Список

— Прозвучало словно какая-то цитата из чёртовой маггловской книги по психологии.

Усмехнувшись, Гермиона положила голову ему на плечо. Боже, от него так хорошо пахло… И, возможно, он был прав: разглядеть в каждом, что у него внутри, а не снаружи — самый верный способ понять человека и полюбить по-настоящему. Блейз ласково гладил её по волосам и спине, а потом перекатился, так что они оказались лежащими лицом к лицу.

— Позволь мне сделать то же самое для тебя, Грейнджер, — он дождался, когда Гермиона подняла на него глаза. — Вот ты сейчас катаешься со мной по всей кровати, и я знаю, что твоя прогулка с Драко вчера наверняка была не так уж целомудренна. И выход в клуб завтра с Маркусом обязательно будет откровением в том же духе. А ещё ты призналась, что встречалась всего лишь с четырьмя мужчинами. И сохранила девственность до двадцати лет, отдавшись человеку, которого, несомненно, любила и мечтала в своё время выйти за него замуж.

— И? — протянула Гермиона, не понимая к чему он клонит.

— И… — Блейз обхватил её лицо ладонями и продолжил: — Твоя неожиданная сексуальная свобода совершенно несвойственна той Гермионе Грейнджер, которую мы знали и боялись в школе. И это снова заставляет меня задаться вопросом: почему ты стала вести себя так и что скрываешь от нас?

Гермиона слегка напряглась.

«Ему что-то известно? Или это просто подозрения? Он знает о проклятии? И почему считает, что я что-то скрываю?»

— Я не знаю, с чего вдруг у тебя сложилось подобное мнение, но я ещё не настолько далеко зашла на тёмную сторону… и всё такое. Нет у меня никакой сексуальной свободы, и скрывать мне нечего.

— Неужели? Спорить готов, что даже просто поцелуи с Малфоем противоречат характеру чопорной Гермионы Грейнджер. Могу поставить на кон последний галлеон, что из всех людей на планете я — последний, с кем бы прежняя Гермиона Грейнджер стала валяться на кровати. Если ты не можешь быть честной со мной, а просто хочешь удовлетворить свои низменные сексуальные потребности, то нет смысла снова спрашивать тебя: любишь ли ты кого-то из моих друзей. Подумать только, ведь я был честен, когда мы говорили о моих сексуальных предпочтениях, но для тебя это не имеет значения. Возможно даже, что ты так поступаешь с Малфоем и со мной, чтобы обратить на себя внимание другого змеёныша или заставить его ревновать? В таком случае, я не хочу в этом участвовать и не позволю себя использовать подобным образом.

Гермиона рассердилась, услышав его обвинения, но и немного расслабилась, потому, что Блейз ошибался насчёт её мотивов.

— Поверь мне, нельзя никого использовать, пока он сам этого не позволит, и чья-то ревность не имеет абсолютно никакого отношения к моей новообретённой сексуальной свободе, как ты это называешь. Не уверена, что я назвала бы это так… Внутри я до сих пор всё та же — с тем же складом ума, той же моралью и теми же чувствами. То, что я позволила вам помочь мне с реализацией списка, просто не в силах изменить меня и мои личные качества. И я уверена, что кому-кому, но не тебе судить меня и мотивы моих поступков. Если я к кому-то неравнодушна, исключительно моё право — признаваться этому человеку в любви или нет. Мне кажется, тебе подобная ситуация очень и очень знакома, Блейз.

Он чувствовал себя, как провинившийся мальчишка-сорванец, которого основательно отчитали.

— Прости меня, малышка. Я не хотел тебя обидеть, — одну за другой он поцеловал ей обе руки. — Мне знаком тип женщин, к которому ты принадлежишь. Ты можешь заставить клубок змеёнышей сбросить старую загрубевшую кожу, поменяв её на новую, более тонкую и чувствительную. Из-за тебя мы стремимся стать лучше. И хотя нам не нужно, чтобы ты менялась, но… — Блейз провёл пальцем по её лицу, — ничего нет плохого в том, чтобы проявлять любовь и восхищение разными способами, в том числе, прости мой грязный язык, блуд, секс — называй это, как пожелаешь…

Прежде чем Гермиона смогла что-то возразить, он приложил палец к её губам.

