Это всё ты

36

Это не просто сокращение от твоего имени. © Ян Нечаев

– Привет, – выдаю, как только Ю замечает меня.

И если кто-то, здороваясь, интонирует до восклицательных знаков, то после моей сиплой растяжки впору ставить сердечко. Не думал, что когда-либо скачусь до подобного. Однако сейчас, должен признать, вся эта романтическая ебалда не то чтобы перестала вызывать тошноту… Меня, блядь, прет от нее.

Выдергиваю из заднего кармана чупс и протягиваю его Юнии с долбанутой, немного смущенной, но определенно поплывшей ухмылкой. После ночи расстояние между нами всегда увеличивается. Но мне по кайфу снова и снова его преодолевать.

– Привет, Ян... – нежно выдыхает она.

Робко улыбаясь, забирает конфету.

Залипаю на ямочках у Ю на щеках. И на всех этих веснушках, которые для меня лично такой же наркотик, как для других – порошок. Хочу вдохнуть их в себя. А все, что не удастся украсть, слизать языком. В глазах ее небесных, конечно, тоже вязну. И на погибели моей, ее розовых губах, застреваю.

– Ты скучала по мне? – толкаю глухо, касаясь пальцами ее щеки.

Сам не могу оторвать от Ю взгляда. Вот и кажется, что у нее такая же проблема.

– Да… – шепчет она, рассеянно оглядываясь на толпу, которая обтекает нас, пока стоим по середине коридора. – Скучала, Ян.

В груди тотчас разгорается костер. Рвано выдыхая, сокращаю расстояние, чтобы обнять ее поверх плеч и вроде как по-дружески притянуть к себе. Стоящий колом член невинность этого действия, конечно, размазывает. Соррян уж, рядом с Ю я не способен держать его в узде. Хватает одного ее запаха, чтобы мою боеголовку раздуло до критических, мать вашу, размеров.

Юния вздыхает и ерзает, но не отталкивает. Обнимает и прижимается.

– Ты дрожишь… – озвучиваю зачем-то.

– Ты тоже, – будто бы защищается она.

– Хах… Да, у меня от тебя пиздец какие судороги. Скоро эпилепсия разовьется.

– Ян… – осуждает мои тупые шутки Ю. И все-таки смеется. – Я могу тебя спасти?

– Только ты и можешь, зай.

– Что же мне для этого нужно сделать? – интересуется, возобновляя зрительный контакт и краснея.

А я смотрю ей в глаза и понять пытаюсь: кажется мне, или они реально стали темнее? Пока я хватаюсь за разбегающиеся мысли, зрачки Юнии расплываются, заполняя едва ли не всю радужку глаз, так и не дав мне возможности определиться.

Наклоняясь, прохожусь губами по коже у ее ушка.

– Если я скажу, ты испугаешься и убежишь.

Это вроде как шутка, и то Ю вздрагивает.

– Ты нашел этого человека? – переводит тему резко.

– Да, – отвечаю коротко.

Не только потому, что разбит ее «задней», но и потому что по делу отца стараюсь особо не распространяться. Сказал ей вчера, куда еду, только чтобы объяснить, почему не можем вечером встретиться. Не хотел, чтобы накручивала себя какими-то глупостями.

– Узнал что-то новое?

– Угу.

– А что именно, не расскажешь? Не хочешь делиться? – догадывается Ю.

И отчего-то расстраивается.

Мать вашу…

Нахожу ее кисть. Сжимая, поглаживаю внутреннюю часть ладони.

– Не то чтобы не хочу. Просто не готов, зай.

– Мм-м… Ни с кем не готов? Или только со мной?

– Ни с кем, да… Но с тобой особенно.

Вроде действую открыто и вместе с тем деликатно, но замечаю, что вновь ее обижаю.

– Потому что не важны мои мысли и чувства?

– Как раз потому что важны, Ю, – толкаю с дурацким нервным смешком. Снова обнимаю, чтобы притянуть к груди и иметь возможность перевести дыхание. – Очень важны. Клянусь, зай.

