Жалкая

25. ЭВЕЛИН

Решение приехать в Чикаго было мгновенным. Я знала, где они остановились; это я забронировала номер, и поэтому я ждала в подворотне, готовая выследить Брейдена и либо пристрелить его, либо отрезать ему член.

Но потом я увидела, как он провёл мою сестру к её комнате. Потянул её за волосы и нежно поцеловал в щеку, и мой желудок перевернулся сам по себе, тошнота прожигала мои внутренности, как аккумуляторная кислота.

После этого я пошла к двери его номера, но резкий поворот моих эмоций на сто восемьдесят градусов не позволил мне войти. Я хочу сдержать свою ярость при встрече с ним, а не чувствовать себя как больной щенок, который наблюдает, как его хозяева отказываются от него и находят другую собаку.

Когда он снова появился, его тело излучало худший вид тревожной энергии, я последовала за ним. И вот мы здесь, он выглядит побежденным, а мой Desert Eagle прижимается к его голове.

— Знаешь, — начинаю я. — Тебе почти удалось меня надурить.

Все его тело напрягается, и он поворачивается. Я позволяю ему это сделать, переводя пистолет с его головы на грудь, когда мы оказываемся лицом к лицу. Мышцы моих рук уже болят от веса оружия и от того, как напряженно я его держу, но я не теряю самообладания. И тут, впервые с момента знакомства с Брейденом Уолшем, я вижу эмоции в его взгляде. В его глазах промелькнул неподдельный страх, но тут же исчез.

— И ты называешь меня преследователем, — шутит он. Но в его тоне нет юмора.

— Заткнись, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Объясни мне, что ты делаешь.

Он кивает, засунув руки в карманы и глядя на ствол, прижатый к груди.

— Не знал, что ты в Чикаго.

— Сюрприз, — ухмыляюсь я.

Он оглядывается на закрытую дверь и выдыхает, его щеки слегка раздуваются.

— Если ты планируешь застрелить меня, я бы не хотел истекать кровью на пороге дома моего друга. Это невежливо.

Я наклоняю голову.

— Какого друга?

— Я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать о ней, милая. Просто опусти пистолет и давай вернемся на улицу.

Мои руки дрожат, густые порывы зеленого цвета пронзают меня, когда он подтверждает, что это женщина, а потом я хочу убить себя за то, что вообще испытываю ревность.

— Клянусь богом, Брейден, если у тебя есть девушка…

Он ухмыляется, эти дурацкие ямочки освещают его лицо, и он делает шаг ко мне, конец моего пистолета касается его груди.

— Ревнуешь?

— Просто не заинтересована в общественном члене.

Его рука обхватывает мое лицо, прижимаясь к щеке. Он открывает рот, но колеблется, его глаза закрываются, словно он пытается решить, что сказать.

— Она не моя девушка… она моя сестра.

Я прищуриваю глаза.

— У тебя нет сестры.

— Есть.

Медленно, я опускаю пистолет.

Он тут же хватает мою ладонь, переплетает наши пальцы и тащит меня за собой. Я иду следом, слишком ошеломленная его нежными прикосновениями и откровениями, чтобы спорить.

Мои мысли проносятся в голове, пока мы идем по коридору и по лестничной клетке. Он маневрирует по зданию, как будто знает его досконально, и моё сердце сжимается, когда я думаю, не лжет ли он.

Коди сказал, что у него нет родственников.

Он открывает боковую дверь на улицу, и прохладный воздух обдает моё лицо, но даже тогда он не останавливается, пока не заводит меня за боковую стену здания в маленький темный переулок. Он отдергивает руку, как будто я его подожгла.

Я качаю головой, снова поднимая пистолет.

— Ты лжешь мне.

Его глаза темнеют, и он бросается вперед, быстро выкручивая мне руку, мои сухожилия растягиваются, когда он выхватывает пистолет из моей руки и направляет его на меня. Его другая ладонь крепко хватает мои запястья, связывая их своей сильной хваткой и прижимая их над моей головой и к стене.

