Анонимные грешники

Глава тридцать четвертая

От его приказа у меня перехватывает дыхание. Кухня очищается, и во внезапной тишине я понимаю, что не просто прислоняюсь к столешнице, я использую ее, чтобы собраться с силами. Мои ладони вспотели и не чувствуют мрамор под ними.

Анджело смотрит на меня.

— Итак, теперь ты застряла с ещё одним стариком.

— Полагаю, так оно и есть.

Его взгляд вспыхивает.

— Я достаточно взрослый, чтобы годиться тебе в отцы. Что этот факт заставляет тебя чувствовать?

Сердце бешено колотится, я изображаю скуку. Смотрю на него снизу вверх сквозь ресницы.

— Значит ли это, что теперь я могу называть тебя папочкой?

Мрачное веселье украшает его черты. Он слегка качает головой.

— Иди сюда.

Вот же лебедь.

У меня такое чувство, будто мы вернулись в темный коридор особняка Альберто, в ту ночь, когда он вытащил жемчужное ожерелье Виттории из моего лифчика. Тогда у меня возникло ужасное желание убежать от него, и я чувствую тот же инстинкт сейчас, даже при ярком освещении кухни. Даже несмотря на то, что он спас меня от наихудшей участи из всех возможных. Даже несмотря на то, что он уже видел меня обнаженной и уязвимой во всех возможных смыслах.

С моим сердцем, пытающимся найти естественный ритм, я обхожу остров и вхожу в логово льва. Как только я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, его рука протягивается и обвивается вокруг моей шеи сзади, его большие пальцы вплетаются в мою косу. Он зарывается лицом в мое горло и издает восхитительный, животный звук, который я всем сердцем ощущаю между своих бедер. Прикосновение. Настоящее, чувственное прикосновение. Я растворяюсь в нем, моя грудь прижимается к его рубашки. Мои соски напрягаются в предвкушении, и я практически схожу с ума при мысли о том, что он прикасается к моей коже.

Он проводит кончиком носа по моей шее, как будто вдыхая мой запах. Его стон отдается в такт моему пульсу.

— Черт, детка. Я слишком долго ждал этого.

Обхватив одной рукой мое горло, другой он обхватывает меня за талию и поднимает на стойку. Тыльная сторона моих голых бедер соприкасается с холодным мрамором, посылая мурашки по спине. Это разительный контраст с теплом его бедер, когда он протискивается между ними.

Я разваливаюсь на части, как дешевый костюм, каждый раз, когда он прижимает свой теплый рот к моему горлу, мне кажется, что он распаривает ещё один шов. Я наклоняю голову, чтобы предоставить ему больше доступа, потому что желание ощутить эти губы на каждом дюйме моего тела сводит с ума.

Его руки грубые и отчаянные, когда они пробегают по моим ребрам к бедрам и возвращаются под свитер, оставляя обжигающую дорожку на моей обнаженной коже. Под его свитером, который я нашла в корзине для белья в подвале. Целый напряженный час я думала, что призрак его запаха будет последним разом, когда я почувствую его, и все же я здесь, пью его мужской аромат прямо из источника.

Я хватаюсь за края стойки и выгибаю бедра, мое тело умоляет приблизиться к нему. Его эрекция давит на внутреннюю сторону моего бедра, заставляя мои веки трепетать. Он так близко, но недостаточно. Меня тошнит от его поддразниваний, это все, что я когда-либо знала с ним. Прикосновение кожи к моему заду, его горячее дыхание в восхитительной близости от моего клитора. Никогда не прикасаясь, никогда не чувствуя. Не по-настоящему. Поэтому я сдвигаюсь вперед на дюйм, пока его выпуклость не оказывается именно там, где мне нужно, прижимаясь к влажному пятну на моих трусиках. Внезапно его руки крепче обхватывают меня за талию, удерживая на месте. Мы встречаемся взглядами, его глаза темнеют от раздражения, и именно в этот момент я понимаю, что он хочет, чтобы все было, как он скажет. Я тоже.

