Ни живые, ни мёртвые

V: Ни сон, ни явь

Иногда жизнь становится очень знакомой. Иногда в глазах у жизни появляется до боли знакомый блеск. Вся жизнь — это вендетта, заговор, мандраж, оскорбленная гордость, вера в себя, вера в справедливость ее приливов и разливов.Мартин Эмис

— Уродина!

— Страшная, страшная!

Пинок, белая краска, крошки хлеба — всё прилетало в меня уже в который раз. Из детей почти все были китайцами, изредка среди них встречался ещё бледнее цвет кожи другой национальности. Но и такие потешались надо мной, как над разорванной куклой, изляпанной в грязной луже. Воспитательница Лин, увидев новые издевательства, быстро разогнала детей от меня. Она наклонилась ко мне, семилетней девочке, и вытерла рукавом старого свитера слёзы.

— Опять обижают?

— Д-да, — заикаясь, пыталась успокоиться я. — П-почему все считают меня некрасивой?

Женщина кинула усталый взгляд на обтрёпанные стены игровой комнаты.

— Ты другая, — она перевернула мою ладонь, чтобы та смотрела в потрескавшийся белый потолок. — И не только из-за цвета кожи или глаз ... они видят в тебе совсем иной характер.

— Это моё!

К нам подбежала девчонка лет восьми и ткнула пальцем в кусок тряпки, которую я держала в руках.

— Правда, сяо-Киу? — воспитательница Лин выпрямилась и строго посмотрела на нас двоих.

— Нет! — быстро возразила я, вжавшись искусанными ногтями в ткань. — Я нашла это на улице! Оно лежало никому ненужное...

— Оно моё! — затопала ножками Киу, начиная реветь.

— Воровать плохо, сяо-Рави, — неодобрительно покачала головой женщина.

Я посмотрела на неё вновь заполнившимися слезами глазами, а в груди всё так и изнывало от несправедливости и обмана .

— Но оно никому не принадлежит! Я просто хотела сшить наряд и доказать всем, что красивая...

— Я тебе дам других тканей, — нашла компромисс воспитательница Лин и тише добавила мне на ухо: — Иногда лучше кому-то что-то отдать , чтобы в дальнейшем получить нечто большее .

Я не верила в её слова . Не верила, ведь на меня столько раз кидали цепи лжи, пользовались моей детской наивностью, подставляли, ругали, били. Столько слёзных ночей я провела на своей кровати в углу...

Так не хотелось расставаться с тем, из чего я могла бы сотворить что-то красивое, дорогое своему сердцу. За что меня могли бы, быть может, даже похвалить. Но под внимательным взглядом воспитательницы Лин дрожащей рукой пришлось протянуть тряпку Киу. А та, хитро улыбнувшись, убежала к остальным девочкам. Наверняка для того, чтобы рассказать обо мне гадости...

— Не плачь, — женщина положила руку на моё плечо и улыбнулась лишь взглядом. — Пойдём , я тебя с кое с кем познакомлю .

И, взяв за руку, повела в сторону группы мальчиков, гонявших мячик . Но недалеко от них я заметила , как сидел какой-то бледнолицый черноволосый паренёк лет одиннадцати и что-то усердно рисовал. Именно к нему мы и направлялись.

Он почувствовал моё приближение раньше, чем воспитательница Лин окликнула бы. Он встал, улыбнулся и протянул руку для пожатия. Такой красивый! И с такой доброй улыбкой! Застыв прямо перед ним, я в немом восхищении разглядывала его тёмные родинки на лице, длинные конечности, тёмно-карие глаза — отчего-то чувствовалось в нём душевное родство, звезду жизни, яркий лучик света. Хотелось его крепко обнять , как спасательный круг, но паренёк решил для начала представиться.

— Привет, птичка. Меня зовут Алестер Эльху.

