Список

Она даже запищала от восторга, совсем как девчонка. Хорошо, что в ванной никого кроме неё не было, а то бы Гермиона не знала, куда деваться от смущения. Сполоснувшись, она вытерлась полотенцем и сказала сама себе (так как котёнок ускакал в неизвестном направлении):

«Поверить не могу, что снова влюбилась. Даже не мечтала о том, что ещё раз кого-нибудь полюблю, но это на самом деле произошло. Мои чувства к Тео похожи на те, что я испытывала по отношению к Рону, только в этот раз они гораздо сильней и ярче. Более зрелые, что ли… Настоящие… Правильные… Хотела бы я, чтобы он наконец открылся мне. Хотела бы знать, что он чувствует ко мне. Хотела бы верить, что наши чувства взаимны. Если бы только он подал хотя бы какой-то знак. Если бы только показал, что чувствует то же самое…»

Стоя в гардеробной и подбирая дневную одежду, Гермиона задумалась о Блейзе. Вспомнила, как он развлекал её, помогая выбирать наряд для вечеринки с Маркусом, как легко они разговаривали обо всём. Им было весело вместе.

Затем вспомнила, как целовала его, прикасалась, занималась с ним любовью. Продолжая одеваться, мимоходом глянула в зеркало, увидела раскрасневшуюся себя и рассмеялась.

— И на него ты тоже запала, старушка, — укорила, абсолютно ясно понимая, что так оно и есть.

Возможно, именно поэтому Гермиона и чувствовала себя сегодня утром лучше, чем обычно.

«Если для того, чтобы контрзаклятье подействовало, необходимо полюбить двух человек, возможно, это условие и не станет для меня чем-то противоестественным».

Потому что твёрдо знала одно: из всех змеёнышей она неслабо втрескалась именно в Забини. Гермионе он нравился со всем своим «багажом», тем не менее уверенности в том, как он относится к ней, не было. Она знала, что Тео когда-то любил её («Вот только любит ли сейчас?»), но Блейз… Блейз — это совсем другое дело. Для Гермионы он всё ещё оставался некой загадкой.

«Но о том, как он относится ко мне, поволнуюсь позже».

Зашнуровав кроссовки, Гермиона впервые за сегодняшний день нахмурилась, когда вспомнила Маркуса Флинта.

«Чёрт возьми! Возможно, из всех увлечений змеёнышами, с ним я испытала самое сокрушительное».

По мнению Гермионы, «сокрушительным» считалось увлечься кем-то, кто уже влюблён в кого-то другого, то есть занят. Маркус Флинт был точно занят. Он любил Дафну Гринграсс. И ухаживал за ней с самого детства.

«Конечно, они еще не женаты… — причёсываясь, Гермиона заинтересовалась: — Кстати, почему? Почему Маркус и Дафна до сих пор не поженились? Из него вышел бы прекрасный отец. Во всём их слизеринском клубке никто ему и в подмётки не годится, — подумала она с усмешкой. — Блейза в этой роли представить никак не получается. Теодору придётся учиться быть отцом. Драко… Ха! Драко всего-то и нужно стать полной противоположностью собственного папочки, и всё у него сложится прекрасно. А Эдриан признался однажды, что ненавидит детей…»

Сама Гермиона детей точно хотела… ну, то есть, если бы продолжала жить как все. Если бы ей удалось остаться в живых, она бы наверняка захотела родить, а из всей этой ядовитой компании Флинт был бы самым лучшим отцом. Практически, так дело обстояло и сейчас: Маркус являлся «отцом» для всех змеёнышей. Пьюси, вероятно, таковым считал себя, но, по мнению Гермионы, Эдриан скорей вёл себя как старая наседка: властно и требовательно. Флинт же в их группе выполнял все функции отца: защищал и гордился.

