Жалкая

13. НИКОЛАС

В подвале «Желтого кирпича» остались только Эвелин и я. Мы сидим за длинным, тяжелым дубовым столом, на котором с одной стороны лежит куча грязных денег, с другой — пачки банкнот, а прямо посередине — счетчик денег.

Эвелин в данный момент берет пригоршни несвязанных денег и прогоняет их через аппарат. Перебрасывание долларов создает гул, похожий на шум вентилятора в тихой комнате, и, несмотря на то, чему я был свидетелем всего несколькими часами ранее, я чувствую себя спокойно.

И она тоже. Она кажется нормальной. Полностью контролирующей себя. Что так отличается от того, какой она была несколько часов назад с Бенни.

Как может кто-то такой чертовски красивый быть такой чертовски плохой?

— Хватит на меня пялиться.

Я отталкиваю стул от пола, балансируя на двух задних ножках.

— Я просто удивлен, вот и всё.

Она смотрит на меня.

— Чему?

— Этому, — я указываю рукой на комнату.

Она смеется.

— Тебя, вора драгоценностей, удивляют кучи денег?

— Нет, — говорю я, качая головой. — Я удивлен, что ты так вовлечена. И что ты такая жестокая. Тебе, наверное, стоит сходить к кому-нибудь по этому поводу.

Её брови опускаются вниз, когда счетчик выплевывает ещё одну пачку. Она берет её, затем откладывает в сторону.

— Удивлен, потому что я женщина?

— Нет, потому что ты — это ты.

Я даже не знаю, что я имею в виду под этим заявлением, что не совсем шокирует, учитывая, что я даже не могу понять, что, черт возьми, я чувствую. Я трахнул эту женщину. Меня безумно тянет к ней, несмотря на то, что она не в себе, но я не могу соотнести ту женщину, какой я представлял её, когда мы впервые встретились, с тем, какая она сейчас. Потому что сейчас она — та, против кого я борюсь. Она — часть проблемы, которую я пытаюсь решить.

Она делает паузу, кладя горсть денег обратно в несвязанную стопку. Её язык высовывается, металлический стержень скользит по нижней губе, пока она смотрит на меня.

Мой желудок подпрыгивает.

— Ну, это настоящая я.

— К сожалению, — бормочу я.

— Что это значит? — она наклоняет голову.

Я пожимаю плечами, зная, что не должен её подталкивать, но не в силах остановиться.

— Это значит, что, возможно, твоя сестра была права.

Ее челюсть сжимается.

— Моя сестра ничего обо мне не знает.

— По крайней мере, она знает, как обращаться с людьми.

— Отлично, тогда иди и приставай к ней.

Я ухмыляюсь.

— Я тебя раздражаю, милая?

Она ударяет руками по столу, отчего всё трясется, и отпихивает стул, чтобы встать. Она наклоняется, её грудь выпирает из-под майки, и мой взгляд опускается, потому что я не могу не воспользоваться видом, когда она так охотно предлагает его.

Румянец ползет по её ключицам и поднимается по шеё, как это всегда бывает, когда я её злю.

Мой член пульсирует.

— Я не твоя, блять, милая, — говорит она сквозь стиснутые зубы. — И для протокола, всё в тебе меня раздражает. То, как ты ходишь. То, как ты постоянно появляешься в любом месте, где я нахожусь. То, как ты задаешь вопрос за вопросом и никогда не находишь ответа.

Мои губы приподнимаются в улыбке.

Она показывает пальцем.

— Эти дурацкие долбаные ямочки на твоих щеках.

Моя улыбка продолжает расти. Я опускаю передние ножки стула и опираюсь локтями на стол, подперев подбородок рукой.

— Выскажи всё, что думаешь, малышка. Что ещё?

— Мне не нравится, как ты на меня смотришь, — продолжает она.

Я слушаю её вполуха, мой разум слишком занят вопросом, как далеко зашел румянец на её груди, и что ещё я могу сделать, чтобы она так покраснела.

— И… — она повышает голос. — Ты лжец.

Забава исчезает от её слов, и теперь это я встаю, мои кулаки упираются в стол.

