Анонимные грешники

Глава тридцатая

Утреннее солнце пробивается в окно спальни и обжигает мою сетчатку сквозь веки. Это будит меня. Я натягиваю одеяло на голову и потягиваюсь.

Удивительно, как крепко я спала с заряженным пистолетом под подушкой. Или, возможно, я хорошо выспалась ночью, потому что впервые за несколько месяцев меня не прижимало к себе толстое, потное тело Альберто.

Когда я вернулась в особняк прошлой ночью, пистолет Анджело был спрятан под обертками от конфет в моей сумочке, Альберто ждал меня в коридоре. Каждый мускул на моей спине напрягся, но, к моему удивлению, он не рассердился. Он был застенчив. Великий Дон мафии, покраснев от смущения, заламывал руки.

— Ты искусительница, Аврора, — сказал он. — Было бы лучше, если бы ты спала в гостевом крыле до дня свадьбы, чтобы помочь мне избежать искушения, особенно учитывая все то дерьмо, с которым я сейчас имею дело.

Под «дерьмом» он имел в виду его бедный Rolls Royce с выбитыми стеклами. Я прикусила разбитую губу, чтобы скрыть свое облегчение. Слава богу, потому что я не знала, смогу ли провести ещё одну ночь, пялясь в его позолоченный потолок, не пустив пулю ему в голову.

Бой старинных часов доносится из-под двери, и когда я насчитываю одиннадцать ударов, я подпрыгиваю от удивления. Я проспала до одиннадцати утра? Господи, я не могу вспомнить, когда в последний раз спала так долго, и это определенно было не в этом доме.

Я вскакиваю и направляюсь прямиком в душ, нервная энергия бурлит у меня в животе. У меня осталось меньше часа до воскресного обеда, меньше часа до встречи с Анджело. Я не могу дождаться, чтобы услышать, какой план он придумал, чтобы вытащить меня отсюда. Такое чувство, что конец так близок, я чувствую его вкус.

Вчера поздно вечером я забрала кучу одежды из своей гардеробной, чтобы мне не пришлось сегодня переодеваться там с Гретой. Я не видела ее с тех пор, как она застала Альберто, прижимающего меня к земле, и ничего не сделала, кроме как нашла мне оттенок помады, соответствующий нанесенному им ущербу.

Я пока не знаю, какой будет моя месть, но я точно знаю, что она не будет мелочной.

Я даю волосам высохнуть естественным путем и беру бархатное зеленое платье, висящее на спинке кресла. Приближается зима, и я чувствую, что оно хорошо сочетается с инеем на окнах и туманом, низко нависшим над территорией.

Спускаясь по лестнице, я слышу, как меня окликают по имени из гостиной. Лед пробегает по моим венам, когда я понимаю, что это Амелия. Не может быть, чтобы она вчера не слышала наш с Анджело спор из кухни номера. Она милая, но все равно Висконти. Я не могу доверять ей в том, что она будет держать рот на замке.

Сердцебиение учащается, я просовываю голову в дверь. Я слишком удивлена, чтобы выдавить фальшивую улыбку, потому что она сидит на коврике перед камином, а вокруг нее веером разложена гора каталогов и коллажей. В тот момент, когда она поднимает глаза и приветствует меня ослепительной улыбкой, я знаю, что я в безопасности.

— Привет! Заходи, я хочу тебе кое-что показать.

Я подхожу и опускаюсь на колени рядом с ней. Она дважды постукивает по одному коллажу своим длинным красным ногтем.

— Что думаешь?

— Это зависит от того, на что я смотрю.

Ее смех звенит.

— Это то, что мы планируем для торжества в субботу.

Мой пустой взгляд встречает мимолетный хмурый взгляд.

— Свадебный прием, Аврора. Он будет в нашем французском ресторане на пляже, помнишь? Это прекрасное место, но я работала с организатором свадьбы, чтобы сделать все идеально, — ее взгляд устремляется на меня. — Знаешь, поскольку ты, пропускала каждую встречу, которую мы назначали с ней, — она указывает на верхний угол. — Как тебе белые лилии и душистый горошек для придания цвета?

