Это всё ты

13

Ничего не было... © Юния Филатова

Ян без футболки. В одних лишь шортах, которые висят так низко, словно и их он, сгребая ткань на бедрах в кулаки, уже намеревался снимать. Среагировав на мой голос, вовремя останавливается. Вскидывает голову и застывает вместе со мной.

Я потрясена, и скрыть это невозможно.

Таращась на обнаженного Нечаева, не могу заставить себя подобрать челюсть и возобновить дыхательную функцию. Я не способна даже моргнуть. Оторопело скольжу взглядом по мощным атлетическим плечам, по литым грудным мышцам, по крепким мускулистым рукам, по напряженному прессу, который выглядит как обтянутая кожей сталь, по всем этим выпирающим венкам, по темным волоскам… Пока не задыхаюсь. Жизненно необходимый вдох получается натужным и громким, будто я из воды на поверхность вынырнула. Давлюсь кислородом. Закашливаюсь. Прижимая к лицу ладони, отворачиваюсь. Из глаз брызгают слезы, но их я едва замечаю. Все, на чем я сосредоточена – судорожно пытаюсь отдышаться.

– Стой, – звучит глухое указание совсем рядом. Голосом, из-за которого у меня на коже проступают столь огромные мурашки, что это уже надо считать чем-то нездоровым… Симптомом какого-то страшного психологического заболевания. – Закрой глаза. Перестань так резко хватать воздух. Вдыхай медленно и глубоко.

Пространство плывет, поэтому совет погрузиться в темноту я принимаю с радостью. Только вот… Когда мне удается вобрать кислород, мои легкие забивает солью, металлом, никотином и самим Яном.

Я инстинктивно принимаюсь дышать осторожно, словно звереныш, которого после паники оглушило столь безумным страхом, что полностью пропал пульс.

У Яна Нечаева особенный запах. Я знаю его. Могла бы определить из десятков других. Даже примесь пота и крови не разбавляют его концентрацию. Он сам по себе насыщенный, терпкий и соленый. Дерзкий, смелый и агрессивный. Захватывающий, будоражащий и головокружительный.

В висках начинает бомбить. И едва я отмечаю разгромное возвращение пульса, сердце вспоминает о своей функции и разворачивает за моей грудиной феерический шабаш.

– Что это? – протягивает Нечаев.

В хриплом голосе улавливается неподдельное удивление. Он настолько растерян какими-то выводами, что, вразрез со своей реактивностью, вдруг становится заторможенным.

Я откидываю голову и упираюсь затылком в кафель. Прижимаю к нему и трясущиеся ладони. Только после этого осмеливаюсь открыть глаза. И вроде как смотреть на его торс нет возможности, но и вида растрепанных мокрых волос хватает, чтобы в моем животе закрутилась очередная воронка. С него капает – вода и кровь. Влага сочится по острым скулам, по ставшему квадратным от напряжения подбородку, по приоткрытым покрасневшим губам… Пламя в груди разгорается. Со стремительным движением крови по венам меня настигает дурманящее опьянение.

И мой взгляд, вырываясь из-под контроля, принимается метаться.

Вниз. В сердце вспышка. Легкие в тиски.

Вверх. Глаза в глаза – прыжок в бездну. Без предварительного вдоха с головой. Свободное падение.

Вниз… Впиваюсь зубами в губы, чтобы сдержать невесть отчего поднявшийся стон.

– Ю… – выдыхает Ян, наклоняясь.

Взгляд, дыхание, запах, жар – всего этого становится критически много. Я спохватываюсь. Отталкиваясь от стены, пытаюсь юркнуть в сторону двери. Но он не пускает – выставляя руку, преграждает путь и валится на меня, словно гора. Взвизгнув, упираюсь ладонями ему в грудь. И сразу же мне становится еще хуже.

Знайте, что когда человек сгорает заживо, его тело бьют конвульсии.

Со мной явно что-то катастрофическое происходит… И Яна это тоже поражает, словно электричество. Едва я касаюсь, его горячая грудная клетка дергается, сжимается и яростно расширяется. Он издает стон, но его перекрывает мой вскрик. Сворачивая обожженные ладони, выдвигаю между нами локти. Судорожно хватая воздух, намереваюсь его оттолкнуть.

– Что это, Ю? – частит Ян рвано. – Что это?

Он настойчив. Как раньше, свирепо прет напролом.

Я понимаю, что должна ответить, иначе он просто не отстанет.

– Что? Что именно?

– Ты подаешь странные знаки… – рубит задушенно. – Смешанные сигналы, Ю… Я… Блядь… Скажи что-то, потому что я в ахуе… У меня вытек мозг… Я тебя… Я тебя сейчас…

А потом… Происходит крайне дикая вещь… Лизнув мои губы, Ян меня кусает.

Истерично завизжав, яростно толкаю его в грудь. Отскакиваю в сторону и застываю. Сил нет ни выдерживать тот сумасшедший взгляд, которым он меня преследует, ни разорвать этот контакт.

Мои губы мокрые. Мокрые. От его слюны. Это шокирует. Тотально.

Но…

Более ужасающим является возникающее желание облизаться, чтобы снять языком его вкус. Ощутить. Распробовать.

Что?!

Боже…

Откуда это?!

Из глаз выливаются слезы. Я плачу. Захлебываюсь рыданиями от того, что чувствую.

Это чудовищно!

Отрывисто всхлипывая, сердито убираю влагу с губ рукавом ветровки.

Ян ничего не говорит. Поиграв желваками, дергает подбородком вверх. Не думаю, что его что-то задевает. Просто… Он, как обычно, делает вид, что ничего из ряда вон не произошло.

И я… Я решаю поступить так же.

