Чикита

Помню, я очень осторожно спросил Чикиту, не было ли ней неловко выступать в зверином шоу на самом Манхэттене, где семь лет назад она блистала как звезда театра. И знаешь, что она ответила? «Лучше быть мышиной головой, чем львиным хвостом». Потихоньку от Бостока она попыталась найти работу в каком-нибудь водевиле, но ей предлагали только интермедии. Она семь лет не ступала на нью-йоркские подмостки, и никто не помнил ее золотых деньков во «Дворце удовольствий» Проктора. Да и все кубинское уже вышло из моды. Но в книге, естественно, ничего такого она не писала, а упоминала только, как сильно ей рукоплескали и как умирала от зависти «дама с ягуарами».

Иногда она просила Тоби отвести ее в Центральный парк и с тоской вспоминала прогулки с Патриком Криниганом. Даже после замужества он не шел у нее из головы.

Но вот уж чего она никак не могла предположить — так это, что вскоре после прибытия в Нью-Йорк станет главной героиней фильма. Однажды вечером к ней в гримерную пришел человек, сказал, что у него кинобизнес, и предложил сниматься в картине. Чикита, успевшая к тому времени заделаться прожженной деловой дамой, напустила на себя безразличие и осведомилась, сколько он собирается ей платить. Человек назвал не слишком большую сумму, но в конце концов они сторговались, и Чикита, понадеявшись, что кино обессмертит ее имя, согласилась.

Сняли фильм прямо там же, рано утром, до прихода публики. Думаю, длился он всего несколько минут (ведь в 1903 году кинематограф был, считай, еще в пеленках), и Чикита в кадре танцевала да щеголяла драгоценностями и нарядами. Жаль, запамятовал, как того продюсера звали. Помню только, что он еврей и что, наряду с Эдисоном, он одним из первых в Штатах стал киномагнатом. Как же его, родимого, звали? Ну, может, еще всплывет. Или сам найдешь[151]. В общем, Чикита снялась в фильме, и показывали его повсюду. Не только в США, но и в Европе, так что популярности это ей и вправду прибавило. Ведь и конкурентов у нее было хоть отбавляй, а то как же. В те годы «живых кукол» развелось пруд пруди, и приходилось попотеть, чтобы оставаться самой высокооплачиваемой[152].

Но то был не единственный случай, когда Чикита предстала перед камерой. Много лет спустя она отправилась в Голливуд сниматься в фильме под названием «Уродцы». Это я точно знаю, потому что жил тогда в Фар-Рокавей.

Ты фильм-то этот видел? Его в синематеке часто показывают. Там все происходит в бродячем цирке. Красавица-гимнастка Клеопатра вступает в сговор со своим любовником, цирковым силачом: она собирается выйти замуж за лилипута, отравить его и заграбастать его денежки. Лилипут по имени — если память не изменяет — Ганс в эту Клеопатру влюбляется и бросает свою невесту, карлицу Фриду.

Главную роль сначала предложили Мирне Лой, но она отказалась соблазнять лилипута, пусть даже на экране, и роль ушла к Ольге Баклановой по прозвищу Русская Тигрица. Она была не такая знаменитая и, не кочевряжась, согласилась работать с «уродами».

На съемки режиссер (тот самый, кстати, который снял «Дракулу» с Белой Лугоши) свез на студию «Метро-Голдвин-Майер»

целую уйму «ошибок природы», набранных в разных цирках, шоу и водевилях[153]. В большинстве случаев они играли сами себя, что придавало сюжету правдоподобия. Некоторые утверждают, что «Уродцы» — фильм ужасов, где вся соль в чудищах, но я так не думаю. Напротив, я нахожу эту картину очень человечной и нравственной. Ее бы в школах детям показывать, чтобы с детства приучались к мысли: добро побеждает зло, а злодей за свое злодейство понесет наказание. Поучительный фильм.