Его имя до сих пор было и оплотом для меня, и страшным сном. Тем самым кошмаром, от которого я просыпалась в холодном поту. Ровно как и сейчас. Сердце билось в пыли обгоревшего прошлого, мысли отчаянно бежали от ядовитых огней приюта, сознание пыталость стряхнуть с себя всю загустевшую кровь.

Дышать. Просто дышать.

Это просто грёбаный сон. Я выросла. Всё осталось там, в прошлом, в золе полыхающего дома.

Теперь меня никто не обидит.

Постепенно всё успокоилось, вернувшись в норму. А заодно и в реальность. Боль барабаном стучала по вискам, в горле пересохло, всё тело казалось слишком горячим, растянутым, измождённым. Перед глазами мелькал бежевый потолок, где-то за окном лениво падали снежинки, освещая помещение синеватым цветом. Погодите-ка... это не моя комната.

Я села на чужой кровати с трудом, держась за ноющую голову, и огляделась.

Вот же Гуй.

Это было общежитие. Я сразу его узнала по старому ремонту, на контрасте которого некрасиво выделялись современные вещи: стеллаж, компьютер, картина Клода Моне, новое утеплённое окно. Я как-то бывала в этом здании, когда ходила в гости к Тинг или когда с кем-то случайно по пьяне приходила сюда...

И этот раз оказался не исключением.

Голый Генри ещё крепко сопел рядом со мной, и мне ничего не стоило догадаться, чем мы занимались сегодня ночью. Как так получилось? Я вспомнила клуб, потом Инграма, затем секту, а дальше... тело Тинг.

Я резко встала с кровати, из-за чего чуть ли тут же не упала. Порылась в вещах, нашла аспирин и запила его какой-то гозировкой. Жаль, что не снотворным. Так и хотелось забыть то зрелище, которое я увидела там, в подземной усыпальнице. Но, видимо, сделала это раньше — напилась и накурилась, раз даже согласилась переспать с Генри. С другой стороны, мне теперь действительно стало легче.

— Чудесное утро, моя богиня.

Генри проснулся как раз вовремя, чтобы застать меня уже почти одетой. Среди его вещей я нашла красную рубашку, которую быстро на месте ушила, погладила и надела под платье: домой заходить я не собиралась, а в институт в столь открытом виде приходить тоже не хотелось. Что бы ни произошло этой ночью, нужно срочно разобраться со всем этим. В том числе и с сектой.

— Прошедшая ночь была горячей, но мне уже пора, — я откинула только что расчёсанные волосы назад и повернулась к выходу.

— Постой! — вдруг воскликнул Генри и, даже не прикрывшись, подскочил к тумбочке, чтобы начать что-то быстро там искать.

— Твой зад, конечно, прекрасен, но мне осточертело его видеть, — раздражённо процедила я.

— Равенна Вэй, я люблю тебя, — парень, наконец, повернулся ко мне и встал на одно колено. — Ты выйдешь за меня?

Я рассмеялась тут же, искренне, на полную катушку. Непривычно было издавать подобные звуки, но ситуация действительно оказалась настолько забавной, что я не сдержалась.

— Ты идиот? Нет, конечно, — я даже не взглянула на кольцо, лишь в жалкие глаза парня, желая показать ему всё своё презрение к его любви ко мне.

Тот оказался полностью растерян.

— Но... мы ведь столько раз делили вместе постель...

— А ещё и множество других как у тебя, так и у меня, — высокомерно усмехнулась я, всё больше получая удовольствие от этого представления.

— Но мне хорошо только вместе с тобой, — не шибко уверенно продолжал Генри, — я буду любить тебя до самого конца, дарить украшения, делать всё, что ты только попросишь...

— Мне не нужна ещё одна прилежная собачёнка, — я коротко рассмеялась. — Мне нужен тот, кто будет со мной наравне.