Она гладит меня по спине. И это простое действие вдруг заставляет меня зажмуриться и прекратить дышать. А спустя пару секунд начать вентилировать воздух часто, шумно и отрывисто.

– Хорошо, Ян. Я понимаю тебя, – шепчет Юния. – Пусть дело твоего папы поскорее возобновят, и… Дай Бог, чтобы все решилось в его пользу.

Я не отвечаю. И, вероятно, грубовато обрываю Ю, когда отстраняюсь. Стискивая челюсти, молча тяну ее в аудиторию.

Ненавижу жалость. А в тоне Филатовой именно она и прозвучала.

До сих пор не знаю, что она думает об аресте моего отца. Считает ли она его виновным? Верит ли тому, что ей внушили родители и общественность? Меня это, безусловно, нехило парит.

Но…

Спрашивать я, блядь, стремаюсь.

Надо бы заговорить, перебить эту горечь и сгладить свое собственное поведение. Но до самой парты Ю я не могу выдавить ни слова. Выпуская ее руку, прячу ладони в карманы спортивных брюк. Усиленно смотрю в надежде, что она замнет эту размолвку.

Однако Юния молчит, пока воздух не пронизывает способная уничтожить абсолютно любую нервную систему скрежещущая трель звонка.

– Сейчас Ольга Валентиновна придет… Будет ругаться, что ты не на месте…

Сглатываю и заставляю себя уйти.

– Когда вы уже перестанете трясти воздух своими ебаными эмоциями? – взбухает сонный Самсон. – Тут половина потока, наблюдая за вами, в режиме лютого стресса. На постоянке. Расстреляйте уже друг друга, что ли… А то пошли на своем сиропе уже на хроническое.

Я настолько на нерве, что не отражаю эту галимую атаку, даже словесно. Молча занимая свое место, подпираю подбородок руками и застываю в оцепенении.

Я ее обидел? Слишком грубо себя повел? Должен извиниться?

Проходит минут десять лекции, а тяжесть в моей груди не рассасывается.

Ян Нечаев: Я тебя *****.

Отправляя это сообщение, вскидываю взгляд, чтобы видеть, как она его прочитает. Замечаю, что в какой-то момент напрягается. Тяжело втягивая воздух, мысленно крою себя матами. Однако стоит Ю обернуться, поток этой ругани резко обрывается.

Мать вашу… Да все обрывается.

Кажется, даже кислород в помещении заканчивается.

Моя грудь раздувается, плечи подрываются, но я бы не сказал, что чувствую хоть какое-то насыщение. Все пространство в груди заполняет перекачанное эмоциями сердце. И бесоебит оно сейчас с исключительным, блядь, усердием.

Сохраняя контакт с Ю, моргнуть не могу. Даже когда белки начинает выжигать, не поддаюсь. Сдвигая брови, морщусь, и на том все, пока она сама не отворачивается.

Юния Филатова: Что под этими звездочками? У тебя опять что-то сорвалось? Или у меня телефон не распознает твой язык?

Ян Нечаев: Хах.

Дернув челюстью, давлю хриплый смешок.

Ян Нечаев: Не сорвалось. Вырвалось.

Ян Нечаев: Уверен, тебя этим словом ни хрена не удивить.

Ян Нечаев: Увы.

Сука… Вот нахуя? К чему сейчас моя ебучая ревность? Разве Ю виновата, что Усманов ей миллион раз признавался в любви и обесценил это долбаное слово для меня?

Юния Филатова: В каком смысле?

Юния Филатова: Можешь написать нормально?

Ян Нечаев: Нет, пока ты со Святом, не напишу. Хочу закодировать тебя от этого гребаного слова. На время. А потом уже… Опьянить и вызвать настоящую зависимость. На века. Готова?

Мать вашу…

Ума не приложу, о чем думает Юния. Но она больше не отвечает. И даже не оборачивается. Откладывает телефон и просто включается в лекцию. Оторопело моргая, наблюдаю за тем, как двигается рука, которой она конспектирует материал.

