Список

Глава 29. Этот парень

Этот парень разрушил мою любовь.

О, когда-нибудь он пожалеет об этом,

Но сейчас он снова мечтает тебя вернуть.

Этот парень тебе не пара,

Хотя, он тоже хочет тебя

И сейчас снова мечтает вернуть.

О, этот парень был бы счастлив

Просто любить тебя, но, Боже мой,

Счастье для него недостижимо,

Пока он видит, как ты плачешь…

(«This Boy», «The Beatles»)

Гермиона Грейнджер не хотела умирать. Она устала притворяться, что безропотно приняла свою судьбу, потому что на самом деле так и не смогла смириться с ней.

Гермиона Грейнджер не хотела умирать. Она хотела жить, любить, бороться, но… сейчас слишком устала от окружавшей её суеты…

* * *

Слёзы брызнули из её глаз так внезапно, что это потрясло обоих. Склонив голову на твёрдую грудь Малфоя, Гермиона вцепилась в его рубашку трясущимися пальцами.

— Я не хочу умирать, Драко. Я не хочу умирать…

— Тебе и не придётся, — прошептал он, уткнувшись лицом в её волосы, и увлёк за собой на кровать, а когда Гермиона послушно устроилась на нём, начал мягко поглаживать по спине вверх-вниз. — Знаю, Эдриан поделился с тобой надеждой на то, что ему удалось отыскать настоящее анти-заклятье. Уверен, оно сработает... Ты уже любишь Тео. Я люблю Тео… — он не стал продолжать мысль, просто начал целовать её, легко, почти целомудренно касаясь губами лба и висков.

Приподнявшись, Гермиона посмотрела на него сверху вниз и грустно улыбнулась, когда скатившаяся со щеки слеза шлёпнулась возле его левого глаза.

— Даже если анти-заклятье и поможет (чему пока нет подтверждения), сработает оно совсем не так, как вы все полагаете. Поверь, я уже пыталась проверить это с Гарри и Роном. Не получилось.

Не сумев сдержать гримасу отвращения, исказившую черты привлекательного лица, Малфой перевернулся на бок, так что теперь они лежали друг напротив друга. Пропуская сквозь пальцы густые пряди, скрывавшие её лицо, он вздохнул:

— Конечно! По-другому и быть не могло. Ведь для тебя они — всего лишь друзья. Скажи-ка мне вот что… Ты любишь Тео? Да или нет?

— Ох, Драко… — промямлила Гермиона, устало смежила веки.

— Грейнджер, открой глаза и посмотри на меня.

Она послушалась, но продолжала молчать. Впрочем, ничего говорить и не требовалось: ответ слишком отчётливо читался в её взгляде. Драко тут же заверил:

— Я его тоже люблю. Так что всё сработает.

Невольно улыбнувшись, Гермиона мягко коснулась ладонью его щеки.

— Так отчаянно хочешь переспать со мной?

Ухмыльнувшись в ответ, он не стал отпираться:

— Да, наверное. Но это к делу не относится.

— Ма-алфой, — мученически простонала она и вновь прикрыла веки, пытаясь сосредоточиться и тщательно сформулировать то, что хотела донести до него. Открыв глаза спустя несколько мгновений, Гермиона твёрдо заявила: — Ты не влюблён в Тео. Ты любишь его как брата… лучшего друга. И тем более ты не влюблён в меня.

Внезапно перед ней из детства, из омута школьного прошлого вновь всплыл яркий образ высокомерного хорька-Малфоя всё с тем же угрюмо-презрительным выражением на лице. Вцепившись в её запястья, он отрезал:

— Будь так любезна, Грейнджер, не решай за меня, что я могу, а чего не могу чувствовать. Это не красит ни тебя, ни меня.

— Так ты, оказывается, бисексуал? — спросила Гермиона серьёзно.

— Какое это имеет значение? — Драко раздражённо оттолкнул от себя её руки и уселся посреди кровати.

Вместо ответа Гермиона легла на бок, повернувшись к нему спиной, и пробормотала:

— Вот видишь. Ничего не получится. Спасибо за заботу, правда. Уверена, что найду какой-нибудь другой способ выжить.