Ничего не было. Ничего не было. Ничего не было!

Я об этом забуду. Уже забываю!

– Какого черта тебе от меня надо, Ю?

Стук. Скрип. Шаги. Из душевых показывается Самсонов.

Я спешно вытираю рукавами лицо. Перевожу дыхание и затравленно смотрю на веселье, с которым Макс реагирует на мое нахождение в мужской раздевалке.

Плевать… Реально плевать.

За последние минуты у меня столько нервных клеток погибло, что не особо смущает даже его нагота. По крайней мере, пока Самсонов не берется за края полотенца, намереваясь снять то с бедер.

– Я подожду тебя в коридоре, – бросаю Яну.

И вылетаю из раздевалки.

Не притормаживая, несусь на женскую половину. Принимаю душ, одеваюсь, привожу в порядок волосы. И все это время говорю себе, что лучше мне забыть о разговоре с Нечаевым.

«Оставь эту идею…» – молю.

Но почему-то не могу… Не могу.

Он ведь не успокоится. Продолжит ввязываться в драки. Вылетит из университета.

А тебе что??? Радуйся!

Не получается… Не получается!

Даже тот факт, что мне приходится очень долго ждать Яна в коридоре, не лишает меня решимости снова увидеться с ним.

Боже… Он, вероятно, только на то и надеется, что я сбегу.

А я стою тут… Поджидаю его, как одна из этих… А я ведь не такая! Я приличная девушка. Я хорошая!

Но…

Язвительный голос в голове подсказывает, что хорошим девочкам не хочется рассматривать полуголых мальчиков… Хорошим девочкам не хочется знать, какие они на вкус… Хорошим девочкам не хочется проверять, насколько глубоко они целуются… Хорошим девочкам не хочется ощутить, какими могут быть их прикосновения… Хорошие девочки слушаются родителей и помнят, что у них есть парень!

Боже…

Наконец, я соображаю, что должна уносить ноги.

Но…

Едва я отлепляюсь от стены, из раздевалки выходит Ян. Мазнув по мне каким-то неприятным, абсолютно равнодушным взглядом, он стискивает челюсти и показывает, чтобы я шла за ним на улицу.

В этот момент глас разума буквально кричит, чтобы я прекращала эти опасные игры.

Но…

Я иду за Яном.

На воздухе становится чуточку легче. Продышавшись, прихожу в себя. Однако не настолько, чтобы собрать волю в кулак и попрощаться.

– Ну, – подгоняет Нечаев, когда замираем рядом с его машиной. – Чего тебе?

Он не приглашает меня сесть внутрь. Да я бы и не посмела. Читаю похабную надпись на заднем стекле и едва не проваливаюсь сквозь землю. В груди снова начинаются эти адские процессы: колотится, пульсирует и закручивается спиралями.

Почему с ним так сложно?! Невыносимо!

В сумке вибрирует телефон.

Это, наверное, мама… Или Свят… Не хочу проверять при Нечаеве. Но вспомнив о них, пытаюсь понять, что должна сказать, чтобы никого не расстроить, и вместе с тем удовлетворить то, что бушует в душе из-за Яна.

Смотрю на него, и у меня все с такой силой сжимается, что соображать возможности нет.

– Я скучаю по нас, – выталкиваю то, что саму ошеломляет.

Но и Ян не может скрыть потрясения. В какой-то момент, после шумного вздоха, и вовсе выглядит нехарактерно уязвимо.

А потом… Потом смеется, конечно же.

Сердцу резко становится больно. С опозданием понимаю, что две секунды назад его распирало беспрецедентное счастье. И даже с этой жгучей мукой в груди я не могу перестать смотреть на Яна… На мерцающие в темноте глаза, на растянутые в ухмылке губы, на ссадины, которые он так и не удосужился залепить пластырем… На него!

Такого настоящего. Такого далекого. И такого родного.

Я не хочу подводить маму с папой. Не хочу тревожить Свята. Не хочу никого разочаровывать! Но и свои чувства игнорировать мне отныне сложно.

Должен быть компромисс. Всегда есть!

Ян выманил меня на поле. Он напомнил, как хорошо нам с ним было. Несмотря на страх, меня влекут некоторые ощущения. Потому что ни с кем другим я ничего и близко подобного не испытываю.

А может, и не должна? Кажется, это выбивается за рамки приличия.

Но…

Я ведь могу быть осторожной. Не переступать красную черту. Не делать того, что слишком плохо.

– Было очень больно, когда ты отдалился, перестал приходить на площадку, игнорировал в школе… – задыхаясь, ломлюсь дальше. Напролом, как всегда делает сам Ян. Боже, я в дичайшем шоке от себя! И все же… – Скажи, пожалуйста, это из-за меня? Я сделала что-то не то… – шепчу едва слышно, ощущая себя так, словно умираю. Кожа на щеках однозначно сгорит и никогда не восстановится. Но мне нужно знать! Я устала мучиться. – Скажи, Ян! Честно скажи! Ведь со Святом ты продолжал общаться… Все это время!

И снова он смотрит на меня ошарашенно. Во все глаза! А потом… Выдает какой-то свистящий выдох и просто отворачивается.

Не знаю, откуда у меня столько смелости. Только я понимаю, что уже не могу остановиться.

Сорвалась… Лечу.

Беру Яна за руку. Игнорируя то, как он вздрагивает, и как меня саму прошивает молниями, переплетаю наши пальцы.

Раскаленное тепло, внушительная сила и крайне волнующая мужская жесткость – первое, что я отмечаю при этом контакте. Какая-то безумная волна проносится по моему телу и закручивает все нервные окончания в трескучие узлы.

– Скажи, Ян… Я должна понять…