Да блядь… Хрен я позволю ей вот так вот съехать.

Ян Нечаев: Ты раньше спрашивала, мол, почему называю тебя Ю…

Ян Нечаев: Это не просто сокращение от твоего имени.

Ян Нечаев: Эм…

Ян Нечаев: Это c английского… You.

Ян Нечаев: Можно еще просто «U».

Ян Нечаев: Ну типа… ТЫ. Всё ТЫ. ТЫ – ВСЁ.

Ян Нечаев: I❤️U.

Едва отправляю последнее сообщение, с передних парт летит шум.

Прочесав со скрипом ламинат, Юния отодвигает свой стул и подскакивает на ноги.

– Простите… – роняет взволнованно и, сгребая все вещи, выбегает из аудитории.

Закусывая губы, медленно тяну носом кислород. Но за грудиной так и так все сжимается в неперевариваемую груду.

Куда ты, слоняра, полез?

Романтиком стать захотел? Запел о любви?

Доигрался хуй на скрипке. Доигрался. Так, что струны все порвал.

И что теперь? Что теперь, блядь?

Коридор, в который я вылетаю следом за Ю, встречает меня гробовой тишиной.

Ох, блядь…

Ох, блядская блядь…

Ох, мать вашу, блядская блядь…

Знаю, куда убежала Юния. Но никак не могу определить, могу ли я туда сейчас идти. Действую на инстинктах. Мозг в отключке. Все, что слышу в своей голове – непрерывная линия пульса. И сердце в груди тарабанит так, что меня, сука, шатает, как торчка.

Нет времени спускаться в гардеробную за курткой. Выхожу на улицу в одной рубашке. Ноябрьский холод, конечно же, сходу присаживает разбушевавшийся в моем теле пожар. Но в целом не справляется. Пока перебираю ботинками тротуарную плитку, в агонии своих душеебательных чувств, успеваю выдать и вздохи, и ряд каких-то сдавленных обрывков заглушенных волей стонов.

Как я на себя злюсь… Как же я, мать вашу, на себя злюсь!

Мне нужно ее увидеть… Мне просто нужно ее увидеть!

Едва добираюсь до того чертового закутка для терпил, который даже с облетевшими листьями сохраняет уединенность, ноги врастают в землю.

Дыхание спирает. Нутряк узлом закручивает. И я не способен вымолвить ни слова.

– Зачем ты пошел за мной? – выдыхает Ю отрывисто.

Смотрю на нее в упор. Пристально и напряженно, не контролируя ни одной десятой из тех эмоций, которые бомбят сейчас организм.

Зачем?

– Потому что ты этого хотела, – толкаю, не соображая буквально ни хрена.

– Нет! – выкрикивает она будто бы напуганно.

А меня, блядь, накрывает сумасшедшим желанием схватить ее и доказать свою правоту.

Напоминая себе, что уже и так доигрался мамонт на скрипке, из последних, сука, сил сдерживаюсь.

Как вдруг Ю сама сокращает разделяющее нас расстояние. Застывая прямо передо мной, начинает лихорадочно кивать.

– Да, да, да… Да! Ты прав, Ян! После того, что ты написал, я захотела остаться с тобой наедине… Посмотреть в глаза, взять за руки… Просто я тебя тоже… Ничего не могу с собой поделать… Не могу! Я-я-ян… – в последнем выдохе улавливаю какое-то отчаяние. Упираясь пальцами в ладони, которые я машинально ей протянул, она тянется вверх, и ее сладкое дыхание достигает моего подбородка. – А ты… Чего хочешь ты, Ян?

Сглатывая, опускаю взгляд.

– Хочу целовать тебя, Ю… Прямо в губы… Весь твой рот…

Она прикрывает глаза, словно сживаясь с тем шквалом эмоций, что лишает ее равновесия.

– Хорошо… – ошарашивает, лишая, на хрен, возможности функционировать и жить. – Только не здесь… Не здесь, Ян… Увези меня отсюда… Скорей…