Она изо-всех сил пыталась дышать размеренно и глубоко, чтобы сдержать рвущиеся наружу слёзы, как вдруг почувствовала, что Малфой укладывается рядом и накрывает их обоих одеялом.

— Забудь об этом хотя бы сегодня, — прошептал он ей на ухо, — и просто засыпай.

— А как же все остальные?..

— Они никогда не узнают, что мы провели эту ночь в мягкой постели. Вернёмся на кладбище на рассвете. Закрывай глаза.

Драко притянул её к себе, обнял, придавив сверху рукой, и прикрыл веки, хотя понимал, что уснуть ему вряд ли удастся: тело, налитое горячечной смесью желания, беспокойства, ожидания и страха, от напряжения буквально закаменело.

«Как она посмела диктовать, что мне чувствовать, а что нет?»

Его ладонь медленно заскользила вниз по её руке. Мягко перебирая пальцы Гермионы, он смотрел на неё в тусклом свете огромной детской.

Пусть на свой собственный лад, но Драко был неравнодушен к Гермионе Грейнджер. В его жизни она оставалась одной из нескольких значимых констант. Которых, к слову, существовало не так уж много: родители, друзья и (что совершенно невероятно) эта всезнайка и её тупые приятели.

«Я больше никого из них не ненавижу. Особенно её. Влюблён ли я в Гермиону? Нет. Вряд ли я вообще смогу полюбить кого-либо кроме себя, по крайней мере раньше мне не удавалось. Но это совсем не значит, что я не буду добр к ней… В одном она права: я не влюблён в Тео, в отличие от кое-кого из змеёнышей… Одного из нас это чувство гложет уже довольно давно…» — с этой мыслью Драко и заснул.

* * *

Тео и Блейз закончили игру около трёх ночи. В полном молчании, не разговаривая друг с другом, они постепенно нашли имена на все буквы алфавита. То один, то второй, вразнобой или поочерёдно, они натыкались на искомое и заполняли пустующие пока строки списка. Закончив поиски, они вернулись к отведённой под ночёвку площадке, освещённой костром, и обнаружили, что та совершенно пуста.

Оба не произнесли ни слова, укладываясь на раскатанные одеяла, и дружно притворились, что засыпают.

Оба не поинтересовались мнением другого насчёт того, куда могли деться Гермиона и остальные змеёныши.

Оба не увидели ничего особенного в том, что совсем недавно один из них плакал, а второй его утешал. Подобное происходило между ними и раньше и, вероятно, повторится ещё не раз.

— Эй, Блейз, — произнёс наконец Тео.

— Хм-м?

— Спишь?

— Да.

Послышался тихий смешок.

— На самом деле? Спишь?

— Да, на самом деле сплю. Я же всегда во сне отвечаю на тупые вопросы.

— Ладно-ладно. Просто хотел проверить.

Они вновь замолчали. Воцарилась гробовая тишина.

— Ты что-то хотел, Тео?

— Да. Сказать «спасибо» за… сегодня… — последовала пауза. — Хотя, на самом деле, я благодарен тебе за очень многое. Всю мою жизнь ты был настоящим другом.

— И ты — мне.

Повернувшись на бок, Блейз взглянул на Тео (который, оказывается, уже некоторое время смотрел на него) и признался:

— Знаешь… То, что я сказал тебе, — правда.

— Ты всегда слишком много болтаешь, так что придётся уточнить, — добродушно поддел его Нотт.

Блейз так и сел.

— Секундочку… Надо увековечить этот момент для потомков. Неужели наш Зануда Тео только что пытался пошутить? У меня аж сердце в груди зашлось от неожиданности!

Оба хохотнули, и Тео подбодрил друга:

— Ну же…

Набрав в грудь воздуха, словно перед прыжком в бездну, Забини признался:

— Я был серьёзен, когда сказал, что люблю тебя.

— Знаю. Я тоже.

Блейз был рад, что завеса тьмы скрывает его. Посчитав, что Теодор не до конца осознал его слова, он помотал головой, подтянулся ближе и сел рядом с другом.

— Пожалуйста, постарайся понять, Тео. Хочу, чтобы ты наконец услышал меня. Я никогда не желал причинить тебе боль или ранить, но, думаю, пришло время сказать правду. Я люблю тебя больше чем друг.

