Жалкая

29. ЭВЕЛИН

Я не люблю наряжаться, но мне нравится носить каблуки. Я признаю, что это не самая практичная обувь, но когда у тебя рост 157 сантиметров и ты находишься в царстве опасных мужчин, важно иметь в своем распоряжении всё, что можно использовать. И шпильки причиняют боль, когда ты вонзаешь их в плоть.

Меня тошнит с тех пор, как я проснулась, зная, что сегодня вечером состоится благотворительный вечер На воде. Одно только название вызывает панику внутри меня, не говоря уже о том, что это будет происходить на той же яхте, где мою сестру в последний раз видели живой. Я не подходила к воде с тех пор, как умерла Несса, и даже до этого я всегда чувствовала себя неспокойно.

Мой живот перекатывается словно волны, а левая рука придерживает край моего изумрудно-зеленого платья, чтобы оно не пачкалось о землю. Я чувствую себя голой, как из-за платья без бретелек, так и потому, что оно настолько тесное, что в нем нет места для моего Desert Eagle.

Одновинтовая паровая яхта Тото(Пёсик Тотошка — персонаж сказочного цикла Лаймена Фрэнка Баума о стране Оз) большая, чистая, с блестящей черной отделкой. Она безмятежно покачивается на воде, мягкие волны разбиваются о её борта, а на заднем плане мерцает горизонт Чикаго. Она живописна, и от этого зрелища мне хочется блевать.

У меня дрожат руки, когда я прижимаю сумочку к телу и поднимаюсь по трапу на борт. Я спешу мимо передней палубы и вхожу в столовую, где, как я знаю, проходит аукцион, протискиваясь мимо людей, одетых во всё самое лучшее, стремясь попасть в комнату, где я смогу притвориться, что я всё ещё на земле.

Я только вошла в основную зону, моя кожа дрожит от холода, когда грубая хватка обхватывает мою руку. Я кручусь, моё тело уже на грани, но я замираю, когда понимаю, что это Зик.

Он смотрит на меня сверху вниз и улыбается.

— Что ты здесь делаешь? Давай, пойдем в подвал.

— О, я не знала, куда идти.

Конечно, мой отец не подумал посвятить меня в детали.

Я оглядываюсь по сторонам, пока Зик тянет меня за собой, и замечаю Дороти, стоящую в дальнем правом углу, с бокалом шампанского в руке, пока она разговаривает с Оскаром. Я прищуриваю глаза, вспоминая, что он спросил, о какой сестре я говорю. Я не знала, что они общались после смерти Нессы, и теперь корю себя за то, что не обратила на это внимания.

Тело Зика в полной боевой готовности, когда мы идем по коридору с ковровым покрытием и, миновав уборные, попадаем на лестницу, ведущую на нижний уровень. Мой позвоночник напрягается с каждым шагом, беспокойство сжимает мою грудь, когда яхта покачивается, когда начинает двигаться. Мои пальцы скручиваются вместе, и я постукиваю кольцом языка по задней стороне зубов.

— Почему они встречаются в гребаных подземельях? — шиплю я.

Зик смотрит на меня, останавливает нас перед стальной дверью и поворачивается ко мне лицом.

— Ты справишься?

Я заставляю себя улыбнуться, хотя думаю, что могу потерять сознание.

— Я в порядке, просто раздражена тем, что вы, ребята, не сказали мне, в котором часу я должна быть здесь.

— Хорошо, — говорит он, поднимая подбородок. — Не делай здесь глупостей, поняла? Эти ребята… просто сиди и дай своему отцу всё уладить.

Мой желудок опускается на пол, его слова превращаются в ножи, которые режут мою кожу.

Я сжимаю челюсть и резко киваю.

Он открывает дверь, и мы входим в комнату, заставленную коробками и ящиками. По бокам стоят проволочные стеллажи, уставленные чистящими средствами. В стенах есть маленькие круглые окошки, расположенные равномерно по всему периметру, и если я прислушаюсь, то смогу услышать, как волны разбиваются о лодку, пока мы плывем по озеру. На моей линии роста волос выступили бисеринки пота, сердце колотится о грудную клетку.

Если мы начнем тонуть, эта комната будет первой.

— Привет, — шепчет голос.

Я сглатываю, поднимаю взгляд и встречаю глаза Брейдена. Он смотрит на меня с беспокойством, как будто волнуется, что мне станет плохо, и он не знает, что делать.

Но все это отходит на второй план, когда я вижу Джакомо Кантанелли, сидящего за маленьким складным столиком в центре комнаты и курящего сигару с моим отцом, будто они старые друзья.

Никто из них не обращает на меня внимания, когда я вхожу, но два головореза, стоящие за спиной Джакомо, точно обращают.

— Знаешь, — говорит Джакомо, тыча своим унизанным золотыми кольцами пальцем в лицо моему отцу. — Твоя летучая хрень, на самом деле вызывает у меня головную боль.

Мой отец усмехается.

— У каждой проблемы есть решение, Джакомо.