За обедом, пока ела фрукты и пила сок, Гермиона задумалась о Драко. Ей не хотелось признавать этого, но факт оставался фактом: сейчас Драко Малфой заставлял её смеяться больше, чем кто-либо другой из змеёнышей. Больше даже, чем Джордж Уизли. Хотя, по правде говоря, Гермиона никогда не считала шутки Джорджа смешными. Драко был беззаботным и самоуверенным и не давал ей грустить. А ещё он чувствовал, когда Гермиона нуждалась в защите.

«Кто бы мог подумать, что мальчик, который в детстве доводил меня до слёз, теперь чаще всех дарит мне повод улыбнуться?»

Чистя зубы после обеда, Гермиона подумала об Эдриане. Он решительней всех бросал ей вызов и возвращал на землю, когда она слишком задирала нос. Пьюси прямо говорил, когда Гермиона вела себя по-дурацки или ошибалась (особенно, когда она сама так не считала). Он быстро спускал её из заоблачных высей, не давая зазвездиться (иногда Гермиона этого не замечала), и не позволял относится к самой себе слишком серьёзно. Стоило ей только (вольно или невольно) впасть в зазнайство и начать демонстрацию того, насколько она умна и эрудирована, как Эдриан тут же сбивал с неё спесь, растаптывая репутацию всезнайки.

Гермионе нравились такие мужчины.

Она нуждалась в том, чтобы рядом находился кто-то вроде Эдриана. Кто-то, кто не позволил бы ей вести себя слишком «по-грейнджеровски», потому что сам был таким же. Пьюси не миндальничал с ней, не сюсюкал. Их характеры оказались настолько схожими, что иногда это даже пугало Гермиону. Он был так же удобен, как её старый коричневый свитер. Подходил ей как никто другой. Находясь рядом, они просто чувствовали друг друга, знали, кто из них о чём думает, чего хочет, в чём нуждается. Это было так приятно — общаться с тем, кто понимает тебя как самого себя. После Гарри и Рона, Эдриан стал её лучшим другом.

Попытавшись отвлечься, Гермиона схватила какую-то книгу и уселась на диван. Но, так и не раскрыв, положила её себе на колени. Улыбку, с которой начался сегодняшний день, сменило мрачное выражение. А затем Гермиона громко и протяжно вздохнула:

«Мерлин… — она попала в довольно затруднительное положение, потому что поняла: — Не знаю, как так получилось, но мне нравится каждый из этой пятёрки змеёнышей. Вместо того чтобы решить проблему, я только сделала всё ещё хуже».

Подняв голову и уставившись в небо, она намекнула:

— Я на самом деле сейчас не отказалась бы узреть хотя бы какой-нибудь знак… Ну, ты же понимаешь, да?.. Что-то, что подсказало бы, какой из змеёнышей предназначен мне…

Раздавшийся стук в дверь буквально подбросил её. Лежащая на коленях книга свалилась на пол. Спрыгнув с дивана, Гермиона направилась к двери, широко её распахнула и улыбнулась стоящему за порогом мужчине.

— Привет, мисс Грейнджер, — едва заметно улыбаясь, поприветствовал он и протянул ей ладонь.

— Тео, — только и смогла произнести она, улыбнулась и уставилась на его ладонь.

«Это он… мне?»

— Я подумал, вдруг ты не будешь против того, чтобы пообедать со мной в саду? — спросил Теодор.

Гермиона вдохнула и забыла закрыть рот. Борясь с желанием оглянуться на всё ещё не убранные со стола после лёгкого перекуса чашку, блюдце и столовые приборы, она уточнила:

— Ты сказал… — и едва успела прикусить язык, чуть не переспросив «в саду?», потому что была потрясена тем, что он решился пойти туда, но быстро заменила другим словом: — …пообедать?

Тео кивнул, по-прежнему протягивая ей навстречу руку раскрытой ладонью вверх.

Коснувшись его пальцев, Гермиона от волнения прикусила нижнюю губу, и они вместе вышли на улицу. Внезапно её дилемма под названием «Кого же я люблю больше?» оказалась решена в одно мгновение. Гермиона любила этого мужчину сильнее кого бы то ни было… хотя остальные четверо змеёнышей уверенно занимали почётное второе место.