И ушла, захлопнув дверью, чтобы ещё раз подтвердить свой отказ. Вот кретин, конечно! Надо же быть такой амёбой, чтобы додуматься до предложения! Даже не жаль его, сам себя подставил, унизил и закопал в могилу любви. Пусть ещё и пойдёт выпрегнет из окна, всё равно плевать будет. У меня с гусеницей куда больше общего, чем с Генри.

С другой стороны, в чём-то он оказался полезен, ведь я очнулась в общежитии.

А тут когда-то жила Тинг.

Я нашла её комнату довольно быстро, в самом конце коридора на втором этаже. Дверь была заперта, но я быстро взломала замок шпилькой — этому навыку набралась ещё тогда, когда Мэри постоянно запирала меня в сушильной, без еды и воды, чтобы я «очистила и организм, и мысли», как она постоянно твердила. Большей чуши в жизни не слышала. Разве что только сегодня от Генри.

Везёт мне с идиотами.

Темнота, пыль, запах чего-то кислого — комната встретила меня напряжённо, с опаской смотря из-под усыпанной одеждой пола. Похоже, полиция тут хорошенько всё осмотрела: перерыла полки, забитые книгами, мангами и игрушками, неопрятно надели парик обратно косплею, высыпали мелкие вещи на стол и не убрали за собой, но зато казалась нетронутой кровать. Атмосфера и предметы остались прежними, какими я и их видела в последний раз. Кроме почти закрытого окна, из которого немного поддувало. На секунду я замерла. А может, полиция действовала аккуратно, а разбросал все вещи вокруг кто-то другой? К примеру тот, кто пробрался через окно и так непрочно прижал его обратно.

Я закрыла его до конца, и когда взгляд упал вниз, в недоумении замерла.

«Против воли не попрёшь,

После ножа не проживёшь» .

И вновь записка.

Но почерк уже иной, а точнее это вообще напечатанный лист. Я сразу догадалась, что это предназначалось Тинг: вчера я видела её тело, покрытое ножевыми ранами. Остекленевшие глаза, посиневшая, уже немного иссохшая, загноившиеся порезы, тёмно-бордового цвета кровь. Вот так выглядела смерть — безутешная жрица, ликовавшая каждый раз от пойманной души и бесконечно рыдающая от криков, стонов, плача. Лишь смерть видела столько жизни, сколько не видел никто из нас.

Слёзы одинокими каплями падали с водопада в ущелье сожаления, горечь крапивой проростала в горле, утрата ощущалась как смена солнца на луну. Холодное, безжизненное, никчёмное существование — порой так ощущалась моя судьба в самые страшные моменты. Пока я вновь не вставала на ноги и гордо не шла вперёд. Но вчера... вновь подкосилась. Прошлое напомнило о себя жуткими тенями, а убийство... показало мне то, от кого я скрывалась.

В тот миг, когда я увидела Тинг, я поняла, что потеряла её навсегда.

Как так получилось, что тело оказалось у секты? Неужели они её похитили и убили? И почему именно Тинг? Связана ли она была с ними ещё при жизни? Вопросы роились в голове, как мухи над мёртвой тушей, а тут ещё и эта записка. Уже вторая. Радовало, что написана она не мне.

«...б ерегись, девочка-ворон...»

Я ещё раз окинула комнату взглядом, пытаясь найти что-то, что поможет мне приблизиться к разгадке убийства Тинг. Анна вчера обмолвилась, что Тинг интересовалась историей жизни Рэбэнуса Донована. Возможно, Тинг как-то помешала планам его культу, за что её и убили? Если это были они, конечно, а не кто-то иной, вообще посторонний. С другой стороны, зачем секте тогда понадобилось тело?

Я с трудом напрягла память. После увиденного... я пробыла на собрании недолго и по-тихому смылась, чтобы быстрее забыть весь кошмар. И не вспоминать прошлое. Поэтому, что стало с телом убитой, я не знала, но это можно легко выяснить у Арни или у Инграма. И, казалось бы, на этом можно было бы и остановиться, но... я чуяла, что здесь что-то ещё. Что-то не так.