Прощай, Южный Крест!
- Автор: Валерий Поволяев
- Жанр: Триллер / Роман
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Прощай, Южный Крест!"
21
Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, время растеряло свои краски, все вокруг было серым, каким-то невнятным, без единого светлого пятна, вызывающим изжогу, а иногда — боль и тоску.
Русский язык почти ушел от него, срединной линией, которую он раньше боялся переступать, было получение вида на жительство: Москалев стал наполовину чилийцем.
Во сне по-прежнему часто возникала мама, в ушах звучал, долго не истаивая, ее озабоченный, предупреждающий голос:
— Гена, ты только не сорвись, не запей, ладно? Очень прошу тебя!
Клавдия Федоровна исчезала, Москалев просыпался с болезненно бьющимся сердцем, всматривался в темноту: куда же подевалась мать?
Матери не было, но голос ее чистый, певучий продолжал звучать в ушах.
Стоило ему снова заснуть, как опять возникала мама, она сверху, с небес следила за ним, переживала, была готова в любую трудную минуту поддержать… Именно она не допустила, чтобы Геннадий окончательно забыл русский язык.
Он вновь прошел длинную, вытянутую чулком страну Чили от головы до пят, единственное что — в ревущих водах юга не бывал, а так был везде. В пути встречал всякое, хорошее и плохое, как и людей всяких; были и такие, кому очень хотелось врезать по физиономии… Но приходилось держать себя в руках.
На одном из южных островов Геннадий ремонтировал богатому клиенту яхту, работал на совесть: яхта ему нравилась, к ней нельзя было относиться абы как, и Москалев старался.
Владелец яхты Сантьяго Мухкис, добродушный и сытый, как слон из зоопарка, устраивал Геннадия, а вот брат его, которого в семье за вредный характер звали Купоросом, часто допекал ненужными советами, и это Москалеву очень мешало.
Как-то Сантьяго отлучился по делам на материк, Купорос ранним утром появился на яхте, красный от крепкой, как огонь, тутовой самогонки, с глазами, разъезжающимися в разные стороны и мокрыми губами: почему-то всякий раз, когда он выпивал, губы у него делались мокрыми и не просыхали до тех пор, пока Купорос не становился трезвым, как лимон, висящий на дереве.
Увидев Геннадия, Купорос начальственно выпятил нижнюю губу, с которой на брюки ему тут же свалилось несколько капель слюны.
— А ты чего тут делаешь, русо? — хриплым голосом поинтересовался Купорос.
— Как чего? Разве не видишь? Работаю… — спокойным тоном, стараясь не заводиться, ответил Геннадий.
— Ты больше здесь не работаешь… Иди отсюда! — Купорос поднял ногу, прицелился, чтобы двинуть ею Москалева в зад. Ударить не успел, Геннадий оказался проворнее и ловко перехватил ногу Купороса, с силой вывернул — серьезно вывернул, в ступне даже что-то хрустнуло, силенок у этого тощего чилийца было немного, максимум, с кем он мог сейчас справиться — с самим собою, и то если сопротивляться не будет, — от боли Купорос заорал так, что под бортом яхты вспучилась темная грозная волна.
Неподалеку стояли домики-времянки, где жили водолазы, добывавшие в местной бухте морских ежей, ходили также на крабов, брали их крупными партиями, — так на крик Купороса из домиков вывалилось не менее тридцати человек.
— Чего случилось? — раздалось сразу несколько выкриков.
— Меня убивает русский, — прохрипел Купорос, давясь собственной слюной, — позовите полицию!
Чилийца убивает русский — это ненормально, полицию позвали: через несколько минут на берегу стояли четыре автоматчика с оружием наготове, показали Геннадию пальцем на землю:
— Спускайся, русо!
Делать было нечего, Геннадий вздохнул, брезгливо покосился на Купороса и по трапу сбежал на берег.
