Анонимные грешники

Глава седьмая

Платье, в которое Грета пытается втиснуть меня на два размера меньше, но она не из тех женщин, которые отступают перед вызовом. Женщины, которые носят твидовые юбки-карандаши и очки-полумесяцы, а волосы собирают в самый тугой пучок, никогда не отступают. Одной рукой она сжимает мою кожу, а другой застегивает молнию.

— Оу, твоё ж фламинго, — шиплю я, сердито глядя на неё в зеркало в полный рост. Она поднимает глаза и пронзает меня своим спирепым взглядом.

— Тебе нужно завязывать со всеми этими конфетами, — огрызается она, наклоняясь, чтобы потянуть за мой подол. Это бессмысленно, платье всё ещё едва прикрывает изгиб моей задницы. — Ты думаешь, я не вижу всех этих оберток в мусорке? В твоей сумочке? Прекрати есть столько сладкого, и твоя талия скажет тебе спасибо.

— Или ты могла бы перестать покупать мне платья, предназначенные для двенадцатилетней девочки, — огрызаюсь я в ответ.

Конечно, с глубоким вырезом оно было бы очень неуместно для двенадцатилетней девочки. Оно также невероятно неуместно для обеда, но сегодня у меня нет сил спорить, по воскресеньям я всегда такая. Это сокращает разрыв между субботой и средой, дни, в которые я могу видеться со своим отцом. Кроме того, эти воскресные обеды гораздо более цивилизованны, чем пятничные ужины. Все становятся тише, кротче, особенно если накануне они вовсю веселились.

Рука Греты сжимает моё плечо, когда она кивает на туалетный столик.

— Садись.

Моё сердце замирает.

— О, да ладно тебе. Могу я хотя бы раз пообедать, чтобы мне не приходилось…

— Аврора, сядь в кресло и держи рот на замке.

Раздувая ноздри, я медленно опускаюсь перед зеркалом.

— Не понимаю, почему ты всегда настаиваешь на споре, — бормочет она, выдвигая ящик комода и вытаскивая свои орудия пыток: выпрямитель и расческу для волос.

— Signore Альберто нравятся твои прямые волосы. Он не требует от тебя многого, но так много дает тебе взамен. Самое меньшее, что ты могла бы сделать, это причесаться так, как ему нравится, — она подчеркивает свою фразу, проводя расчесткой по моим кудрям. Миллион прядей моих волос взывают о помощи. Я набираю полную грудь воздуха и сжимаю пальцами подол своего платья. — Ты не представляешь, как тебе повезло.

— Может тогда ты выйдешь за него замуж.

Мой ответ встречен быстрым ударом по голове тыльной стороной щетки. Я крепко зажмуриваюсь и бормочу себе под нос птичье слово. Горечь клубится у меня в животе, а пальцы болят от желания сжаться в кулак и направить его в сторону её глупого лица. Но Грета — главная экономка Альберто и его последовательница с самыми промытыми мозгами, поэтому я знаю, что она в обязательном порядке докладывает ему обо всем. Я бы предпочла, чтобы она дала мне по голове, чем что-то более зловещее от Альберто.

Она работает на него так долго, что с нежностью вспоминает, как меняла Данте подгузники. Очевидно, что она была влюблена в него уже давно. Предполагаю, ей горько из-за того, что где-то между всеми женами ей так и не удалось достучаться к нему. Может быть, у неё и был шанс, когда она была моложе, но сейчас, в глазах Альберто, срок её годности давно истек, и она упустила возможность.

— Не двигайся, мне нужно взять сыворотку, чтобы твои волосы не пушились.

Она разворачивается и направляется в ванную комнату, примыкающую к гардеробной. Естественно, мой взгляд падает на её часы Cartier на туалетном столике, которые она всегда снимает, когда расчесывает мою гриву. Бросив беглый взгляд на дверь ванной, я вытаскиваю булавку из подушечки для шитья и глубоко вонзаю заостренный конец в циферблат часов. Я несколько раз подумывала украсть их, потому что уверена, что они стоят немалых денег, но это подарок Альберто, так что уверена, она бы заметила.