Его взгляд опускается на мою грудь, заставляя меня вздрогнуть.

— Сними это.

— Ты сними, — огрызаюсь я в ответ, просто чтобы не быть мелочной. Несмотря на все, что он для меня сделал, какая-то часть меня все ещё испытывает горечь из-за того, что он ушел, не сказав ни слова. Он не может просто ворваться в мою жизнь и потребовать, чтобы я разделась для него.

Его взгляд сужается. Я вздрагиваю, когда он делает шаг назад. Мои пальцы дергаются, чтобы зацепиться за петлю его ремня и притянуть его обратно ко мне. Но он выдвигает ящик стола и возвращается с кухонными ножницами и безумным выражением в глазах.

Прежде чем с моих губ срывается вздох, он оттягивает ткань и проводит ножницами по середине свитера, от подола до выреза. Он спадает мне на плечи и падает на островок позади меня.

Я смотрю на него в шоке, новый, неистовый пульс учащается в моем клиторе.

— Мне нравился этот свитер.

— Ты можешь забрать все мои свитера.

Его пристальный взгляд наэлектризовывает низ моего живот и ложбинку между грудями, когда он исследует каждый дюйм моей обнаженной кожи. На мне только белые стринги и лифчик в тон, и, не раздумывая, я расстегиваю его и позволяю ему упасть на пол.

Его лицо остается безучастным, но то, как его руки сжимаются в кулаки, дает мне небольшое представление о том, о чем он думает. Он облизывает губы и тянется за своим виски. Делает большой, медленный глоток, все ещё разглядывая мое тело поверх ободка.

Я чувствую себя опьяненной его вниманием, и это самый захватывающий трепет, который я когда-либо испытывала. Лучше, чем любой грех, который я когда-либо совершала, лучше, чем стоять на краю обрыва.

Он делает шаг вперед, хватает меня за подбородок и наклоняет мое лицо к своему.

— Раздвинь для меня ноги, — его команда черствая и грубая, скребущая по моему позвоночнику, как наждачная бумага.

Но я знаю, что происходит, когда я не подчиняюсь.

Я раздвигаю бедра, и его руки прокладывают неровную дорожку вверх к моей киске, где кружево моих трусиков соприкасается с внутренней стороной бедра. Он крепко сжимает меня там, его кончики пальцев исчезают в моей плоти. Вот же лебедь. Напряжение ощутимо, и я приподнимаюсь на локтях, чтобы погреться под его лучами. Его грубая подушечка большого пальца находит мой клитор сквозь кружево, и он проводит по нему, посылая электрический разряд по моим венам. Мой стон переходит в шепот, когда его горячий рот захватывает мою грудь, его язык твердый и влажный, когда он проводит по соску.

Святой ворон. Я никогда не чувствовала себя такой возбуждённой, такой чертовски живой. Такой свободной. Меня не волнует, что звуки, вырывающиеся из моего горла, неловко гортанные, меня не волнует ничего, кроме ощущения его на мне. С низким рычанием он цепляет мои стринги и стягивает их с моих бедер, как будто вид этого выводит его из себя. Я раздвигаю ноги ещё шире, холодный воздух касается моих губ, напоминая мне, какая я мокрая.

Он дышит долго и тяжело. Когда он ругается, это вырывается тянущим, сдавленным хрипом, который отдается у меня глубоко внутри. Он снова кладет руки мне на бедра, притягивает меня ближе и опускается на колени. Мое сердце замирает в предвкушении, но мне не приходится долго ждать, пока его горячий, твердый язык не встретится с моим клитором. Я вздрагиваю, адреналин волной прокатывается по мне. Мои мышцы сжимаются с каждым медленным, мягким облизыванием, которые он проводит от моего входа к клитору.

— Хорошая девочка, — рычит он мне в губы, когда я хватаю его за волосы.

Хорошая девочка. То, что он сейчас делает со мной, резко контрастирует с прочным ремнем на его поясе, это скорее награда, чем наказание. Но если это то, что достается хорошим девочкам, то, возможно, я больше не буду плохой.