— Позволь мне выложить кое-что для тебя, милая, — он проводит стволом по моему лицу, металл скребет по щеке, а сердце бьется в горле. — Я был вором много лет. И за это время я крал у очень опасных людей. Важных людей. Думаешь, я бы сделал всё это, не обеспечив безопасность важных для меня людей?

Я скрежещу зубами и сопротивляюсь его хватке.

Он сжимает сильнее.

— Я знаю, что ты не настолько глупа, чтобы верить, что только у тебя есть доступ к правительственным файлам.

Смятение проносится в моей голове, хотя всё, что он говорит, имеет смысл. На самом деле, если бы я была в его ситуации, я бы, вероятно, поступила так же.

— Мой парень знал бы, если бы твои документы были поддельными.

Он ухмыляется, прижимаясь ко мне бедрами.

— Ты уверена в этом?

— Нет, — нехотя признаю я. — Убери мой пистолет от моего лица.

— Не так уж приятно, когда он направлен на тебя, правда? — ствол холодный, когда он проводит им по коже моей шеи, с мучительной скоростью спускаясь вниз, пока не достигает ключицы. — Я вычеркнул тот факт, что у меня есть сестра. Придумал несколько историй об одиноком ребенке, который жил нормальной жизнью, пока не потерял мать. Поздравляю, ты на это купилась. Как и все остальные.

Мой пульс учащается, адреналин бурлит в каждой жилке.

— Отпусти меня.

— Не уверен, что ты в том положении, чтобы что-то требовать.

Мои пальцы начинают неметь от его хватки на моих запястьях, и я сдвигаюсь, кирпич царапает мою спину даже сквозь одежду. Если бы я хотела бороться, если бы я действительно хотела, то я знаю, что могла бы, но по какой-то причине я этого не делаю.

Если быть честной, именно поэтому я и объявилась здесь, не так ли? Почему я запрыгнула в машину с пистолетом, готовым быть направленным в лицо Брейдена и вывести его из себя. Это было не для того, чтобы требовать ответов, во всяком случае, не совсем. Это было потому, что мои эмоции взрывались, и единственный, кто принимает удары, единственный, кто позволяет мне чувствовать… это он. Он не говорит мне, чтобы я взяла себя в руки или не была такой, какая я есть. Вместо этого он смягчает удары, следит за тем, чтобы мои осколки не разлетелись по ветру. И, возможно, именно поэтому я наслаждаюсь его вниманием, вожделея того, как напрягаются мышцы его челюсти и темнеют глаза, когда он ставит меня на место. Или когда он отказывается от своего контроля.

Может он и дарит Дороти нежные поцелуи и шикарные ужины, но он не дарит ей этого.

Я ослабеваю в его руках, становлюсь податливой, его дыхание скользит по моей щеке, когда он проводит пистолетом по плоскостям моего тела. Он замечает сдвиг и придвигается ближе, пока его тело не оказывается соединённым с моим.

Мои зубы впиваются в нижнюю губу, и его глаза опускаются, чтобы проследить за этим движением.

— Тебе это нравится, не так ли, красавица, — шепчет он, прижимая оружие к моей шее. — Тебя это возбуждает?

— Перестань льстить себе.

Мой голос звучит с придыханием.

— Возбуждает, — он улыбается, наклоняя голову вниз, пока его губы не касаются моей кожи. — Открою тебе секрет. Мысль о том, чтобы сделать с тобой всё прямо здесь, в этом грязном переулке, меня чертовски возбуждает.

Мои внутренности вздрагивают от его слов, и я полусерьезно толкая его, пытаясь, черт возьми, удержать свой гнев, который я испытывала несколько минут назад, и терпя неудачу.

— Ты меня так. Чертовски. Возбуждаешь.

Он держит мои руки прижатыми, пока проделывает путь к моей груди с помощью моего пистолета, просовывая ствол между моим декольте. Мои соски напрягаются, страдая от его прикосновений.