Автоматчики привели его к коменданту, бритоголовому военному с морщинистым загорелым лицом. Комендант вперил тяжелый взгляд в Геннадия, проговорил, с трудом сплевывая слова с языка:
— Ну! Рассказывай!
Москалев рассказал все без утайки — и про работу свою, и про яхту, которую он собирается превратить в конфетку, и про зловредного Купороса, способного укусить себя за задницу от злости и очень мешающего ему преображать яхту, комендант молча слушал его и наливался бурой краской… Коменданту нужно было принимать решение и, судя по всему, решение это будет жестким. По хребту у Геннадия невольно пополз неприятный, колючий, как наждачная шкурка холодок. Неужели придется в очередной раз идти в каталажку? Не хотелось бы. Но у коменданта на этот счет было свое мнение.
Единственный человек, который мог бы сейчас выручить его, был Сантьяго. Но Сантьяго находился на материке и когда вернется, не сказал. Холодок, возникший у Москалева внутри, сделался еще колючее и тяжелее.
Открылась дверь комендантского кабинета, и Геннадий неожиданно увидел на пороге… Сантьяго. Невольная улыбка возникла на его лице — вот уж кого он не ожидал увидеть, так это его. Москалев обрадованно приподнялся на стуле.
Комендант тоже приподнялся на стуле — владельца яхты Мухкиса он знал и, судя по всему, относился к нему с уважением, иначе с чего бы ему приподнимать свой зад? Сантьяго был краток:
— Отпусти его, — только и произнес он, больше ничего не стал говорить, и комендант с покорным согласием наклонил голову.
Подвигав нижней челюстью, словно бы растерев что-то на зубах, он проговорил:
— Вот что, русо! Скажи спасибо господину Мухкису и иди отсюда! Мне конфликты на подчиненной территории не нужны.
Москалев понимающе кивнул.
Забрал с яхты свою традиционную поклажу — полиэтиленовый пакет с нехитрыми пожитками и вскоре очутился за воротами порта, ссориться с комендантом не следовало — в следующий раз тот не будет таким добрым. Ситуация, в которой Геннадий очутился в очередной раз, была знакома настолько, что о ней даже говорить не хотелось — хоть стреляйся. Он невольно подумал: в конце концов, так оно и будет.
Тяжесть, усталость натекли ему не только в тело, но и в душу, он словно бы находился в капкане, выбраться из которого не было дано. Если бы не мать, не Клавдия Федоровна, которая не оставляла его, он уже давно бы покинул этот мир…
Как-нибудь в теплый вечерний час, когда вода в океане становится золотистой от неяркого солнечного света, он оставил бы пакет с документами на берегу, сунул бы в паспорт прощальную записку и вошел бы в воду… И двинулся бы дальше, пока не скрылся в ней целиком. И вряд бы ли кто стал искать его: он свое прожил и заслужил то, чего заслужил…
Жаль только, сына своего подросшего не повидает — а так хотелось взглянуть на него хотя бы одним глазом, хотя бы на секунду… Но нет, это не было дано.
И надежды на то, что он когда-нибудь выберется отсюда, тоже не было…
Очень скоро он оказался за пределами небольшого поселка, примыкавшего к порту, на длинной береговой гряде, с одной стороны обрезанной кудрявыми волнами океана, который сегодня был тих и задумчив, — редкое состояние для могучей морской стихии, с другой — угрюмыми мокрыми скалами. Берег был пуст — ни одного человека: ни огонька попросить не у кого, ни просто улыбнуться и поймать чью-нибудь улыбку в ответ — от таких простых, очень обычных вещей на душе всегда делалось светлее, но людей не было, словно бы мир вымер.
Москалев выбрал площадку почище, поросшую мягкой зеленой травой, похожей на российскую мураву и обессиленно повалился на нее. Было прохладно и хорошо, повеяло домом.
Закрыл глаза.
Сколько времени пролежал так — не ведал, на часы не смотрел, а когда очнулся, то обнаружил, что неподалеку от него расположилась мужская компания с двумя бутылками виски "Джек Даниэле". Этот забористый американский напиток варили из кукурузы, за что Геннадий недолюбливал его — в отличие от виски шотландского, ирландского и даже японского, — все бутылки пахли недозрелыми початками и унавоженной химическими удобрениями землей.
Компания вела себя тихо, голосов не повышала, закусывала "кукурузу" Джека Даниэлса плодами авокадо, — зрелыми, с коричневатой шкуркой и податливой мякотью, вкусно чмокала губами; увидев, что человек, лежавший неподалеку, очнулся, приподнял голову, предложила присоединиться к столу и ему. Геннадий улыбнулся — приглашение было сделано совершенно по-русски, только в России умели от всего сердца приглашать незнакомых людей к костру и научились этому давным-давно.
Руководил этой негромкой командой рыжеволосый узколицый чилиец, больше похожий на американца, чем на латиноса, Геннадию раньше такие чилийцы, пожалуй, и не попадались. Компания обращалась к нему со звучным почтением — Фобос.
— Свободная кружка есть? — спросил Фобос, ни к кому не обращаясь, в то же мгновение к нему протянулась рука с пустой эмалированной кружкой, на которой был изображен Микки-Маус с округлым красным носом сибирского Деда Мороза.
Фобос налил в кружку немного виски, потом, оценивающе глянув на Москалева, добавил еще. Протянул кружку Геннадию:
— От нашего стола…
В ответ Геннадий кивнул согласно, подсел к компании. Чокнулся со всеми поочередно, сказал:
— Геннадий… Это мое имя.
Фобос кивнул доброжелательно, проговорил негромко, с внезапно проступившей в голосе любопытной хрипотцой:
— Очень редкое имя — Геннадий… Ты не чилиец. Откуда приехал?
— Из России.
— Ого! Далековато тебя занесло!
— Далековато, — согласился Геннадий. — Лучше бы не надо…
— Что, прижало крепко? — Взгляд Фобоса был хотя и цепким, но доброжелательным: Фобос был психологом, и неглупым притом, он все понимал, понял и состояние незнакомого человека, застрявшего на чужом берегу.
— Прижало, — подтвердил Геннадий.
— Если негде жить — пошли с нами, — предложил Фобос. — Если нет хлеба — дадим, если нет курева — найдем.
Геннадий одним глотком опрокинул в себя виски, провел изнанкой ладони по губам. Кукурузная жидкость обожгла желудок.
— В России при отсутствии закуски водку обычно занюхивают мануфактурой — рукавом рубахи, либо… — он поднес к ноздрям ободранные костяшки пальцев, — либо кулаком.
Фобос глянул на него с интересом и согласно наклонил голову.
— Никогда о таком не слышал. Занятно, занятно…
— За приглашение — спасибо. — Геннадий поклонился Фобосу, он уже понял, что за люди появились на пустынном берегу, лица их загорелые, небритые, ведут себя независимо, вольно — это те самые, что сбежали с материка на этот остров, скрылись от наказания. В их рядах должен был быть и недоброй памяти Хуан Корис, но тот спрятался, успел в свое время, выждал, не загудел в тюремные казематы, и теперь стал почтенным, весьма уважаемым гражданином. Хорошо, что в такого гражданина не обратился и Москалев.
— Пойдешь с нами? — улыбка на лице Фобоса по-прежнему была благожелательной.
— Пойду, — сказал Геннадий.
В кружку, уже опустошенную им, налили еще виски, напиток этот у почтенных островитян ценился высоко, стоял на одном уровне с мексиканской текилой; да и чилийская водка писко, которую гнали из лучших фруктов, произраставших на здешней земле, тоже не уступала кукурузному "Джеку Даниэлсу"…
— Пойду, — повторил Москалев спустя несколько минут. Он еще раз обдумал предложение Фобоса и принял его. Другого выхода у него не было — идти-то некуда…