— Я не лжец.

— Я тебя умоляю, — насмехается она. — Всё, что ты когда-либо делал, так это лгал мне.

Я стону, сжимая переносицу.

— Ну вот опять, блядь, началось. Это из-за имени?

— Это из-за твоего общего существования.

— Милая, — вздыхаю я. — Я не думал, что это имеет значение.

Она снова шлепает ладонями по дереву.

— Я же сказала тебе не называть меня так.

Я хихикаю, представляя, как приятно было бы протянуть руку и задушить её, просто чтобы заткнуть ей рот.

— А я сказал тебе, что я не твоя сучка.

Огонь в её глазах такой интенсивный, что, клянусь, он взмывает в воздух и проникает в мою кожу, пока я не сгораю изнутри.

Она ухмыляется.

— Это спорно.

В одну секунду я думаю о том, как сильно я хочу придушить эту паршивку в ней, а в следующую — моя рука проносится над столом и хватает её шею.

Она резко вдыхает, но не сопротивляется мне, человеку, которого, по её словам, она так ненавидит.

Человек, который должен ненавидеть её.

И это бесит меня ещё больше, потому что я действительно её ненавижу. Я терпеть не могу эту девушку. Я бы всё отдал, чтобы забраться в неё и вытащить ту женщину, которую я встретил той ночью в клубе.

Она — та, кто меня интересует, та, кого я так хочу увидеть.

И когда Эвелин придвигается вплотную, вытягивая шею, словно хочет, чтобы я оставил на ней отпечатки своих пальцев, я думаю, что может быть, я нашел её.

Но потом она сжимает свои губы и плюёт в меня.

Влажная слюна брызгает мне на щеку и стекает по лицу, обрывая последнюю нить моего рассудка. Я бросаюсь вперед, свободная рука проносится по столу, звук падающих на пол наличных и счетчика денег заглушает стук в ушах. Я обхватываю её рукой за талию, грубо затаскиваю её на стол и прижимаюсь своим ртом к её.

Я не думаю о том, что это неуместно. Как она олицетворяет всё то, против чего я выступаю. Что я злодей в её истории, так же как и она в моей.

И я определенно не думаю о проводе, спрятанном на моей шее, который ловит всё, что происходит.

Мой язык проникает в её рот, ища намек на металл, и когда я нахожу его, маленький шарик её пирсинга, двигающийся против моего языка, по моему телу прокатывается ударная волна.

Моя рука крепко сжимает её горло, её пульс бьется о мою кожу.

Она стонет, её похожие на когти ногти впиваются в мою шею, а мой член пульсирует, упираясь в переднюю часть джинсов.

Я провожу губами по её челюсти и вниз по шее, большим пальцем наклоняю её голову назад, чтобы дать себе больше пространства. Она подается вперед, её колени скользят по нескольким свободным стодолларовым купюрам, которые лежат под ней, и она протягивает руку, расстегивает пуговицу на моих брюках и просовывает свою теплую руку внутрь. Она крепко обхватывает меня, и я дергаюсь в её ладони, когда она гладит меня от основания до самого кончика. Из головки сочится сперма, и она проводит по ней кончиками пальцев, используя её для смазки своих движений на обратном пути вниз.

— Блядь, — прохрипел я ей в ответ.

— Заткнись, — огрызается она, приближая свой рот, чтобы снова поцеловать меня.

Моя грудь нагревается от того, как она всегда, блядь, неуважительно ведёт себя со мной, и я крепче сжимаю её горло, прижимая её к столу, пока она не упирается в него. Наличные летят со всех сторон и падают на пол, от резкого движения её хватка ослабевает там, где она обхватила мой член.

Она вскрикивает, её глаза вспыхивают, но прежде чем она успевает сказать ещё хоть слово, я оказываюсь на ней, моя рука движется от её шеи к челюсти.

— Ты и этот чёртов рот.

Я прижимаюсь поцелуем к её припухшим губам, другая рука скользит по её груди, пока её грудь не оказывается в моей руке. Мой большой палец пробегает по затвердевшему соску, скрытому под тканью. Она пытается заговорить, но я сжимаю пальцы на её щеках, пока не чувствую рельеф её зубов.