Джакомо хмыкает, покручивая сигару во рту, его густые серебристо-черные пряди зачесаны назад с помощью воска, а строгий костюм-тройка сидит на нём идеально. Он выглядит как бог, и когда я смотрю на своего отца с его татуировками и грубыми внешними чертами, это не идет ни в какое сравнение.

Кантанелли — соперники, но в конце концов, они все равно крупные рыбы в пруду. Их влияние намного больше нашего, и если бы они захотели, они могли бы убить нас всех прямо сейчас и завтра утром быть в церкви, и никто не задавал бы вопросов.

Именно это та сила, которую мой отец хотел бы иметь, но никогда не достигнет.

Это тот тип отчаяния, который заставляет людей делать глупые, глупые вещи.

— Ты и я, мы думаем одинаково, — Джакомо улыбается, и это посылает тревожный звоночек в моей голове. — Нет необходимости быть врагами, когда мы можем быть друзьями. Конечно, ты понимаешь, если ты работаешь на меня, я должен знать всё.

Моя грудь напрягается, когда я делаю шаг вперед.

— Кто сказал, что мы будем работать на вас?

Все глаза в комнате переходят на меня, как будто они только сейчас поняли, что я здесь. Брейден тяжело вздыхает, но подходит ближе ко мне.

— Эвелин. Тише, — требует мой отец.

— Эвелин Уэстерли, — мурлычет Джакомо, его взгляд скользит по моей фигуре. — Очень приятно.

Я улыбаюсь ему, стараясь показать все свои зубы.

Он взмахивает рукой в воздухе, подзывая меня.

— Подойди сюда, куколка. Дай мне хорошенько рассмотреть тебя.

Я двигаюсь к столу, не сводя с него глаз. Периферийным зрением я вижу неодобрительный взгляд отца.

— Ты выглядишь напряженной, Эвелин, — замечает Джакомо. — Ты ведь не боишься?

Смеясь, я качаю головой, сажусь рядом с отцом и беру со стола сигару. Джакомо достает зажигалку, прежде чем я успеваю спросить. Я не спеша затягиваюсь, позволяя дыму втянуться в рот, прежде чем выпустить его обратно в воздух. Никто не говорит, пока они ждут, и, что удивительно, я не против такого внимания.

— Нет, — наконец говорю я. — Не боюсь. Просто я была бы благодарна, если бы все перестали вести себя так, будто я кроткая девочка, неспособная принимать участие в разговоре.

— А ты — подарок, не так ли? — Джакомо ухмыляется, его глаза снова пронзают моё платье. — Фаррелл, она, конечно же, не пришла по делу?

Мое внимание привлекает движение, и Брейден перемещается от двери ближе к центру комнаты, где он прислоняется к колонне, скрестив руки.

Он выглядит спокойным, хладнокровным и собранным. Но я знаю лучше. Его взгляд не отрывается от меня.

— Если вы собираетесь работать с нами, то я бы хотела быть частью этого, да, — отвечаю я.

Мой отец прочищает горло.

— Эвелин много делает для меня. Она много знает о нашем бизнесе. Семья важна для неё, поэтому она может быть немного… вспыльчивой. Ты понимаешь.

— Понимаю, — Джакомо кивает. — Интересно, что ты позволил женщине занимать такой престиж. Я бы никогда не допустил такой нелепости.

Огонь полыхает в моей груди, но я сдерживаю ответ, вдавливая ногти в ладони до тех пор, пока они не поранят кожу.

— Я полагаю, вы привезли какой-то продукт, чтобы мы его протестировали? — продолжает он.

Мой отец наклоняет голову.

— Конечно.

Он щелкает пальцами. Брейден и Зик оба двигаются, идут в угол комнаты, где стоят пять больших черных вещевых мешков. Они тащат их и опускают на столешницу.

— Считайте это подарком из лучших побуждений, — говорит отец.

Джакомо её раз обводит меня взглядом.

— Она тоже подарок?

Моя улыбка исчезает, вокруг глаз начинает появляться чернота. Я наклоняю голову, кладу сигару в пепельницу.

— Возможно, моя сестра тебе больше понравится.

Мой отец напрягается, и меня охватывает удовлетворение. Вот что он получает за то, что заключает сделки о моем производстве без меня.

— Почему-то я сомневаюсь, что она может сравниться с тобой, — Джакомо смеется, наклоняя подбородок к отцу. — Мы попробуем продукт, и скоро вы от нас услышите, но ты должен знать, что если мы согласимся, вы будете работать на нас, — он встает, застегивает пиджак, а затем смотрит на нас обоих. — Это значит, что я хочу знать, с кем я работаю. У кого я покупаю.

Мой отец ни за что не согласится. Годы я делала это для него, и за всё это время — ни слова. Вот в чём дело. Это защищает меня, не привлекает внимания, и дает нам рычаги влияния там, где иначе мы бы не справились.

Мой отец усмехается и пожимает ему руку.

— Даю тебе слово.