— Я хочу трахнуть тебя здесь, — говорит он, отводя ствол назад так, что моя рубашка отделяется от кожи. — Я провел дни, запоминая изгибы твоего тела только для того, чтобы прийти домой и достать свой член, поглаживая его под видения тебя в моей голове.

Мои зубы сильнее впиваются в губы, пока привкус теплой меди не проникает в мои вкусовые рецепторы.

Он снова двигается, скользя металлом по моим бокам, мурашки бегут по коже в каждом месте, где он проходит.

С улицы доносятся голоса, отражаясь от зданий и становясь громче с каждой секундой, но он не останавливается. На самом деле, его эрекция пульсирует рядом со мной, как будто мысль о том, что они увидят нас, возбуждает его.

— Ты и эти юбки, — стонет он, наконец отпуская мои запястья и просовывая свободную руку под ткань.

Кончики моих пальцев покалывает, когда кровь приливает обратно, и я обхватываю его шею руками, моё тело слишком дрожит, чтобы стоять самостоятельно.

— Поделись со мной своими словами, красавица, — пистолет прижимается к моим ребрам, а его левая рука начинает поглаживать мою киску, его пальцы проводят по моему клитору сквозь намокшую ткань нижнего белья. — Мне нужны твои маленькие любовные заклинания.

Голоса уже так близко, что будет чудом, если они нас не увидят, и мой желудок делает кувырок, когда я представляю, как мы будем выглядеть, если они увидят нас. Он хочет стихов, но я не могу дать ему свои. Они слишком личные, а я и так отдаю слишком много.

— Ружьём заряженным стояла жизнь, — выдавливаю я из себя между тяжелыми вдохами.

Кончики его пальцев проникают под трусики, скользят по моим губам, собирая влагу, вытекающую из моего влагалища.

Его язык высовывается и облизывает длину моей шеи, вызывая дрожь по всему телу.

— Продолжай, — требует он.

— По углам до дня.

Словно в замедленной съемке, его рука перестает тереться об меня, перемещая пистолет вниз по моему боку, пока он тоже не исчезает под юбкой. Он прижимает ствол к моему клитору.

Моя голова наклоняется назад, ударяясь о стену, мои ногти впиваются в его шею.

— Когда хозяин проходящий, — я стону. — Узнав, забрал меня.

Прохладный металл вдавливается в мою киску, и мой таз сам собой начинают скользить по пистолету, равномерно расположенные глубокие прорези на вершине создают ощущение, от которого жар проникает внутрь и спускается по ногам.

— О, Боже, — стону я, когда он двигает стволом вперед-назад.

Он наклоняется ко мне, его губы так близко, что его дыхание становится моим воздухом.

— Я знаю, милая. Я знаю.

— Теперь лесами королевскими охотимся на оленух, — заикаюсь я, — от нашего лица приветствую, и горы отвечают вслух.

Теперь я уже на полную катушку трусь об оружие, настолько потерявшись в тумане происходящего, что забываю обо всем остальном.

— А улыбнусь, таким радушием долину озаряет, как будто бы лицо Везувия всей радостью сияет.

— Они наблюдают за нами, Эвелин, — он прижимает мягкий поцелуй к моим губам. — Стоят прямо за аллеей и видят каждую развратную вещь, которую я делаю с тобой.

То, как он произносит моё полное имя, заставляет мое лицо покраснеть, а спину выгнуться, мои бедра сильнее упираются в верхнюю часть ствола.

— Как ты думаешь, им нравится? — его другая рука хватает ткань и тянет достаточно, чтобы мое нижнее белье сползло наполовину вниз по бедрам. — Ты думаешь, их члены толстые и твердые, их умы кружит зависть, что они могут смотреть, но никогда не смогут потрогать?

Пока он рисует непристойную картину, из меня вырывается шум, и я зажмуриваю глаза.

— Я бы убил их, если бы они прикоснулись к тебе. Это моё, — рычит он. — Там ещё есть женщина. Как ты думаешь, пойдет ли она сегодня домой и ляжет ли в свою кровать, трахая себя с мыслями о том, что я делаю с тобой?