Ни живые, ни мёртвые

XIII: Ни душа, ни сердце

Заметь, куда целится твой противник, часто это его собственное слабое место.

Бернар Вербер

— Ты убил их!

Рэбэнус со стуком поставил рюмку коньяка. Капли янтарной жидкости расплескались по тёмному дереву стола.

— Знаю.

— Ты убил их всех!

Крики Ивет раздражали. Да и она сама в последнее время ужасно выводила из себя — совершенно стала неуравновешенной и неуправляемой истеричкой. По любому поводу устраивала катастрофу, сводила с ума не только себя , но и всех вокруг.

— Знаю.

— Зачем, Рэб? Зачем?!

Женщина, поседевшая от горя с тусклыми карими глазами, дёрнула за плечо Рэбэнуса. Тот резко повернулся к ней, сверкая взглядом.

— Они мне мешали.

— Ты лишил меня родных! — Ивет захлёбывалась в слезах, её мятое платье тряслось на исхудавших плечах. — Всю мою семью!

— Они тебя ненавидели, — молодой человек говорил без единой нотки жалости.

— Я любила их!

— И поэтому сбежала двадцать лет назад? Презирала и желала мести?

— Не будь их, не было бы и меня , — жалкие, ничего не значавшие слова.

— Их уже не вернуть, — полное равнодушие убийцы.

Тишина лишь на несколько секунд задержалась в холодных стенах, преследовали чем взорваться осколками трагедии.

— За что ты так со мной? — в слезах женщина схватилась острыми ногтями за чёрную ткань камзола Рэбэнуса и повисла на нём. — За что?!

— Отцепись!

Одним чётким он движением отодрал Ивет от себя. Та, не удержавшись на ногах, упала на пол. Но вместо ещё пущих слез, гнев затмил остатки помутневшего разума.

— Разве так я тебя воспитывала? Разве так я учила тебя обращаться со мной? Ты, неблагодарный трус! Видите ли, ему мешала моя семья! Для чего ты их всех убил? Для чего?!

— Они сами жаждали мне смерти , — с трудом подавляя возмущение, Рэбэнус устало потёр переносицу. — И тебе тоже.

— Они были мне семьёй! — закричала на весь кабинет Ивет.

Рэбэнус для боли сжал челюсти.

— Я тоже твоя семья! — не выдержал он и схватил женщину за плечи. — Ты вырастила меня, как своего родного сына!

Их взгляды, направленные друг на друга, — волны непереносимой боли, части треснувших душ. Они не хотели ничего из этого, не собирались говорить подобные слова и смертельно ранить друга друга . Одиночество их было столько велико и беспощадно, что любви невозможно было отогреть нескончаемый космос .

Поэтому ненависть оказалась сильнее.

— Ты мне больше не сын .

И он убил её.

Я вдохнула воздуха столь жадно, будто только что вынырнула из воды. Сердце колотилось как бешеное, взлохмаченные волосы прилипли к влажному от пота лбу, тягучие остатки сна медленно растворялись в сознании, уступая место реальности. Я села в кровати и устало провела рукой по лицу. О Чуан-шэнь¹, даже теперь не поспать нормально, везде меня мучили кошмары: что в повседневной жизни, что на душе. А ещё столько всего предстояло сделать, и даже представить страшно, с чем мне придётся столкнуться...

Стоп.

А где я?

Быстро оглянулась — и с недовольным стоном осознала, что находилась в комнате Инграма, в его кровати. Да и ещё раздетая до лифчика и трусиков.

Приплыли.

Я срочно себя осмотрела, но не обнаружила на себе ни единого синяка или засоса. Значит, Инграм не трогал меня, пока я была без сознания. Облегчение длилось недолго и вскоре сменилось отчаянием: в какой момент моя жизнь свернула не туда, что теперь не я властвовала над мужчинами, а они надо мной? Что по утру я боялась обнаружить себя использованной против воли? И что любовь для меня теперь — очередная доза, но никак не страстное наслаждение? Без обязательств, мыслей и боли...

Не выдержав, я судорожно вдохнула запах одеяла: мох, вечерний туман и табак — самое лучшее лекарство. Его запах. Человека, из-за которого я теперь не могла нормально мыслить, от которого зависела как морально, так и физически — и это отвратительно. Противоречило моему характеру, жизненным устоям, общественной морали.

Ненормально.

И я отлично это осознавала. Всей душой понимала, что это плохо для меня кончится и что надо бежать и как можно быстрее, а моё положение — это рабство, потеря воли, насилие над телом. Казалось бы, нужно всего лишь не поддаваться Инграму, не видеться с ним, не лезть к нему, а лучше вообще его забыть и никогда не приближаться — звучит легко, но как же трудно это сделать. Какой бы высокомерной сучкой я ни была, никакой девушке не пожелала бы подобного: быть в подчинении деспота, которому совершенно плевать на твои чувства. И более того, посоветовала бы мчаться со всех ног — лишь бы не стать полностью обречённой на гибель.

Но отчего же я так глупо топталась на месте?

Всё шло с детства: непризание другими, зависимость от внимания, любовь к Алестеру, победы в постели и нескончаемое одиночество... Я просто устала быть сильной, хотелось на кого-то положиться, но подставленное плечо оказалось с шипами. Я сама связала себя кровавыми путами с человеком, который никогда не сделает мне ничего хорошего, и сама же в этом была виновата.

Но я не могла жить иначе.

Я слишком хорошо знала, каково это — любить то, что тебя разрушало.

Громкий звонок тут же закончил размышления. На ближайшем столе я нашла не только свою одежду, но и телефон. Звонила Мэри. Брать трубку не стала: пошла куда подальше эта сумасшедшая женщина, ведь наверняка бы сейчас выкатила бы мне огромную истерику и позвала бы домой для пущих разборок. Или чтобы в очередной раз запереть.