Жесткий, сердитый шлепок по моей киске немедленно развеивает эту мысль. Святой ворон. Жжение бурлит в моей крови, как встряхнутое шампанское. Может быть, я могу быть и той, и другой.

Господи, я буду такой, какой хочет меня видеть Анджело Висконти.

Палец скользит внутрь меня, большой и грубий. Я задавалась вопросом, каков он внутри меня с тех пор, как представила, как он ласкает меня в море, и мое воображение и близко не приблизилось к реальности. Я прижимаюсь к нему, отчаянно желая большей длины и обхвата, но его хватка на моем бедре подобна тискам. Я прижата к мраморной стойке, и у меня нет выбора, кроме как откинуться назад, отдавшись на его милость.

Он не торопится, вводя в меня палец и вынимая его из меня. Затем он вставляет ещё один и посасывает мой клитор. Ощущение его бороды, задевающей меня там, внизу, заставляет меня чувствовать, что я вот-вот кончу. Давление все нарастает и нарастает в нижней части моего тела, пока я не превращаюсь в хнычущее, дрожащее месиво. Огонь к его льду, безумие к его спокойствию. Так много давления, так много электричества. Это кажется опасным, и странная часть меня чувствует панику, подавленность, как будто мне нужно нажать на паузу и перевести дыхание.

Но когда давление в моем клиторе взрывается подобно бушующему аду, все мои колебания рассеиваются облаками дыма и пыли.

Я таю на кухонном острове, как подогретое масло, изо всех сил пытаясь отдышаться. Между моих бедер Анджело медленно вытаскивает свой палец и прокладывает пальцем влажную, неряшливую дорожку вниз по моей киске, а затем целует по той же дорожке.

Несмотря на то, что я чувствую себя незащищенной и уязвимой, я лежу на кухонном столе совершенно голая, в то время как он даже не снял галстук, во имя святого фламинго, тишина, наполняющая воздух, приятна. Здесь царит спокойствие, похожее на покой, который наступает после сильного шторма.

Анджело поднимается с колен и кладет руки по обе стороны от меня. Он смотрит вниз с чем-то похожим на восхищение, удобно расположившимся на его лице. Кончик его шелкового галстука опускается между моих грудей.

— Ты на вкус даже лучше, чем я себе представлял, — зачарованно бормочет он, убирая выбившийся локон с моей щеки. Он наклоняет голову, на его губах пляшет ухмылка. — Развязывание войны с моей семьей стоило только одного этого.

Его взгляд опускается на мою вздымающуюся грудь, которая поднимается и опускается. Он недоверчиво качает головой, бормочет ругательство себе под нос, а затем широкими шагами выходит из кухни.

Я сажусь и обхватываю себя руками, чувствуя себя неловко. Куда он делся? Он вернется? И есть ли, э-э, ещё мужчины, которые шныряют по дому? Эта мысль вызывает у меня панику, и мой взгляд устремляется к моим трусикам, валяющимся на полу. Как раз в тот момент, когда я спрыгиваю с острова, чтобы надеть их обратно, чтобы вернуть себе хоть какую-то толику скромности, Анджело возвращается на кухню с банным полотенцем в руке.

Он протягивает его мне.

— Иди сюда.

Я подхожу к нему, и он ловит меня, заворачивая в мягкую ткань и притягивая к себе в тепло.

— Я подготовил тебе ванную, — бормочет он мне в макушку.

Я замираю.

— Зачем?

Горячий порыв ветра обдувает мою кожу головы.

— Ты бы предпочла принять душ?

— Н-нет, я просто…

— Тогда цыть, — рычит он, низко и страстно, подчеркивая это покусыванием моего уха.

Он ведет меня в ванную и прислоняется к дверному проему, глядя на меня с легким удивлением, пока я осматриваюсь. Пузырьки переливаются по ванне с откидным верхом, а свечи отбрасывают на стены мерцающие оранжевые тени.