Прежде чем я успеваю ответить, она подбегает и берет другой коллаж. Ряды моделей с красивыми распущенными волосами смотрят на меня.

— О, и я собрала несколько идей для прически и макияжа, чтобы нам было над чем подумать. Мне нравятся золотые тени для век, а тебе? А как насчет цветочной короны?

Жар огня касается моей спины. Амелия смотрит на меня широко раскрытыми и счастливыми глазами. Но в ее глазах мелькает отчаяние, и внезапно я понимаю, что ошибалась на ее счет. Она не та невинная посторонняя, которая верит, что я выхожу замуж за Альберто по настоящей любви. Нет, она намеренно невежественна. Она точно знает, что происходит, и все же она предпочитает сидеть тихо и позволить мне утонуть, чем встать и раскачивать лодку.

Сегодня на мне едва заметный макияж, виден синяк под глазом, и она никак не могла не заметить рану на моей не накрашенной губе. Но она не спросила о порезе и синяках, потому что уже знает, как я их получила.

Она ничем не лучше Греты.

Она наклоняет голову и приподнимает бровь. Мои пальцы подергиваются от желания совершить плохие поступки. Но вместо этого я подавляю свою горечь и поднимаюсь на ноги.

— Аврора?

— В другой раз.

Не оглядываясь, я широким шагом выхожу из гостиной. Мне все равно. Мне все равно, обидела ли я ее или она передаст Альберто отсутствие у меня энтузиазма.

Мне все равно, и это освобождает.

В любом случае, я здесь надолго не задержусь.

Я вхожу в столовую, чувствуя себя легче. Сегодня комната выдержана в таком же зимнем стиле, как и мое платье. Длинный стол украшают бокалы для шампанского с матовым покрытием, сверкающее столовое серебро и дорожка с рельефной блестящей отделкой. Настроение на удивление веселое, смех разносится по залу на фоне бодрой фортепианной музыки, а официанты лавируют между заполненными сиденьями, чтобы наполнить бокалы. Это разительный контраст со зловещей пустотой пятничного вечера.

Я немедленно оглядываю столовую в поисках Анджело, но его здесь ещё нет. Что ж, это прекрасно, потому что ни Тора, ни Амелии тоже — они слишком заняты планированием моей несуществующей свадьбы в семейном зале. Альберто на своем обычном месте во главе стола, со стаканом виски в руке, надоедает Донателло анекдотом. Кажется, все забыли о взрыве. Я пытаюсь слиться с обоями и прокрасться в дальний конец зала так, чтобы Альберто меня не заметил, но я не могу избежать пристального взгляда Данте. Он обжигает мне щеку, следуя за мной, как луч лазера, когда я сажусь рядом с Витторией.

Она лениво смотрит на меня снизу вверх.

— Что случилось с твоей губой?

— Твой отец избил меня. Спасибо, что обратила внимание.

Это легко слетает с моего языка. Правда приятна на вкус. Ее брови взлетают вверх, и я поднимаю бокал с шампанским, чтобы произнести тост за нее, прежде чем опрокинуть его. Когда пузырьки попадают мне в горло, я чувствую знакомый прилив адреналина, пробегающий по позвоночнику.

— Господи, мой отец хуже всех, — бормочет она себе под нос, прежде чем вытащить свой телефон и набрать сообщение с головокружительной скоростью. Она права, он самый худший, даже для нее. То, что я второстепенный персонаж семейной саги Висконти, означает, что меня часто оставляют в темных углах комнат, забывая обо мне. Я подслушала несколько разговоров, которые меня не касаются, в том числе о том, что Альберто заключил сделку со своей дочерью. Ей разрешили отказаться от посещения Академии Дьявольской Ямы в пользу государственной школы, но только при условии, что она… будет развлекать потенциальных будущих женихов по его выбору. Как его единственной дочери, важно, чтобы она удачно вышла замуж, и он начинает поиски с самого раннего возраста.

