Красные шипы

ГЛАВА 19

Себастьян

Так не должно быть. Когда в тот день я пришел к Наоми домой и увидел через балконную дверь, что она одна, я планировал немного напугать ее, подшутить, выключив свет, а затем прыгнуть перед ней.

Но в тот момент, когда я схватил ее сзади, я понял, я просто знал, что детской игры было недостаточно. Биение ее пульса под моими пальцами и прерывистое дыхание — это было совсем не то, что я чувствовал раньше.

Страх.

Необузданный страх, которого нет даже в фильмах ужасов. Глубокий страх, которым я питался, как гребаный наркоман, нуждающийся в большем.

Так что я взял его.

Даже когда она кричала.

Особенно когда она кричала.

Ее киска напрягалась с каждым ее всхлипом и воплем. Я верил в дрожь ее конечностей и дрожь ее ног, когда я разрывал ее влагалище.

Но я не остановился.

Ни когда она была на пределе, ни когда рыдала, ни когда умоляла меня остановиться

И уж точно не тогда, когда я понял, что она девственница.

Блядь.

Меня это никогда особо не волновало, и в конечном счете я предпочитал опытных девушек, но когда ее кровь покрыла мой член, меня пронзила волна экстаза.

Я ее гребаный первый.

Понятия не имею, почему она ждала так долго, но мне было наплевать, когда она позволила моему члену быть первым внутри нее.

И теперь мне так хочется сделать его последним. Эти мысли усилили мою гребаную похоть. Я брал и брал, пока не превратился в зверя, которого, как я думал, я не способен принять.

Оказывается, даже я мог бы достичь новых уровней. Потому что сегодня вечером у меня для нее новый сюрприз.

После того, как я вернулся домой в ту ночь, я сказал себе, что это будет на один раз, что мы оба забудем о том, как мы питались темнотой друг друга, и похороним этот опыт в прошлом. И все же мысль о том, чтобы повторить это, пульсировала во мне безостановочно. Это занимало каждую минуту моего бодрствования. Сразу после того, как я добрался до своей квартиры, я встал под душ и дрочил при виде ее крови на моем члене и кончил быстрее, чем подросток с проблемами выносливости.

Но я боролся с тем, чтобы вернуться к ней домой и забраться к ней в окно. Во всяком случае, пытался.

Это было наполовину глупо, но я продолжил наш текстовый разговор с того места, на котором остановился, как будто ничего не произошло.

Я намеревался оставить все как есть.

Но потом я увидел ее сегодня в кампусе. Один только вид ее в короткой черной юбке и белом топе заставил меня подумать о том, чтобы снова измазать ее своей спермой.

Мой мыслительный процесс состоял только в том, чтобы удерживать ее, пока она брыкалась и царапалась, пока я трахал ее до бесчувствия.

И вот так просто любая попытка забыть о том, что произошло той ночью, растворилась в воздухе. Потому что правда в том, что я не могу насытиться. Я не думаю, что это возможно в ближайшем будущем.

Не тогда, когда мое сердце колотится от предвкушения погони. О том, как я хватаю ее за волосы и вгоняю свой член в ее тугую киску, пока она кричит от страха и боли.

Значит ли это, что я облажался? Возможно.

Меня это волнует?

Черт возьми, нет.

Я переспал с большим количеством девушек, чем мог сосчитать, и все же мне всегда казалось, что чего-то не хватает. Я делал это грубо и безумно. Я трахал их до тех пор, пока они не могли пошевелиться, но хотя это и заводило меня, в этом не было ничего особенного. Это даже не идет ни в какое сравнение с безумным удовольствием, которое я испытал, когда разорвал девственную плеву Наоми, сломав ее в переносном и буквальном смысле.

В каком-то смысле мне кажется, что я ждал кого-то вроде нее. Для того, кто наслаждается извращенным дерьмом так же сильно, как и я. Кто-то, кто кричит, плачет и царапается, даже когда в глубине души ему нравится каждая секунда этого.