Я встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале и позволяю себе вздохнуть. Плохие поступки, мелочные нехорошие поступки — вот что не дает мне сойти с ума в моей новой, запутанной версии реальности. Маленькие акты мести успокаивают меня. Они и конфеты.

Взяв свою сумочку с туалетного столика, я роюсь в ней в поисках сладкого угощения. Здесь всегда что-нибудь да найдется, будь это жвачка со вкусом голубики или пачка Nerds. Мои пальцы касаются наполовину растаявшей конфеты Reese’s с арахисовым маслом. Пойдёт. Когда я вытаскиваю его, маленькая глянцевая карточка падает мне на колени. Рассеянно я беру её и переворачиваю.

Анонимные Грешники. Буквы тиснены золотом, а под ними номер напечатан шелковистыми черными цифрами. Карточка потрепана, посередине есть складка, там, где она заломалась, когда я однажды засунула её в задний карман джинсов, а края загнуты внутрь, как будто они защищают мой особый маленький секрет. Не знаю, почему я всё ещё ношу карточку с собой спустя столько времени, потому что я могла бы произнести номер даже во сне.

Верю я в судьбу или нет, не знаю, но что я точно знаю, так это то, что это было нечто большее, чем просто совпадение, что я нашла эту визитку в самый мрачный день своей жизни.

Я помню это, словно это было вчера.

Рот, полный крови, и не только моей собственной. На моем горле образовались свежие синяки в форме пальцев, а между бедер появилась боль, о которой я не просила. Я, спотыкаясь, вышла из Академии Побережья Дьявола на парковку. Села в свою машину и поехала, пока не перестала видеть готические шпили школы в зеркале заднего вида. Я добралась до церкви в Дьявольской Яме, прежде чем реальность того, что они сделали со мной, что я сделала с ними, обрушилась на меня подобно цунами. Я не могла дышать. Не была уверена, хочу ли я это вообще делать. Заслуживала ли я этого. Пошатываясь, вышла из машины под дождь, просто чтобы почувствовать что-то ещё, кроме давящего ощущения в груди. Рыдая, прислонилась к автобусной остановке, подняла глаза и тут увидела её. Маленькую визитку, приколотую к доске в телефонной будке напротив.

Анонимные Грешники.

Я слышала о них — все на Побережье Дьявола слышали. Несколькими годами ранее эти визитки начали появляться в баночках для чаевых в кофейнях и барах. Их прикрепляли к стенам туалетных кабинок в клубах, засовывали вместе со счетом в ресторанах. Когда ты набирал этот номер, он перенаправлял вас прямиком на автоматическую службу голосовой почты, которая предлагала тебе признаться в любом грехе или тайне, которые тяготили тебя. Это было так таинственно, и волнение от всего этого какое-то время прокатывалось по побережью, пока шумиха не улеглась, как пыль, и в конце концов, Анонимные Грешники просто вплели себя в ткань этого района.

Тот первый звонок я сделала, стоя на коленях, зажав телефон между подбородком и плечом и сложив руки вместе, как в молитве. Теперь это стало частью моей жизни. Точно так же, как религиозные люди ходят в церковь исповедоваться каждое воскресенье, я дважды в неделю звоню на горячую линию анонимных грешников из одной и той же телефонной будки при церкви. Я признаюсь во всем, что я сделала, начиная с мелочей и заканчивая чем-то серьезным.

Грета поспешно входит в раздевалку и возвращает меня к сегодняшнему дню. Следующий час проходит в мучительном шторме дерганий, бормотания и случайного появления ожога на моей шее. К тому времени, как Грета отходит назад и хлопает в ладоши, я снова становлюсь той девушкой, которой Альберто хочет меня видеть. Дымчатый макияж глаз, кроваво-красная помада и платье, которое облегает мои формы, как вторая кожа.