Ну так вот, одним прекрасным утром режиссер «Уродцев» заявился в Фар-Рокавей предложить Чиките не главную, но довольно важную роль — матери Фриды, той лилипутки, которую отвергает Ганс. И она согласилась. Я уж боялся, мне придется искать новую работу. Но Чикита меня успокоила. Она отлучится всего на две недели, сцен у нее немного, я же пока могу последить за домом. И они с Рустикой отбыли в Голливуд, а я остался шиковать в одиночестве. Но не прошло и недели, как они вернулись.

Чикита на чем свет стоит кляла режиссера, Ольгу Бакланову и «Метро-Голдвин-Майер». С первого дня съемок она начала отравлять всем жизнь. Сначала жаловалась, что грим ее старит, потом — что костюмы ее не красят. Безуспешно добивалась, чтобы ей позволили играть в ее прежних театральных нарядах. К тому же мать Фриды должна была говорить с сильным немецким акцентом, а Чикита все время про это забывала, и сцены приходилось переснимать раз за разом. Чаша терпения режиссера лопнула, когда в эпизоде, где Чикита вступала в перепалку с Клеопатрой и говорила той, что она сущая гарпия, лилипутка отказалась сниматься, потому что у Русской Тигрицы якобы воняло изо рта. Она ушла с площадки и заявила, что не вернется, пока Бакланова не почистит зубы. Представляешь, что тут началось! Бакланова рассвирепела и пожаловалась самому директору студии: может, она и не Мирна Лой, но и не какая-то там соплячка, снялась в куче фильмов и заслуживает большего уважения.

Бедняга-режиссер мечтал, чтобы обстановка на съемках была дружеская, но Чикита не давала этой мечте осуществиться: она не ладила ни с одним из прочих фриков и вообще ни с кем. Режиссер близко принимал к сердцу чувства «ошибок природы», ведь в шестнадцать лет он сам убежал из дому, влюбившись в цирковую танцовщицу, и работал клоуном на ярмарках. Этот мир он и хотел отразить в картине и нуждался в гармонии и содействии. Поэтому он уволил Чикиту и, чтобы не терять времени в поисках замены, убрал из сюжета ее персонаж. Немногие отснятые сцены пришлось пустить под нож.

По словам Чикиты, в Голливуде ей понравилось только одно: там она познакомилась со Скоттом Фитцджеральдом, который в ту пору работал в отделе сценариев на студии «Метро-Голдвин-Майер». Писатель отличался простотой и приятностью в обращении и обедать предпочитал не со звездами и продюсерами, а с командой «чудищ» из «Уродцев». Чикита не преминула сказать ему, что «Великий Гэтсби» — один из любимых ее романов, и они разговорились о литературе. Она упомянула, что пишет книгу о своей жизни, и Фитцджеральд согласился, что лучше всего опубликовать ее посмертно, чтобы писать о ком и о чем угодно и не бояться задеть чьи-то чувства.

Чикита очень жалела, что из-за внезапного увольнения не успела попрощаться с писателем. «Мы недолго были знакомы, но мне показалось, Голливуд — не для него, — сказала она мне. — Там он чувствует себя таким же фриком, как мы».

Но вернемся в 1903 год. Пока Чикита выступала в Нью-Йорке, Босток поехал в Европу. И в Париже, недолго думая, купил «Ипподром», зал на восемь тысяч мест. Купил и начал готовить грандиозное шоу, от которого парижане рты пораскрывают.

Чикита думала, что Босток и ее возьмет туда, но он вызвал только Мадам Морелли. Колтай был склонен винить Тоби Уокера: на людях муж Чикиты и укротитель кое-как ладили, но на самом деле терпеть друг друга не могли.

Чикита так расстроилась, что взяла отпуск и уехала в Эри к семье супруга. Но новые родственники, видно, не пришлись ей по нраву, потому что в начале 1904 года она уже снова работала. В Сент-Луисе устроили большую выставку в честь столетия Луизианской покупки, и Чикита выступала там почти целый год[154].