Кто-то, кто умоляет меня остановиться, но не использует слово, которое положило бы всему этому конец. Кто-то, кто приходит после того, как его избивают.

Я стою перед тускло освещенным зеркалом в дверном проеме и надеваю толстовку. Тень скрывает мои черты. У меня есть лицо, за которое меня хвалят чаще, чем мне хотелось бы. Меня называют горячим, скульптурным, прекрасным созданием.

Современный Адонис.

Но никто не знает, какой тип монстра скрывается за физическим совершенством. Никто, кроме моей Цундэрэ. Клан Уиверов выделяется тем, что они красивы, но варвары. Могущественный, но коррумпированный. Наверное, я похож на них больше, чем думал.

Обычно мне не нравится, когда меня ставят в один ряд с моими предками, но сейчас мне было на это наплевать. Единственная потребность, пульсирующая в моих венах, — это продолжить с того места, где я остановился с Наоми, и, возможно, подняться на новые высоты. Я смотрю на часы — семь пятнадцать. Я нарочно опаздываю, чтобы моя хорошенькая маленькая игрушка оставалась в напряжении. Завязав шнурки на ботинках, я выхожу из своей квартиры. Она расположен в одном из зданий, принадлежащих другу дедушки. Потому что он и бабушка должны постоянно присматривать за мной, даже после того, как я съехала из их дома.

Лифт открывается, и я останавливаюсь, когда мой дядя выходит, неся сумку с едой на вынос.

Натаниэль Уивер — еще один пример того, как хорошо мы прячемся за красивым фасадом. Его модные костюмы и ухоженный внешний вид однажды принесли ему титул «самого востребованного юриста» в одном журнале.

Они сказали, и я цитирую, потому что бабушка гордилась и отправляла это более тысячи раз:

“Сын сенатора Брайана Уивера, Натаниэль Уивер, — сердцеед Бруклина, мечта каждой светской львицы и самый труднодоступный плод. У него внешность греческого бога, но он такой же холодный.”

И это правда.

Нейт, возможно, и пытался заполнить пробел, оставленный отсутствием моих родителей, но он вообще не ведет себя хорошо с посторонними — или со своими собственными родителями. Он бесстрастен и отчужден, спокоен и расчетлив.

И у него есть эта чужеродная способность читать мысли. Вот почему встреча с ним прямо сейчас — наихудший сценарий. Может ли он видеть гнусную похоть, сияющую в моих глазах? Или, может быть, он может расшифровать мою потребность причинять боль снова и снова? Его темный взгляд меряет меня с ног до головы. Он часто так делает, запугивая своих противников молчаливым наблюдением, пока они не расколются сами по себе.

— Куда ты идешь, Негодяй?

Я выворачиваю шею и завожу руку за спину.

— Пробежка.

— Сейчас?

— Да. Я бегаю после того, как люди уже разошлись по домам

— Ты также можешь лучше скрыть преступление, когда никто не видит.

Я ухмыляюсь.

— Это тоже.

— Что ты задумал? Мне нужно быть твоим адвокатом?

— Нет.

— Но ты что-то задумал.

— Это законно, но это может быть… немного аморально.

Много. Но повышение родительского параметра Нейта — это не то, с чем я бы стал играть.

— Только потому, что это законно, это не значит, что это правильно.

— Разве не ты сказал мне, что законное и незаконное не имеют значения, потому что правосудие зависит от обстоятельств?

— И все же, вот ты здесь, искажаешь косвенные убеждения в свою пользу

— Разве ты не поэтому это сказал?

— Я сказал это, чтобы у тебя не было неправильных представлений о мире, в котором ты живешь.

— Ты также упомянул, что концепция истины — это устаревшая праведная вера, которая больше не применима к современному обществу. Истина — это форма, в которую мы загоняем себя, чтобы убежать от суровой реальности мира. Так что, в некотором смысле, у всех нас есть заблуждения, от которых мы пытаемся избавиться по-своему.

