после себя. В немалой степени благодаря этой гнусной уловке, она стяжала благосклонность ньюйоркцев, кривляясь и заголяя икры при исполнении «Fleur de berge»[35]. «Но обратимся к вещам более приятным», — вдруг объявила Сара и встряхнула рыжими кудрями, как бы отгоняя воспоминания об «этой стерве». Разве не великолепную афишу Муха, чешский король завитушек и арабесок, нарисовал специально для ее турне? Она непременно подарит им экземпляр. С автографом, разумеется.

Только после десерта Эспиридиона Сенда сумела вставить словечко о причинах своего пребывания в Нью-Йорке, но к тому времени мадам уже совсем засыпала и предложила продолжить разговор на следующий день. Они могли бы позавтракать вдвоем. У нее в люксе в девять, нет, лучше в десять утра. Впрочем, заметила она, презрительно отвернувшись от Румальдо, к ним может присоединиться и Мундо. Она хотела бы послушать его игру и убедиться, так ли он хорош, как утверждает его кузина.

Пока Рустика одевала Чикиту в ночную сорочку и заплетала ей косу, они услышали, как Румальдо в своей комнате рвет и мечет, возмущенный обращением Бернар. Перед сном Чикита прижала к губам талисман великого князя Алексея и вознесла импровизированную молитву славянским богам, чтобы те помогли ей заручиться поддержкой la Divine[36].

«Скромный», по выражению Сары, завтрак состоял из яиц пашот, ветчины, сосисок, фруктов, тостов, варенья, масла, молока и кофе. Она подвинула Чиките полную тарелку и велела не стесняться, вооружиться своими крошечными приборами и наедаться до отвала. Если малышка намеревается стать жрицей искусства, силенки не помешают.

Дело это непростое, вот что нужно знать, как «Отче наш», — первым делом предупредила Сара. Начало карьеры всегда требует жертв. Старательно изображая невинное дитя, Чикита заметила, что пустилась в авантюру лишь по настоянию брата и совсем не имеет знакомств в артистической среде. Может, мадам снабдит ее именами некоторых продюсеров, к которым лучше обратиться? И, если не трудно, даст пару рекомендательных писем?

Сара одарила ее широкой загадочной улыбкой, но ответила не сразу. Она попросила гостей пройти в соседнюю гостиную, указала на фортепиано и предложила показать, что они умеют. Под аккомпанемент Мундо Чикита постаралась как можно лучше спеть. Но похвастаться талантом к танцам не успела: Сара, не терпевшая, чтобы кем-то, кроме нее самой, интересовались дольше трех минут, подозвала ее обратно к дивану.

Мундо продолжал играть (сперва прелюдию, а потом berceuse[37] Шопена), а француженка рассеянно разглядывала обои. Убитая ее молчанием, Чикита решила, что Бернар в ней разочаровалась, но, когда Мундо завел нежную баркаролу, Сара скинула оцепенение и в продолжение беседы заметила: чем обивать пороги импресарио, рискуя получить дверью по носу, не лучше ли снять зал в отеле, устроить специальное представление и пригласить побольше народу? Разумеется, самых могущественных продюсеров и владельцев крупнейших театров, но и репортеров, актеров, политиков, военных, дам и господ из высшего общества. Это лучший способ представить начинающую артистку и добыть хороший контракт.

— Кого же мы можем пригласить? — встрял на ломаном французском пианист, не отрываясь от Шопена. — У нас нет друзей в этом городе. — Он искоса взглянул на Сару и осмелился на мольбу: не соблаговолит ли мадам стать их феей-крестной и подсказать список возможных гостей?

Сара пристально посмотрела на него и расхохоталась. Так и быть, ради дебютантки, но также в угоду очаровательному Сехисмундо, доказавшему, что и самые робкие люди способны на храбрые поступки в решительную минуту, она распорядится, чтобы секретарь составил перечень обязательных личностей. И раз уж она взяла на себя роль феи-крестной, то желает исполнить ее с блеском, а потому лично напишет Эбби, Хаммерстайну, Киту, Фроману, Биэлу и другим продюсерам и внушит, чтобы они ни за что на свете не пропустили представление Чикиты, но умолчит о ее росте в двадцать шесть дюймов. «Так будет эффектнее», — добавила она.

