Это всё ты

***

Два часа спустя я, выплакав все слезы, пишу Яну сообщение.

Юния Филатова: Нам нужно поговорить. Срочно.

Он не отвечает, но я не сдаюсь.

У меня продолжается тихая истерика, а это гораздо страшнее рыданий. Содрогается все мое тело. Выкручивает каждый нерв. И в груди такая боль, что впору сорваться на настоящий вопль.

Юния Филатова: Знаю, уже очень поздно. Но это важно.

Юния Филатова: Ты можешь прийти на нашу старую футбольную площадку?

Юния Филатова: Пожалуйста.

Юния Филатова: Я должна тебе кое-что сказать.

Юния Филатова: Пожалуйста.

И все равно тишина.

Доведенная до отчаяния, решаюсь позвонить по видеозвонку в мессенджере. Там такая противная мелодия, что его точно разбудит.

Вызов принимают. Но это не Ян.

Моргая, отрывисто втягиваю воздух.

– Ну чего тебе, ангелок? – раздраженно толкает Кира.

А я разглядываю в полумраке незнакомой спальни ее едва прикрытое простыней тело и слова сказать не могу.

Пока не хлопает какая-то дверь, и в камеру не врывается полуголый Ян. На нем полотенце. Кроме него, о том, что он только вышел из душа, свидетельствуют его мокрые волосы.

– Дай сюда телефон, блядь, – гремит приглушенно, но крайне сердито. Вопрос мне уже мягче выдает, но отголоски той злости еще горят и в нем: – Что-то случилось?

Хмурое лицо Нечаева попадает в камеру примерно наполовину. Он как будто не хочет себя снимать. Но тем самым, пока выходит в другую комнату, предоставляет мне полный обзор на валяющуюся посреди разобранной кровати Киру.

Господи… Он снова ее целовал.

И не только целовал…

– Что случилось, Ю?

– Ничего!

Я выхожу на новый уровень боли, о существовании которого даже не подозревала. Выжигает внутри так адски, что находятся тут же и свежие слезы.

– Что значит ничего? Ты же зачем-то звонишь? Писала что-то… – наклоняясь, просматривает сообщения, за которые мне сейчас безбожно стыдно. – Могу прийти. Выходи.

– Нет… – выпаливаю, продолжая гореть и задыхаться. – Я не выйду. Теперь не выйду. Больше не надо. Уже неважно. Нечего говорить.

Замолкаю.

И он не говорит ни слова. Только вот... Перемещается в кресле, смотрит с таким напряжением, что, кажется, эти волны тока с гудением через экран проходят. Я всхлипываю, но отбить видеозвонок не могу. С какой-то разрушительной тоской ловлю в фокус ту часть лица Яна, которую улавливает камера. Половинку искривленных и припухших губ, изогнутую бровь, багровое рассечение над ней и на виске, ссадины на скуле и на подбородке, а также… Задерживаю дыхание, пока дрожь сотрясает тело, но оцениваю его левый глаз – покрасневший и лихорадочно блестящий.

– Что ты хочешь, Ю? – хрипит Ян, как будто вымученно. Вижу, как дергается кадык у него на шее, и как устало опускается голое плечо. – Ты можешь сказать прямо?

Захлебываясь слезами, мотаю головой.

Он надсадно вздыхает и вроде как усмехается. Но тут же крепко сжимает челюсти и зажмуривается так сильно, что мне больно становится. Растрепывает ладонью и без того торчащие волосы и снова смотрит на меня воспаленным взглядом.

Прожигает с невероятной силой чувств, заставляя задыхаться.

– Если ты не будешь говорить, зай, я не смогу понять…

– Пока… – роняю я, прежде чем отключиться.

Юния Филатова: Мы больше не друзья.

Ян Нечаев: Конечно, блядь. Как скажешь.

Ян Нечаев: Мы больше, чем гребаные друзья.

Ян Нечаев: Мы больше!!!

По телу несется знакомый разряд. Но мне на него плевать. Отшвыриваю телефон и, скорчившись от непереносимой муки, разражаюсь новым потоком рыданий.

Ян с Кирой… Ян с Кирой!!!

«У-у-у…» – натуральным образом вою, закусывая себе руку.

И Свят… Еще и Свят…