Я опрокидываю второй бокал шампанского. Гул в моей крови приятен, и это снимает остроту воспоминаний, которые у меня возникают в этом обеденном зале. Было бы почти обидно, никогда больше не увидеть его изнутри.

Влетает Тор с лицом, подобным грому, и в кои-то веки без хихикающей девчонки весящей у него на руке. За ним следует Амелия, бросая на меня настороженный взгляд, прежде чем скользнуть на сиденье рядом со своим мужем, который благодарен за передышку. Но я не смотрю ни на Амелию, ни на Тора, ни даже на моего несносного жениха во главе стола. Я смотрю на пустое место рядом с ним.

Мои уши начинают гореть, но я проглатываю только что возникшую панику. Успокойся, Рори. Он придет. Конечно, он придет. Ещё рано и…

Динь, динь, динь. Серебро на фоне хрусталя заставляет пианиста прекратить играть. Мой взгляд перемещается на Альберто, который уже поднялся на ноги, в одной руке бокал с шампанским, в другой — нож для стейка.

— Какая замечательная встреча! — восклицает он, неискренняя улыбка растягивает его иссохшие губы. — Мне доставляет огромную радость, когда я могу собрать большую часть семьи в комнате вместе. А теперь давайте есть!

Пианист берет несколько веселых аккордов. Я оглядываюсь на место Анджело, как будто каким-то чудом мне удалось не заметить его внушительную фигуру при первом взгляде.

— Подожди, — я выпаливаю это прежде, чем успеваю остановиться. Взгляд Альберто устремляется на меня и я сглатываю. — Э-э, разве нам не следует подождать, пока соберутся все гости?

Повисла тишина. Такая густая, что ее можно попробовать на вкус. Кто-то кашляет. Рядом со мной вздыхает Виттория.

— Он не придет.

Я смотрю налево. Тор. Он пристально смотрит на обои над головой Амелии. Его серьга в носу поблескивает, когда он вздергивает подбородок, чтобы допить остатки виски.

Мое сердце разрывается на части, но на лице этого не видно.

— Кто не придет? — говорю я настолько беспечно, насколько мне позволяет боль под ребрами.

Его взгляд перемещается на меня.

— Анджело. Он уехал из города.

У меня звенит в ушах. Трещины превращаются в разломы, угрожая разорвать мое сердце на куски. Я снова опускаю взгляд на пустую тарелку перед собой, прежде чем кто-нибудь заметит, насколько взволновали меня его слова. Со стороны Альберто доносится приторный смешок.

— Этот парень всегда приходит и уходит, когда ему заблагорассудится. Я уверен, что он снова появится на Рождество.

Ледяная рука сжимает мое горло, угрожая перекрыть доступ воздуха. Мне не терпится выяснить, откуда Toр знает, и правда ли это.

Он бы не оставил меня здесь. Он обещал. Это не может быть правдой.

Или может?

Среда. В гостиной меня тыкают и таскают туда-сюда, как корову, а за эркерным окном небо темнее моего настроения. Потрескивает огонь. Ревет ветер. И моя душа кричит, чтобы машина Анджело свернула на кольцевую дорогу по другую сторону стекла.

Воскресным вечером я была в оцепенении, но отрицала это. В понедельник у меня была ломка. Ко вторнику я свернулась калачиком в ванной, прислонившись спиной к двери, мой палец завис над кнопкой «позвонить» на моем телефоне. Мне потребовалось сорок пять минут, чтобы набраться смелости и нажать на кнопку, потому что единственное, что хуже, чем незнание — узнать правду.

Что ж, правда пришла в виде автоматического голоса на другом конце линии: номер, по которому вы дозвонились, вне линии досягаемости.

Сейчас среда, и я зла. Горькая, обжигающая ярость разливается по моим венам, заставляя мою кожу искриться, как провод под напряжением. Заставляя меня, скрипеть зубами каждый раз, когда портниха тычет в меня иголкой, или когда Грета высовывает голову, чтобы усмехнуться при виде меня в свадебном платье. Это последняя примерка, и я ничего так не хочу, как сорвать со своего тела весь шелк и кружева и бросить их в огонь.