Список

Плюхнувшись обратно на одеяло, он завалился на бок и, отвернувшись от друга, крепко обхватил себя руками. Блейз лёг у него за спиной и, положив ладонь на закаменевшее от напряжения плечо, спросил:

— А почему бы кому-то и не полюбить тебя, Тео? Лучше задай себе этот вопрос.

* * *

Пытаясь разбудить друга, Флинт легонько пнул краешком ботинка по задранному носку его туфли. Судорожно дёрнувшись, Эдриан сразу же проснулся.

— Где я?

— На кладбище, — усмехнулся Маркус.

— Вот же дерьмо, — Пьюси потёр глаза. — Не могу поверить, что вот так запросто вырубился.

— Ага, прямо здесь, на земле в старинной части кладбища. Сначала у меня рука не поднималась тебя будить, пусть, думаю, поспит чуток. А потом смотрю: уже пришло время возвращаться, — объяснил Флинт.

— Это опасно, ты в курсе? — предостерёг его Эдриан.

— Возвращаться?

— Нет, так напряжённо думать.

Всё ещё посмеиваясь над подначкой друга, Маркус встал, протянул ему руку и, помогая подняться, согласился:

— Истинная правда. У меня всё как-то больше мышцы работают, а не мозги.

Хмуро глянув на него исподлобья, Пьюси поправил:

— Нет. Ты — сердце нашей змеиной группы. Эй, послушай… Серьезно, спасибо за то, что всегда был тем, кто помогал мне вернуться на землю, когда я слишком высоко задирал нос и витал в облаках.

— Это когда ты изображал Эдриана Всемогущего и пускался во все тяжкие под девизом «Я — бог»? — с серьёзным лицом спросил Флинт, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу смешок.

Друг просверлил его испытующим взглядом, но промолчал.

Они могли аппарировать, но отправились в лагерь пешком, потому что понимали: обоим нужно время подумать и, возможно, поговорить.

— Ты действительно считаешь, что я манипулирую всеми вокруг в собственных интересах? — помолчав, тихо спросил Пьюси.

— Бывает, — озвучил итог своих размышлений Маркус. — А иногда ты вмешиваешься в наши жизни ради нашего же блага, так что в конечном счёте всё нормально.

— Я не знал, что посылаю Грейнджер и её команду в Перу на верную смерть. Собственной жизнью клянусь. Я тогда попросту не придал значения этим бабкиным слухам о проклятии. Не поверил… — он остановился и потянул идущего впереди Флинта за рубашку. — Ты же мне веришь, правда?

— Конечно, — Флинт покорно развернулся, но вечная его улыбка постепенно истаивала. — Твоя самонадеянность — лишь часть проблемы: ты не поверил в существование проклятья, и, значит, его там точно быть не могло. Ну да ладно, за неё тебе от меня и так уже досталось. Сейчас мы должны быть как раз такими, как ты: категоричными и самоуверенными. Теми, кто лезет в чужие дела. Надо найти выход из этой ситуации. А в итоге — исцелить Тео и спасти Грейнджер.

Поражённый его речью Эдриан несколько секунд безмолвно пялился на друга, и лишь потом эхом отозвался:

— Категоричными и самоуверенными? Я что-то пропустил? Ты побывал на курсах, где учат пользоваться длинными и умными словами?

Маркус отвёл кулак назад и что было сил стукнул Пьюси по плечу.

— Получил? Ответ понятен?

Потирая ноющую руку, Эдриан возмутился:

— Ей-богу, Флинт! Даже для тебя это слишком категорично.

— Хочешь, с другой руки самоуверенности добавлю? — на полном серьёзе полюбопытствовал Маркус.

— Только не это! Беру свои слова назад. И о том, что ты — сердце нашей группы, тоже. Ты был и навсегда останешься нашими мышцами. Чёрт, я забыл, насколько ты силён, — всё ещё потирая руку простонал Пьюси.

Они продолжили свой путь по тёмному лесу, и, помолчав, Эдриан спросил:

— Помнишь, когда мы были подростками, отец Тео избил его за то, что тот втюрился в Грейнджер?

