Степь

I

Весна билась в окна аймачного управления назойливым воробьиным чириканьем. Из окна была видна степь, мутная и беспокойная, как весенняя вода. Жужжали первые мухи.

Доржи отер рукой усталое лицо и, выпив воды, закончил доклад:

— …За эту несчастную для аратов зиму погибли тысячи лошадей, десятки тысяч быков и сотни тысяч голов мелкого скота, который и составляет основную массу аратских стад. И это понятно, товарищи. Обессиленный голодной зимой скот плохо выдерживал весенние бури.

Он подвинул к себе листок с цифрами и пробежал его глазами.

— А всего, товарищи, убытков, нанесенных Восточной Монголии многоснежьем этой зимы, больше трех миллионов тугриков!

Когда кончилось совещание, в окнах домов уже зажигались огни. Из степи тянуло холодом. Доржи шел домой медленно, самой длинной дорогой, чтобы хоть немного освежить усталую голову.

Юрта встретила его густой теплой темнотой. Ему не захотелось зажигать электричество. Он безошибочно протянул руку за спичками, зажег аргал в маленькой железной печке. В трубе загудел огонь. Красноватые отблески пламени заплясали по войлочным стенам, по постели и лакированной коробке телефона.

Уже год Доржи жил один. Денсима сдала экзамен на медсестру и переехала в новый дом общежития медработников. Он налил в котелок воды, снял пояс, вынул трубку к сел на кошмы, прищурившись на огонь; не вставая, достал из комодика чай, потянулся за мясом, но раздумал, — от усталости не хотелось есть.

Пил медленно, обжигая пальцы горячей чашкой. По телу приятно разливалось ощущение тепла. Только немного отдохнув, он почувствовал, что по-настоящему очень устал.

Доржи докурил трубку, разделся и лег.

Аргал вспыхивал последними золотыми искрами.

Доржи проснулся от назойливого телефонного звонка. Досадливо поморщился, мотнул головой и заснул опять — не в силах побороть тяжелого оцепенения тела.

Но звон не прекращался, настойчивый и неутомимый. Доржи сел на постели, протер глаза. В юрте было темно. Злой, сонный, он нащупал и поднес телефонную трубку к уху.

— Да, я… Зачем будишь?

Но, не докончив фразы, вскочил, схватившись обеими руками за трубку:

— Не может быть! Доктора Ботрина надо… Сейчас буду…

Заметался в чернильном мраке юрты, как слепой. Ударился головой о косяк и, чертыхнувшись от боли, повернул выключатель. Юрта наполнилась белым электрическим светом. Доржи оделся и выбежал на улицу. Город спал, погруженный в мрак и холод. Под ногами похрустывали затянутые ночным ледком лужи. Из запертых ставней аймачного управления на улицу просачивался свет. Доржи, хромая, взбежал по ступенькам. В кабинете его ждал товарищ Дамба — секретарь аймачной ячейки ревсомола, молодой энергичный парень — и главный врач аймачной больницы, доктор Ботрин.

Одышка мешала Доржи говорить. Он махнул рукой, опустился на пододвинутый Ботриным стул и пробежал длинные печатные строки телеграфного бланка.

— Очень плохо. В Ундурхане — чума! — сказал врач, нахмурив светлые брови.

— Почему? — развел руками Доржи. — Ведь несколько лет уж ее у нас не было!

— Была голодная зима, — Ботрин говорил по-монгольски с акцентом легко и правильно, — скот стал слаб, люди тоже. Многие охотятся на тарбагана[40]. Сами едят и скот кормят. А тарбаган несет чуму!

— Ну, так.

Лицо Доржи стало суховатым и сосредоточенным. Лоб прорезала глубокая упрямая складка. Таким же подтянутым Дамба видел его два года назад, когда были получены сведения о том, что границу перешла крупная диверсионная белобандитская группа.

Председатель аймака был в Улан-Баторе на докладе у правительства. Ждать телеграфных распоряжений от него было невозможно. Доржи понимал, что вся ответственность за ликвидацию вспышки ложится персонально на него.

Доржи обеими руками крепко пригладил жесткие черные волосы.

— Ну, так. Вы что предлагаете, Александр Васильевич? — обратился он к врачу.

— Надо сейчас же послать в Ундурхан медицинскую бригаду и надо, чтобы из Ундурхана вас немедленно извещали о каждом новом случае. Пока все!

— Так, так… — Доржи постукивал пальцами по краю стола. — Кто же поедет?

— Поеду я, — ответил Ботрин, — в больнице останется жена, а вот санитаров и сестер надо отобрать!

— Верно! Нужно, чтобы были не только знающие, но и надежные люди, чтобы не подвели, не разбежались… — Доржи поднялся, зашагал из угла в угол. — Вы идите и сейчас же возвращайтесь с анкетами. Предупредите доктора Шувалову, чтобы готовила медикаменты.

— Ты, — он обернулся к секретарю, — беги в гараж Монголтранса, передай Бальджиру, чтоб немедленно готовил автокар. Чтоб покрышки поставил новые, чтоб взял побольше бензина. Скажи — к утру машина должна быть готова!

Надев шапку, Дамба ждал.

— Да, — добавил Доржи, — зайди на почту. Пошли срочную. Сообщи, что через…

Он посмотрел на часы:

— …через шесть часов бригада выезжает!

Доктор вышел вслед за Дамбой. Доржи остался один. К утру в комнате стало холодно. С полу и от окон дуло. Доржи устало оперся на стол. Глядел в темный квадрат окна. Из глубины памяти выплыли далекие годы, когда отряды Сухэ Батора уходили на фронт. Тогда Доржи был рядовым, теперь он командовал и потому волновался больше.

За окнами послышались шаги. В комнату вошел Ботрин. Не раздеваясь, положил на стол подробные анкеты своих работников.

Оба наклонились над листками. Отобрали четверых: сестру, двух санитарок и санитара.

— Эти не подведут, — уверенно сказал врач.

Потом его карандаш остановился на последнем листке:

«Денсима. Девятнадцать лет. Медицинская сестра. Квалификация вполне удовлетворительная».

Нахмурив брови, Доржи забарабанил пальцами по столу.

Он только сейчас как-то вплотную понял, что, в конце концов, эта поездка не безопасна.

Доржи нерешительно поднял глаза на доктора.

— Маленький стаж…

— Хороший работник! — «ответил тот.

Доржи секунду подумал, потом решительно жирной чертой подчеркнул имя.

— Посылайте!

Автокар тяжело дышал, готовый к отходу. Шофер молча проверял крепость веревок на бензиновых баках. Ботрин, толстый и неповоротливый, в рыжем овчинном полушубке, отдавал последние распоряжения.

Большой двор больницы кишел людьми. Уезжающие прощались со своими. Больше чем надо смеялись и шумели. Зараженный общей суетой, больничный цепной пес надрывался от лая.

— Садитесь! — крикнул шофер и полез в кабину.

Люди заторопились. Доржи обнял Денсиму. Хотел что-то сказать, да так и не сказал, только погладил ее блестящие черные волосы. Она вырвалась от него, торопливая, возбужденная, и полезла на грузовик. Доржи бросил ей наверх лохматую черную доху.

Автокар дрогнул и, загудев, медленно пополз к настежь открытым воротам. Родственники кричали последние напутствия. Доржи и секретарь пошли в управление. На столе их ждала телеграмма: «Умерло еще двое, требуем срочной помощи».