— Я уже начинаю уставать от того, что ты вытираешь об меня ноги. Плюёшь на меня. Притворяешься, будто я причиняю тебе боль, хотя мы оба знаем, что на самом деле тебе всё равно. И мне надоело хорошо себя вести.

Её губы раздвигаются, и я пользуюсь возможностью, собирая слюну на язык и позволяя ей стечь в её открытый рот.

Я ожидаю, что она рассвирепеет. На самом деле, моя хватка на ней усиливается от предвкушения того, как она отреагирует.

Но она только усмехается и сглатывает.

Мои яйца напрягаются, кровь приливает к члену, и он пульсирует так сильно, что я боюсь, что могу кончить.

Она снова проводит рукой по всей длине и стонет.

— Это тебя возбуждает, не так ли? Я чувствую, как ты становишься тверже.

— Да? — я прикусываю губу. — Может сделаешь с этим что-то, красавица?

Она приподнимается на локте, её небрежный пучок наполовину распался, так что он съехал в сторону, и сжимает меня ещё раз, прежде чем полностью убрать свои прикосновения. Наклонившись, она прижимает поцелуй к моим губам.

— Я хочу, чтобы ты встал на колени и вылизал мою киску, как хороший щеночек.

Мои внутренности вспыхивают от этого приказа, но я не спорю, непреодолимая потребность обладать ею берет верх над любым чувством власти, которого она меня лишает. Мои руки скользят вниз по её телу, пока не достигают подола юбки и не проскальзывают под неё, поднимаясь вверх по её упругой коже, пока не натыкаются на кобуры по обеим сторонам её ног. В моей голове возникает образ обнаженной женщины, на которой нет ничего, кроме пристёгнутого пистолета, и я стону от этого видения.

Вдавливая пальцы в её кожу, я возвращаю своё лицо к её, целуя её щеку, пока не достигаю её уха.

— Не говори мне, что делать.

И затем я двигаюсь, захватывая её ляжки, и тяну, её тело резко скользит по столу, отправляя на пол больше банкнот.

Её юбка задралась на бедрах, на ней белые хлопковые трусики с влажным пятном в центре. Воздух покидает мои легкие при этом зрелище. Это такая дихотомия: простое белое белье, скрытое под слоями черного цвета и тонной сучьего характера.

— Не надо просто пялиться туда.

Её руки давят на мой затылок.

Вдавливая большой палец во влажное пятно, я расстегиваю джинсы до конца, чтобы освободить член настолько, что могу взять его в ладонь.

— Твою мать, ты такая мокрая. И это всё ради меня?

Я поглаживаю свой член, от этого ощущения по позвоночнику пробегают искры удовольствия, а затем я хватаюсь за ткань ее белья и тяну, срывая его с неё одним плавным движением.

Она стонет, и я тут же приступаю к делу, потому что если я не попробую её на вкус, прямо сейчас, я, блядь, могу умереть.

Мой язык проводит по всей длине её вагины, собирая влагу, просачивающуюся из её глубины, и я стону от мускусного вкуса. Идеальная. Моя рука скользит вверх по её телу, пока она не начинает надавливать на живот, чтобы удержать её на месте, и я начинаю пировать, кружась вокруг её отверстия и поднимаясь к её самому чувствительному месту. Её клитор пульсирует о плоскую поверхность моего языка, и мысль о том, что я возбуждаю её, заводит меня, поэтому я втягиваю его в рот, одновременно поднимая руку и погружая в неё палец.

Она такая мокрая, что я легко проникаю внутрь, и начинаю повторять движения, трахая её пальцами и лаская её киску, пока она не задыхается подо мной.

— О, Боже, — шепчет она, опустив локти, пока снова не оказывается на спине.

Её бедра напрягаются вокруг моей головы, её спина отталкивается от стола. Я отпускаю её клитор и смотрю вверх на неё, с моего члена капает от вида её вздымающейся груди и глаз, блаженствующих от удовольствия — удовольствия, которое вызвал я.