Поставив телефон на беззвучный, я бросила его на кровать и туда же свою одежду: вряд ли сегодня пойду в институт, тем более в ципао, которое от вчерашних приключений всё измялось и запахло неприятным. На пол упало письмо — и пульс тут же участился.

Кладбище. Пустой гроб. Ворон. Послание. И множество алых взглядов, обращённых на меня.

Не без напряжения я подняла конверт и прочла содержимое.

«Найди меня — иначе быть тебе мёртвой».

Класс, угроза на высшем уровне.

Спасибо, конечно, а сама бы не догадалась, что нужно сделать. И что ты хочешь убить меня, Рэб.

Да, почерк был его, как и рисунок на обратной стороне пожелтевшей бумажки: пять точек, соединённых неравными отрезками, которые образовывали непонятную геометрическую фигуру.

Здорово, вот загадок мне ещё не хватало для полного счастья.

Пребывая в раздражённом состоянии, я натянула на себя первую попашуюся футболку, по длине дошедшую по мне до колен, тёплые носки и вышла из комнаты. Утренний свет заливал в длинные окна, зелёные стены создавали атмосферу приближающейся весны, а тающий снег напоминал, что самые сильные морозы наконец-то прошли и вскоре станет теплее. Кухню я видела на первом этаже, поэтому туда и направилась: очень хотелось есть, особенно после всего произошедшего. Стоило лишь надеяться, что впереди окажется не так много препятствий, чтобы найти Рэбэнуса. И зачем мне его искать? И почему именно я должна это делать? Почему не Инграм или кто-либо другой из свиты? Не прояви я сама инициативу к Рэбэнусу, тот не стал бы тогда до меня так докапываться — в этом я была уверена. Однако он всё же что-то нашёл во мне и хотел чего-то добиться — то ли верной гибели, то ли грандиозного успеха.

Кухня встретила салатовыми и бурыми оттенками: современные шкафы несуразно смотрелись на фоне покосившихся деревянных стульев, вместо одной ножки старого стола стояла стопка книг, тогда как на магнитном держателе в порядке возрастания блестели идеально заточенные ножи. Помещение само по себе выглядело вполне опрятным, пахло отчистными химикатами, но я не могла отделаться от ощущения неправильности конструкции. Словно тут было всё не так и в то же время в порядке.

Странно.

Хозяина особняка не наблюдалось, зато за столом сидел его друг, читал книгу и, что удивительно, не курил в сотый раз за одно только утро, а пил чай с молоком. Он поднял голову и посмотрел на меня.

— Что ты так таращишься? — увидев, как у него приподнялись брови, вместо приветствия спросила я.

— Ты бы видела, что у тебя творится на голове.

Волосы торчали во все стороны — это правда. Попыталась пригладить руками, но непослушные локоны из-за влажности сильно закудрявились, так что быстро уладить проблему не удалось.

— Ну и где мне, по-твоему, в вашем мужицком доме найти расчёску?

— Тумбочка, — лениво ответил Инграм и вновь уткнулся в книгу.

Найдя не с первого раза нужную вещь, я как можно бережнее стала расчесывать волосы. Хорошо было бы их помыть, но после предыдущего раза в ванную комнату заходить совершенно не хотелось. Как-нибудь обойдусь, я и без того неимоверно красивая.

Молчание затянулось: отчего-то так и подмывало разговорить Инграма, но тему письма и вчерашних приключений на кладбище поднимать явно не стоило. Куда меньше я желала видеть его в ярости.

— Наконец-то погода говняная кончилась, — достаточно налюбовашись в окно, пока приводила свои волосы в порядок, я начала шариться по ближайшим полочкам.

— Серьезно? — сухо усмехнулся парень. — Ты хочешь поговорить об этом с самого утра?

— Ты молчишь в тряпочку, а мне надо узнать, куда ты запрятал банку с кофе, который мне так сейчас необходим, — я кинула в собеседника разъярённый взгляд. — Ну и? Где кофе, придурок?

Тот фыркнул и демонстративно перелистнул страницу книги.

— Верхний шкафчик.

— Спасибо, — в том же тоне передразнила я.

Ни о какой кофе-машины речи быть не могло, поэтому пришлось заваривать самым обычным способом: пару ложек зёрен, кипяток и молоко на последнем издыхании. М-да, вечно у мужчин не было ничего поесть. Правда, в следующую секунду я заметила на плите в сковороде еду: яичница-болтунья, две обжаренные сосиски, шампиньоны и хлеб с подтаявшим сливочным маслом.

Типичные англичане.

— Это ты Арни приготовил?

— Он уже поел, так что это тебе, — не отрываясь от книги, бросил Инграм.

Удивлённо моргнув, я недоверчиво уставилась на него.

— Мне? И даже не отрава?

А в груди сердце чаще забилось от надежды — неужели... это такое проявление заботы по отношению ко мне? Не всё обречено?

— Хотел бы отравить, сделал бы это ещё в клубе.

— Из тебя милосердие так и прёт, — откинув волосы на спину, я взяла большую белую тарелку, аккуратно положила содержимое сковороды и плюхнулась ну стул.

— Возьми шоколад, съешь, — Инграм протянул мне открытую упаковку «Dairy Milk». — Вдруг станешь добрее.

— Мне одна только твоя физиономия уже портит настроение, — скривила я личико и откусила ещё тёплую сосиску. — А на вкус не так уж и плохо.

— Человеческое мясо всегда удивительно вкусно выходит, — с непроницаемым лицом ответил сосед.

— От Арни это было бы привычнее слышать, — не растерялась я, хотя на мгновение поверила ему.