Вопреки ожиданиям Нотт даже не вздрогнул.

Чуть помолчав, он взял Блейза за руку. Его прикосновение немного успокаивало, но Забини по-прежнему не знал, было ли оно просто дружеским или значило что-то большее.

Наконец Тео беспомощно пробормотал:

— Знаю, Блейз. Просто… вряд ли я смогу… ну… смогу… дать тебе прямо сейчас какой-то конкретный ответ, — выпустив ладонь друга, он уронил её на землю и тут же услышал:

— Ты любишь Гермиону?

Нотт тихонько простонал:

— Мать твою! — и, сжавшись, подтянул колени к подбородку.

— «Да» или «нет» были бы куда понятней, — усмехнулся Блейз.

— Только что ты спросил, люблю ли я тебя, и сразу же хочешь знать, люблю ли я кого-то ещё, вот совсем ничего странного! Как по мне, это уже слишком, я и так почти на пределе, — заявил Тео, нервно дёргая траву возле ног.

— Всё потому что ты не желаешь иметь дело ни с чем эмоциональным. Ненавидишь всё, что хоть немного запачкалось или отклоняется от установленного тобой порядка; всё, что не стоит на подставке и на чём для красоты не повязан бантик, — слабо ухмыльнулся Забини. — Но сейчас разговор не об этом. В общем… позволь мне признаться в собственных чувствах первым.

Издав страдальческий стон, Теодор выпрямил поджатые ноги и подскочил с одеяла. Взволнованно расхаживая перед другом туда-сюда, он спросил:

— Ты же только что сделал именно это, разве не так?

— Я о другом… Позволь сказать, что я чувствую к нашей крохе… — ощутив внезапную усталость, Блейз медленно встал, взглянул Тео в лицо и, явственно разобрав в его округлившихся глазах ожидание, продолжил:

— Да, меня влечёт к ней. Если точней, я в неё влюбился. Тебя это шокирует?

— Твою же мать, — заторможенно повторил Нотт.

Забини приподнял бровь и, наигранно вздохнув, поддел друга:

— Обычно у тебя словарный запас несколько богаче, чем продемонстрированный здесь и сейчас, — снова опустившись на одеяло, он уже серьёзно добавил: — Понимаю, что тебе есть над чем подумать после моего заявления, но в нашем распоряжении осталось не так уж много времени. Гермиона умрёт, если мы не отыщем лекарство, тем более что, оказывается, до него рукой подать. И ведь просто всё до безобразия.

Теодор с силой потёр лицо ладонями.

— Ты про не внушающий доверия способ Эдриана? Мы даже не знаем, сработает ли он.

Блейз коротко и удивлённо хмыкнул.

— Как ты узнал… Постой-ка, кажется, я понял… Видимо, Пьюси тебе и рассказал, так ведь?

— Эдриан рассказывает мне всё, — заявил Тео, многозначительно выделив голосом: — В отличие от некоторых.

— Туше, — согласился Забини. — Вот только по-прежнему уверен в одном: признайся я в том, что люблю тебя, до того, как мы отправились сюда, ты вряд ли благожелательно отнёсся бы к моим словам.

Отвернувшись, Нотт попытался закрыть эту тему, но Блейз развернул его обратно и продолжил, так и оставив руку на плече:

— Только не думай, что я решился на этот разговор исключительно ради благополучия Грейнджер. Да, я сделаю всё, чтобы спасти ей жизнь, но тебя я полюбил задолго до того, как стало известно о её проклятии, так что доверься мне, ладно?

Подняв обе ладони перед собой, Тео, сам не понимая, от чего пытается защититься, признался:

— Ладно. Хорошо. Просто… Серьёзно, ты слишком много всего на меня вывалил… Да, я люблю её. Люблю… И да, я люблю тебя… тоже… И давно знаю, что ты любишь меня сильней, чем просто друг, но ты прав: вряд ли я смог бы спокойно выслушать подобную новость раньше. Не то чтобы я не смог бы принять тебя таким, нет. Ты — мой друг, и останешься им навсегда… Просто никак не пойму… хоть убей… — снова застонав, на этот раз от бессилия, он продолжил: — Не пойму я… Чёрт!.. Блейз, зачем кому-то любить меня?