Время воскресного обеда.

Отказываясь произнести хоть слово в адрес Греты, я проношусь мимо нее и цокаю каблуками в коридор. Но как раз перед тем, как я спускаюсь по мраморной лестнице, приглушенный голос заставляет волосы у меня на затылке встать дыбом. Два голоса, и что-то в тоне разговора заставляет меня застыть на месте, моя нога замирает над первой ступенькой.

— Это стандартный контракт. Просто добавь гребаную оговорку и покончи с этим.

Затаив дыхание, я выглядываю через перила и вижу знакомый силуэт в углу холла. Альберто. Я не вижу человека, с которым он разговаривает, но как только он начинает говорить, у меня кровь стынет в жилах.

— Она уже подписала его. Ты же знаешь, Альберто, я не могу вмешиваться в подписанные контракты.

Это Мортис, его адвокат. Тот самый, который дышал мне в затылок в кабинете Альберто, когда я, подписав бумаги, попрощалась со своей жизнью.

— Ой, я тебя умоляю. Мы оба знаем, что она слишком глупа, чтобы прочитать его. Просто составь новый контракт, поставь её подпись внизу, и мы покончим с этим.

Наступает тяжёлая тишина, за которой следует гнусавый вздох.

— Дай мне несколько дней, чтобы найти другой способ. А пока прочти новый пункт и дай мне знать, если есть что-то ещё, что ты хотел бы добавить.

Раздается шаркающий звук, и я отваживаюсь перегнуться через перила ровно настолько, чтобы мельком увидеть, как Мортис вручает Альберто коричневую папку. Затем он прочищает горло.

— Ты ведь понимаешь, не так ли, Альберто? Если она поймет, что контракт не тот, который она подписала, она может подать в суд. И ты знаешь, Верховный суд сейчас не самый большой твой поклонник…

Альберто прерывает его таким громким смехом, что он эхом отражается от куполообразного потолка.

— У этой девчонки нет и двух центов, чтобы потереть их друг о друга. Она никто, Мортис. Да и вообще, кто ей поверит? Все знают, что её отец — старый шарлатан, так что было бы легко убедить всех остальных, что яблоко недалеко падает от яблони.

У меня в ушах начинает звенеть так громко, что я не слышу остальную часть разговора. Я ныряю в нишу, пытаясь перестать задыхаться, как проклятая собака. Что, черт возьми, задумал Альберто? Меняет условия нашего контракта?

Жар пробегает по моей коже, и одинокая конфета Reese’s с арахисовым маслом у меня в желудке угрожает выйти наружу. Я знала, что мне не следовало ему доверять. Но он прав. Я никто, особенно в этом мире. Я не из богатой или властной семьи. Если он захочет подставить меня, триста долларов на моем банковском счете его не остановят. Ему и его семье принадлежат все и вся на этом побережье, никто мне не поможет.

Сквозь стук своего пульса я слышу гулкие шаги Альберто, направляющегося в сторону своего кабинета, и бросаю взгляд вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как он снова выходит оттуда с пустыми руками. Решение принимается за долю секунды, подпитывается гневом и решимостью. Я быстро осматриваю вестибюль, затем неуклюже сбегаю по лестнице в его кабинет. Внутри воздух насыщен запахом несвежих сигар и затхлых книг. Тяжелые шторы на эркерных окнах не пропускают солнечный свет и хранят все секреты, и хотя здесь так темно, что я едва вижу письменный стол, я не решаюсь включить лампу. Вместо этого я вслепую перебираю файлы, поднося их к носу, чтобы прочитать первые несколько строк. Я открываю ящики. Даже раздраженно бью противный сейф под столом. Ничего.

— Вынюхивание информации — это грех, Аврора.

Голос тает из тени, как масло в теплый день, приклеивая меня к месту. О, святой ворон. Заставляя себя поднять глаза, я натыкаюсь на силуэт в кресле, более темный, чем угол, который он занимает. Анджело. Господи, почему он всё ещё здесь?