— Заходите сегодня вечером после прощального спектакля за списком и письмами, — сказала Сара пианисту.

Чикита была не прочь и сама их забрать, но француженка подчеркнула, что ожидает именно Мундо, поднялась с дивана и дала понять, что визит подошел к концу.

— Это бартерный обмен, — заявил Румальдо, едва ему рассказали о результатах переговоров, глянул на Мундо и предостерег: — Старуха в тебя втюрилась. Будь с ней поласковей, а то не видать нам бумаг.

— Вот уж дудки! — отвечал, бледнея, кузен. — Что угодно, только не это.

— Не слушай его! — встряла Чикита. — Ну да, мадам Бернар позвала тебя лично забрать рекомендательные письма и список гостей, но это вовсе не значит, что тебе придется расплачиваться за услугу.

— Но если придется, уж будь любезен держаться молодцом, как мужик! — цинично отозвался Румальдо.

Сехисмундо невыразимо страдал до самой полуночи. Он никогда не был близок с женщиной, и сама мысль об этом приводила его в ужас. Но Чикита так слезно умоляла его пойти и так бодро убеждала не бояться, что он согласился. Он наведается к Бернар, но и только.

— А вы ей сыграйте, — посоветовала Рустика.

— Наивные вы люди, — вздохнул Румальдо. — Игр-то она ждет, только не на фортепиано. — И утянул кузена в бар выпить виски для храбрости.

Там, под картиной Бугро, изображавшей четырех обнаженных нимф, резвящихся в обществе косматого крепкозадого сатира, он напомнил Мундо, что их общее будущее сейчас только от него и зависит.

— Кому, как не мне, знать, что бананы тебе больше по нраву, чем папайи, — задушевно начал Румальдо. — Но ты пойми, дуралей, фрукты бывают всякие и по форме, и по вкусу, и попробовать нечто новенькое не так уж трудно, даже приятно, вот увидишь. — И пустился в описание разных приемчиков, которые доставят высшее наслаждение даже самой требовательной фемине, чем окончательно сконфузил несчастного кузена.

— Entrez[38],— приказала Сара, заслышав робкий стук в дверь.

Сехисмундо нажал на ручку, вступил в сумеречную гостиную и краем глаза заметил ускользающую тень (горничную?). Сара стояла посреди комнаты в неглиже из газовой ткани и с подсвечником. Она поманила его пальцем и, когда он подошел, ухватила за руку.

— Не сыграть ли вам что-нибудь? — пролепетал пианист.

Она глянула на него недоверчиво и нежно, отрицательно помотала головой и задула одну свечу.

— Вы успели написать письма? — осведомился Мундо.

Француженка прошептала «oui» и медленно, но верно потянула его в сторону спальни, задув вторую свечу. Там она поставила подсвечник на столик и усадила Мундо рядом с собой на край кровати.

— Нас ждет незабываемая ночь, — предрекла она, не отпуская его руки. Послюнила большой и указательный пальцы, загасила фитиль третьей, последней свечи и заключила Мундо в объятия.

Он тут же отстранился, пробормотал малоубедительное «сейчас вернусь» и пулей вылетел из комнаты. При виде напуганного до смерти кузена без всяких писем Чикита с Румальдо разочарованно переглянулись.

— Я не смог, — посетовал любитель Шопена, рухнул на стул и рассказал, как эта дамочка погасила все свечи одну за другой и накинулась на него, словно «течная паучиха».

Чикита уже решила, что все погибло, но тут Рустика предложила сумасбродное решение: Румальдо вполне может заменить кузена. «Ночью все кошки серы», — напомнила она сомневающимся хозяевам. Главное, чтобы самозванец успел смыться до наступления рассвета.

Румальдо, конечно, плохо верилось, что француженка ничего не заметит, но попытка не пытка. Чикита и Рустика в мгновение ока сбрили ему усы и надушили одеколоном Мундо. К его изумлению, уловка отлично удалась, и до самой зари он неустанно удовлетворял любовные прихоти Сары. Хотя пришлось помалкивать: на каком бы седьмом небе ни пребывала актриса, его хриплый голос, столь отличный от тенорка Мундо, вмиг указал бы ей на обман.