— Разве такое можно забыть? Его отец не входил в круг приближённых Пожирателей Смерти, как мой или Малфоя. Боясь распространения опасных новостей, он избил беднягу так, что тот попал в госпиталь Святого Мунго. Мать Теодора утверждала, что он разбился, упав с метлы, но мы-то знали, в чём там дело.

— Да, — задумчиво пробормотал Пьюси. — Если я не ошибаюсь, спустя несколько дней он едва пережил несчастный случай, не так ли?

— Правда? — равнодушно осведомился Флинт. — Не помню.

Они продолжили идти, а Эдриан заверил его:

— Точно-точно. Мне рассказал отец, но я никогда и ни с кем из вас это не обсуждал. Он, как тебе известно, никогда не разделял взглядов и идей Пожирателей (в отличие от твоего). Так вот, он слышал, что Нотта-старшего избили за какой-то серьёзный проступок перед Тёмным Лордом. Но вот что показалось странным и моему отцу, и мне: тот всегда наказывал, либо применяя Круцио, либо попросту убивая. Он бы не стал поступать, как рядовой маггл, и тратить время и силы на обычное избиение.

Отвернув голову и глядя в сторону, Маркус глухо пробормотал:

— Ты не рассказывал об этом.

— В то время ты казался обычным мальчишкой чуть постарше Тео… примерно моего возраста… Но ты всегда был выше, крупней, сильней… — вкрадчиво, словно посвящая в тайну, начал Эдриан, стараясь не смотреть на шагающего рядом Флинта. — Во всяком случае, всё, что могу сказать: я был рад, что ублюдок получил по заслугам. Интересно, знал ли Тео, что случилось с его отцом на самом деле и почему?

— Знал, — глухо ответил Маркус. — И даже поблагодарил меня… по-своему, — он остановился возле какого-то дерева. — Ты же в курсе, что именно Астория наябедничала отцу Тео о том, что его сын увлёкся гриффиндорской малышкой, не так ли? Мне об этом ещё тогда рассказала Дафна. Понимаешь… Я чувствовал: это — меньшее, что я могу сделать для друга. Мой отец даже не подозревал об этом... Чёрт, папаша был, конечно, больным ублюдком, но всё равно гордился бы мной, потому что всегда ненавидел Нотта-старшего.

Они двинулись дальше, как вдруг Флинт вновь остановился и продолжил:

— Ты же знаешь, что наши с Драко отцы были худшими из Пожирателей Смерти... Или лучшими (тут уж с какой стороны посмотреть), но сыновей своих они любили. Твой отец принадлежал к чистокровной элите и считал, что Тёмный Лорд — истинный спаситель магического мира, но никогда не поднимал руку на собственную плоть и кровь. Блейз не знает, кто его отец, а отчимы ему попадались разные: и ужасные, и приличные, и даже парочка замечательных. Но его мать пошла бы на всё, чтобы защитить сына, даже смогла бы убить того, кто посмел причинить ему боль. А у Тео были только мы. Я понял это, ещё когда был ребёнком. Эта мысль обескуражила меня, даже напугала, но я со всей ответственностью отнёсся к роли защитника с тех пор, как принял её, и до сего дня.

Пьюси не мог выдавить ни слова, настолько его захлестнули эмоции. Вместо этого он только кивнул в ночной тьме, положил ладонь другу на плечо и крепко стиснул его.

Оказывается, в их клубе Маркус стал не только сердцем и мышцами «змеиного организма», но ещё и душой. И Эдриан не мог припомнить, любил ли он его когда-нибудь сильней, чем в эту минуту.

Друзья продолжили путь в молчании, но каждый чувствовал, что никогда ещё они не были так откровенны и близки.

* * *

Проснувшись, Малфой почувствовал, что дрожит от холода. Он сразу понял, что находится в собственной детской «кроватке»: сонный взгляд наткнулся на знакомый с младенчества роскошный зелёный балдахин. В этот момент он ощутил, что рука его покоится на чём-то, верней, обнимает кого-то, и вспомнил… Грейнджер… Рядом лежала Грейнджер.

Но она не спала. Она, оказывается, тоже проснулась, и Драко задался вопросом:

«Который сейчас час?»

Судя по странному жутковато-серому оттенку, окрасившему комнату, было пока ещё очень рано. Он подтянул Гермиону ближе и заметил, что по щеке её катится слеза.