— Я не прошу чего-то невозможного, вроде луны с неба, малышка. Будь той храброй, смелой девушкой, какой я тебя всегда знал, вот и всё.

— Неужели?.. Не подскажешь, что бы мне такое сделать, чтобы доказать свою храбрость? Рискнуть и переспать со всеми вами? Тебе как больше нравится? Одновременно со всеми или с каждым по отдельности? А если я не решусь на это, значит, я уже не та отважная гриффиндорка, какой была раньше, так что ли? И это мне говорит человек, который сам недостаточно смел, чтобы ответить: влюблён ли он в одного из змеёнышей! Почему тогда я должна отвечать на твои вопросы?

Вот теперь настала очередь Блейза окаменеть.

«Боже… Гермиона Грейнджер, умная, стойкая гриффиндорская малышка уже всё поняла сама».

Всё так же не выпуская её рук из своих, он тихо спросил:

— Почему ты решила, что я испытываю чувства к одному из моих друзей? Я ведь даже не упоминал о них…

Гермиона замерла.

«Он, правда, не…»

Она оттолкнула его, решив окончательно уйти, и Забини легко её отпустил. Не произнося и слова, она начала собирать разбросанную по комнате одежду. Блейз, словно ничего не случилось, остался лежать на кровати, скрестив ноги в лодыжках, прикрыв глаза ладонью и уложив котёнка себе на живот. С наигранно беззаботным выражением лица он наблюдал в щёлку между слегка растопыренными пальцами за Гермионой.

«Откуда она узнала, что я влюблён в друга? Поняла ли она, кто он? И не был ли этот змеёныш именно тем, которого любит она?»

Гермиона спокойно ходила по комнате и собирала разбросанную одежду, обувь, ещё какие-то предметы женского гардероба, а Блейзу вдруг сдавило грудь, щемящее чувство тоски накрывало его всё сильней.

Пока Гермиона развешивала вещи, Забини неожиданно вскочил с постели и по-кошачьи грациозно спрятался за открытой дверью в гардероб, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

Он понял, что, должно быть, задел Грейнджер за живое. Затронул больную тему, да ещё как! Блейз всегда был наблюдательным человеком, таким же внимательным, как и Гермиона.

У него сердце замирало от подозрения, что оба они влюблены в одного и того же человека. И если это так, тогда Мерлин им обоим в помощь, потому что Блейз совсем не был уверен, что этот змеёныш был способен ответить на чьи-то чувства.

Гермиона вышла из гардеробной и увидела, что смятая постель пуста.

«Блейз наверное ушёл. Должно быть, я его обидела…»

Внезапно она почувствовала себя уставшей и расстроенной. Хотелось забыть обо всём, принять расслабляющую ванну, выпить чашечку чая, а потом лечь и забыться. Она через голову стащила рубашку, сбросила джинсы и пошла к выходу из спальни в одних лишь трусиках и бюстгальтере.

— Ты не показывала мне этот комплект сегодня, — произнёс Блейз со своего места у стены.

Гермиона медленно развернулась. Почему-то совершенно не удивлённая звуком его голоса, она не потрудилась даже прикрыться руками.

— Мне показалось, что ты ушёл.

— А мне показалось, ты говорила, что все твоё нижнее бельё белого цвета, но эти трусики «в горошек», а бюстгальтер синий.

Она растерянно опустила глаза, словно в первый раз оглядывая бельё, и снова посмотрела на него.

— Блейз…

Гермиона больше ничего не сказала... Она не знала его намерений, да и не хотела знать, но понимала главное: каким-то образом сегодня они стали намного ближе друг другу, раздвинули границы общения. Но вместе с тем между ними возникло какое-то странное, почти неприятное чувство и теперь, устав от всех этих перемен, Гермиона прервала затянувшееся молчание:

— Ты должен уйти.

— Не раньше, чем ты ответишь на мой последний вопрос.

Приближался вечер и свет, льющийся из окна, всё больше окрашивался в тёплый бледно-оранжевый цвет. Он придавал лицу Блейза необыкновенное, удивительное свечение, от которого тот казался ещё более красивым, печальным и даже… опасным.