— Это предел досягаемости.

— Тогда ты намекаешь, что сказал эти слова не для того, чтобы я извлек из них урок? Или ты, возможно, думал, что я приму их, слепо доверяя твоему суждению старшего?

Он улыбается, морщинки разглаживаются вокруг его обычно суровых глаз.

— Оспорил.

Я улыбаюсь в ответ.

— Я учился у лучших.

— Ты должен бросить политику и присоединиться ко мне. Нам было бы так весело.

— Ты имеешь в виду, быть уничтоженным мистером и миссис Уивер?

— Они не могут уничтожить нас, когда мы в одной команде.

— Я бы предпочел играть умно. Что по-другому означает «безопасно»

— Я не считал тебя тем, кто отказывается бросать вызов, Негодяй.

— Я люблю трудности, но не тогда, когда они разрушают меня. — Я похлопываю его по плечу. — Поговорим позже, Нейт.

Он хватает меня за плечо в ответ, его юмор исчезает.

— Не делай глупостей.

— Это было вычеркнуто из моего словаря миссис Уивер. — Это так, как мы называем бабушку за ее спиной, вроде как устанавливая дистанцию между нами.

— По-видимому, она оставила останки. Я распознаю импульсивную глупость, когда вижу ее, и прямо сейчас твои глаза сияют так же.

— Не волнуйся. Все под контролем.

— Это то, что сказал твой отец, и мы оба знаем, чем он закончил.

Моя челюсть сжимается.

— Я не он.

— Хорошо. Потому что мистер и миссис Уивер не из тех, кто прощает. Они не были с твоим отцом и не будут с тобой.

Я подмигиваю.

— Все в игре, пока меня не поймают.

Он качает головой один раз.

— Что? Разве не этому ты учишь своих клиентов?

— Нет. Если ты не видишь, что не так в твоём заявлении, я не буду объяснять тебе это по буквам.

И с этими словами мы оба покидаем мой многоквартирный дом. Я жду, пока Нейт сядет в свою машину, прежде чем направиться к своей.

Я планировала убежать в лес, но его неожиданный визит заставил меня потерять время, которого у меня нет.

Пятнадцать минут спустя я паркуюсь у дороги и остальную часть пути иду пешком. Солнце завершило свой спуск за горизонт, оставив вдалеке небольшую фиолетовую полоску.

Черный цвет постепенно предъявляет свои права на высокие деревья и грунтовую дорожку. Мои мышцы напрягаются от напряжения, когда я пробегаю дистанцию вверх, стараясь ступать как можно тише.

Это совсем не сложно. Во всяком случае, для того, чтобы быть тенью, не требуется особых усилий.

Это было во мне с того момента, как мне пришлось исчезнуть, чтобы не встретиться с судьбой своих родителей.

В тот момент, когда я стал тенью и наблюдал, как их пустые глаза смотрят в никуда, а кровь омрачает их. По логике вещей, именно тогда у меня возникла потребность в насилии. Я узнал это, когда был мальчиком, и мне пришлось что-то с этим делать после того, как я избил одного из своих одноклассников в начальной школе. Мои бабушка и дедушка отправили меня на терапию совладания, и после этого у меня была куча дерьма. Но единственный способ, которым я мог постепенно избавиться от необходимости причинять боль, — это когда я занялся спортом. Нейт играл со мной в догонялки, а потом повалил меня на землю, заставляя брыкаться и кричать.

Поэтому я выбрал футбол.

Достаточно жестокая игра, чтобы отучить меня от постоянной потребности в насилии. В детстве я хотел заняться боксом, но бабушка вцепилась в свой жемчуг, что было косвенным отказом.

Мне удавалось выживать все это время.

До нее.

Наоми.

Я больше не могу контролировать свои неистовые порывы, когда дело касается ее. Они расцвели в первый раз, когда я гнался за ней по этому лесу. Затем они достигли своего пика, когда я взял ее, как животное, на лестнице. И теперь они могут идти только вверх.