«Она плакала, когда мы засыпали, и сейчас, когда проснулись, тоже плачет…»

Малфой не мог сказать, что ночью между ними всё прошло идеально. Он шептал, что любит её и хочет заняться с ней любовью, хочет спасти ей жизнь, а Гермиона всё плакала, плакала и плакала… Он бы, наверное, тоже заплакал в конце концов, если бы хоть чуточку верил в то, что его слёзы помогут спасти чью-нибудь жизнь.

Прижавшись щекой к её щеке, Драко поцеловал Грейнджер в уголок глаза, смахнув слезу. Почувствовал, что она замерла, но не остановился, не стал спрашивать, всё ли хорошо, не дал ей шанса отступить. Вместо этого притянул к себе, так что напряжённая спина оказалась вплотную прижата к его груди, и поцеловал в щеку.

Когда Гермиона, чуть повернув голову, посмотрела на него карими, полными слёз глазами, их тела словно одним электрическим разрядом прошило.

«Я так сильно хочу её. Вожделею даже… Ладно… Пусть я не люблю Гермиону в самом возвышенном смысле этого слова, но я её желаю. И сделаю всё, чтобы ничто и никогда больше не ранило её. И чтобы она больше никогда не плакала. Помогу ей в поисках лекарства от проклятья. В лепёшку разобьюсь ради того, чтобы Тео снова полюбил её, и всё для всех закончилось хорошо. Или имя мне не Драко Малфой!»

Надо сказать, Малфой, как правило, терпел неудачи во всём, за что бы не брался (за исключением тех случаев, конечно, когда делал это что-то для себя любимого). Но на этот раз он дал себе слово и, так как звали его именно Драко Малфой, намерен был сдержать его во что бы то ни стало.

Подгоняемый надеждой и желанием, он лёгкими поглаживаниями ласкал руки, спину, лицо Гермионы. Нежно, с каким-то умилённым ожиданием снова и снова целовал её шею, волосы, глаза.

Он вплёл пальцы в непослушные завитки волос и жёстко потянул, вынуждая Грейнджер ещё больше повернуть голову, чтобы завладеть её губами, целовать их, почти силой раскрывая шире. Поцелуи становились всё крепче, и Драко казалось: вот ещё одно движение языком... чуточку глубже, настойчивей... и он сможет попробовать на вкус её скорбь и печаль. От этого странного чувства ему самому невыносимо захотелось плакать.

Передвинув руку на подрагивающий живот, он пробрался под блузку и огладил упругие набухшие груди. Не прекращая поцелуев, обхватил одну из них ладонью и толкнулся закаменевшим членом в её тугую, круглую попку. Малфой чувствовал, что не может больше ждать. И понимал, что вряд ли Гермиона сейчас страстно желает его. Просто… Да, между ними не было любви с большой буквы, но речь ведь и не шла об этом. Оба нуждались в покое, былой безмятежности, утешении, в конце концов, пусть всего лишь сексуальном, но здесь и сейчас…

Пощипывая затвердевший сосок указательным и большим пальцами, Драко сдвинул с места руку, лежащую под её телом, расстегнул широкие брюки и проник ладонью под одежду, скользя всё ниже, пока Гермиона не захлебнулась вздохом и, вырвавшись из жаркого, властного поцелуя, не вцепилась одновременно и в его запястье, и в подушку.

«Да-а, я нашёл то самое местечко…»

Он с силой сжал её промежность, погладил между складок, нырнул пальцами внутрь. И Гермиона выгнулась, прижавшись к нему спиной ещё плотней, всхлипнула, задышала чаще. Оторвавшись от неё, Малфой быстро расстегнул ширинку, высвободил ноющий член и, стянув с неё брюки вместе с трусиками, вновь накрыл ладонью развилку между бёдрами.

Длинные, изящные пальцы раздвинули влажные складки, закружили по клитору, и Гермиона застонала. Скользнув языком по внешнему краю ушной раковины, Драко чуть сжал зубами мочку и спустился поцелуями к нежной шее. А когда почувствовал, что Грейнджер вновь неконтролируемо выгнулась, а её попка всё сильней упирается в самую чувствительную часть его тела, понял: теперь и она хочет этой близости так же сильно. Пусть даже потом и решит упрекнуть в том, что он воспользовался её слабостью.