«Возможно, я сама вынудила его быть таким настойчивым? Наверное не стоило давить так сильно… Не знаю… Мне уже всё равно».

— Никаких больше вопросов, — объявила она. — Даже думать об этом не хочу.

Сердце сжималось при одной мысли о последствиях её ответа. Гермиона чувствовала себя беспомощной и одинокой. Ощущая неудобство, она с тоской мечтала о том, чтобы Блейз поскорее ушёл.

«Куда исчезла та лёгкая игривость, с которой мы разговаривали?.. Если он будет доставать меня этим вопросом и дальше или ответит на мой, я уже не смогу с ним общаться как прежде».

— Пожалуйста, уходи.

Гермиона достала халат, висевший на крючке с задней стороны двери гардероба, и накинула на плечи. Она присела на край кровати, сдвинув колени и некрасиво расставив ступни, положила руки на бёдра и устало свесила голову. Блейз видел, что она измучена, а ему совсем не хотелось, чтобы она так себя чувствовала.

— Тогда позволь простой вопрос, малышка. Последний. В конце концов, один ты всё же осталась мне должна.

Гермиона, вздохнув, пожала плечами.

— Я тебе ничего тебе не должна, но, так и быть, ещё один вопрос можешь задать.

— Ты любишь Тео?

Она вскинула от удивления ставшие огромными глаза, и Блейз понял, что попал в самую точку. Настолько ясно всё было написано на этом изумлённом лице, что ответа не требовалось. Он мрачно поджал губы.

«По крайней мере, у нас у обоих отличный вкус в выборе мужчин. Но почему она кажется такой грустной, почему нет даже тени надежды? Правда, Теодор всегда держится холодно и отстранённо, словно и не подозревает о своей привлекательности, но теперь это не имеет ровным счётом никакого значения. Потому что два очень милых человека (я и Гермиона) влюблены в него. Осталось только убедить в этом самого Нотта… Я знаю, что мне делать! Сам я никогда не решусь признаться Тео в любви, зато в моих силах помочь Гермионе показать, что к нему чувствует ОНА».

Блейз ощутил себя Пигмалионом, создавшим свою Галатею.

«Я не только помогу ей одеться на встречу с Маркусом, не только научу её пению, чтобы помочь выполнить один пункт из списка, но ещё и организую всё так, чтобы Тео тоже по-настоящему полюбил её. Пусть он никогда не ответит на мои чувства, зато будет счастлив с Гермионой. А значит, пусть косвенно, но я тоже получу какую-то частичку его любви».

Опустившись на колени, Блейз обнял её ноги.

— Можешь молчать… Потому что я уже знаю ответ…

Протянув руку, он нежно коснулся её щеки, и Гермиона ласково погладила его короткие чёрные волосы. Тёмные, грифельного цвета глаза улыбались ей, а сильные руки медленно стягивали с плеч халатик.

— Я знаю, кого ты любишь, ведь я тоже люблю его, — продолжил Блейз. — Видишь, я всё же ответил на твой вопрос.

Целуя обнажённое плечо, он медленно провёл ладонями по её рукам, чувствуя, как под пальцами кожа покрывается мурашками.

— Думаю, нам надо любить друг друга, пока мы ждём, когда Тео поймёт, что тоже любит одного из нас.

Хотя Блейз и знал, что Тео, в конце концов, отдаст свою любовь только Гермионе, но смирился с этим: наверное, так будет правильней.

Воздух между ними словно загустел от вырвавшихся наружу чувств и эмоций. Блейз встал и с непринуждённостью, которой можно было только позавидовать, скинул с себя рубашку и джинсы (пальцы его буквально летали над одеждой, расстёгивая пуговицы) и встал всего в нескольких сантиметрах от неё совершенно голый. Он был великолепен во всех отношениях. Под смуглой, мерцающей мягким перламутровым блеском кожей мышцы так и перекатывались. Гермиона не хотела показывать, что смущена его действиями, напугана… да что там… чрезвычайно встревожена, поэтому, стараясь не показывать охватившей паники, произнесла: