Прощай, Южный Крест!

Минут через десять Геннадий снял миску, втянул в себя хлебный дух, остался доволен: дух был аппетитный, вышибал слюнки, да и вкус домашнего хлеба, испеченного на кухне, отличался от духа хлеба магазинного… Так было всегда. Геннадий не удержался, вскинул правую руку с откляченным большим пальцем: запах был — во!

Через пятнадцать минут он снял хлебную кастрюлю с бочки, вытряхнул из нее три мягкие, пухлые, идеально круглые пышки, зарядил кастрюлю новой порцией булок. Попробовал изделие, оценивающе почмокал губами: а вкус-то очень даже ничего, если всякий раз хлеб будет получаться таким, — жизнь, считай, удалась.

"Пан паротодас кабеса" — "Хлеб всему голова"… Значит, хлеб на языке Сервантеса будет "пан".

Через пятнадцать минут он вытащил из кастрюли вторую партию булочек, горячих, — по одной, дуя на пальцы, обжигаясь, но очень довольный собой: первый раз в жизни испек хлеб и, — надо сказать "спасибо" маме, — у него это получилось.

Минуты через три в кастрюле уже красовался задел для третьей партии хлеба. Попадая на горячее дно посудины, булочки шевелились, будто живые, вздыхали томно, обращаясь из обычного теста в хлеб, рождали какой-то особый дух, который даже описать, как считал Геннадий, невозможно.

Впрочем, в Чили, может быть, хлеб и не считался самой главной едой, а вот в России точно был главной…

Когда булочки, радуя глаз творца, перепрыгнули все до единой на лист крашеной фанеры, выстроились на ней, будто воинская часть особого назначения, Геннадий достал лосося, отложенного из последнего улова, вспорол ему брюхо, обнажая два длинных, рубиново посверкивавших пирога с икрой.

Стянув с пирогов пленку, Геннадий быстро и ловко, будто всю жизнь занимался только этим, превратил начинку пирогов в лакомую икру-пятиминутку, очень любимую всем Дальним Востоком, — Москалев не знал людей, которые могли бы от нее отказаться. Сил у народа на это не хватало, вот ведь как, азартно лопали икру все, кто имел рот и хотя бы один зуб в нем.

"А что, если заняться икрой, попробовать этот бизнес — вдруг пойдет? — мелькнула в голове шальная мысль. — Лососей здесь как собак нерезаных в бухте Тетюхе". В бухте Тетюхе, в поселке с таким именем у Москалевых жили родственники…

Мысль была дельная, ее надо было основательно обкатать, осмотреть со всех сторон и, как говорили на крейсере, где Геннадий проходил службу в качестве главного боцмана, "пшепшечив, зашвандить". На крейсере это было синонимом команды "Вперед!". После соответствующей разведки, естественно.

"Жаль только, что культа икряного, такого, как в России, в Чили нет, а то можно было бы стать миллионером…"

Со свежей, мягкой, как морская пена, пышкой, цепляя икру большой суповой ложкой, Москалев очень быстро справился с двумя лососевыми пирогами, туго набитыми вожделенным деликатесом, не всем россиянам, к сожалению, доступным, — через десять минут икры не было.

Настроение поднялось, он заглянул в небольшое квадратное окошко вигвама, отметил, что по плотной темной воде залива бегали, веселясь от души, солнечные зайчики, прорвавшиеся сквозь наволочь облаков, пространство начало раздвигаться, — налицо были все признаки того, что завтра будет ясная погода.