Босток остался очень доволен первым парижским сезоном. Он заработал кучу денег и, вернувшись в Штаты, объявил о скором возвращении в Париж с новым шоу, на сей раз с участием Чикиты.

Она радостно погрузилась на корабль с Тоби и Рустикой, но веселью не суждено было продлиться долго. В биографии она писала, что отплыла из Нью-Йорка счастливой замужней леди, а в Европу прибыла безутешной вдовой.

Тоби Уокер почти не пил, а на борту он вроде бы хватил лишку виски и не придумал ничего умнее, как прогуляться после этого по палубе. Вроде бы — ведь точно никто не знает, что стряслось. Один матрос видел, как он, шатаясь, бродил у кормы, и на этом основании все решили, что он выпал за борт, и сочли его покойником. Эпизод, в котором капитан приходил к Чиките в каюту с ужасающим известием, вышел невообразимо сопливым. Вообще, в книге хватало безвкусных и пошлых сцен, но с этой ни одна не могла сравниться.

Чикита невообразимо страдала, однако по прибытии в Париж прекратила скорбеть и погрузилась в выступления в «Ипподроме». В этом ей не откажешь: в самую трудную минуту она брала силы невесть откуда, собиралась и двигалась вперед. И тут она тоже заглушила боль работой. А заодно и пополнила банковский счет изрядным количеством франков. Французы влюбились в нее с первого взгляда. Появлялась она и вправду эффектно: в кабриолете, за рулем которого сидел все тот же чернокожий шофер, что на Панамериканской выставке, усыпанная бриллиантами и в шляпке с перьями.

Во все месяцы работы в «Ипподроме» Чикита старалась (и добилась своего) не встречаться ни с Прекрасной Отеро, ни с «амфибиями», ни с лицемером Итурри. Она и носа не казала в Булонский лес и прочие места, где часто бывала прежде в обществе бывших приятелей. А вот с Сарой Бернар она не прочь была повидаться, но не получилось — та кочевала по миру с очередными гастролями. Кроме того, невзирая на протесты Рустики, она несколько раз приходила на берег Сены в надежде обнаружить Буку, но манхуари ни разу не выплыл с ней повидаться.

Печатая эту часть, я спросил, что сталось с орденом. С самого визита в Белый дом Чикита не упоминала о нем, и я посоветовал вернуться к теме, дабы не разочаровывать будущих читателей. К моему изумлению, она меня послушала.

Собрания проходили все реже, а когда Чикиту все же вызывали, Лавиния и Верховные мастера без конца спорили, как быть с Русско-японской войной, как помирить французское правительство с Ватиканом и как препятствовать анархистам в покушениях на знать. Иногда Чиките (вернее, ее астральному двойнику) давали какое-нибудь задание, но в целом ассамблеи сводились к бесполезной болтовне. Как ни странно, исчезновение «Истинных Нижайших» и «Настоящих Истинных Нижайших», вместо того чтобы укрепить орден, ослабило его, словно отсутствие противников лишило его запала.

Во Франции на Бостока напал во время выступления семисотфунтовый тигр Раджа и едва не разорвал его на куски. Зверь был хитрющий, и у укротителя уже бывали с ним неприятности. Несколько лет назад в Индианаполисе он тоже пытался сожрать Бостока, но последствия парижского нападения оказались гораздо серьезнее: импресарио едва выжил и несколько дней не выходил на сцену. Зато когда он выздоровел и пришел на выступление, в «Ипподроме» яблоку негде было упасть. Все хотели видеть Раджу, тигра-убийцу. Родственники и работники Бостока пытались уговорить его завязать с дрессировкой и сосредоточиться исключительно на бизнесе, но он не согласился. Сказал, что ему необходимо противостоять диким зверям, чтобы чувствовать себя живым. Почти никто его не понял, кроме разве что Чикиты. Ведь она некоторым образом занималась тем же самым.