Список

Глава 38. Мечтаю о тебе

В этот тёплый июньский день яркое полуденное солнце светило нежно и ласково, пока Гермиона Грейнджер и Теодор Нотт шли по тропинке, ведущей из Хогсмида в Хогвартс. Аппарировав в деревню и оставив вещи в местной гостинице, они бок о бок, почти не разговаривая, отправились в свою бывшую школу.

Краем глаза наблюдая за шагавшим рядом мужчиной и одновременно пытаясь не потерять из виду хорошо утоптанную тропинку, Гермиона, глубоко вздохнув, решила, что если уж собирается провести какое-то время наедине с Теодором Ноттом, то должна потратить его с умом. Ей хотелось лучше узнать этого человека. Ей хотелось знать о нём всё. О чём он думает, что чувствует, чего просто хочет, а чего страстно вожделеет и даже то, что ему необходимо больше жизни. Она хотела знать его прошлое, настоящее и планы на будущее.

«Может быть, мне даже удастся поцеловать его…» — размечталась она, чуть повернула голову, и Тео, поймав взгляд, улыбнулся ей.

Он был пугающе красив. В ярком солнечном свете в каштановых волосах пробивались более светлые выцветшие пряди, которых она раньше не замечала. Причёска была длиннее, чем у остальных змеёнышей, но Гермионе она весьма пришлось по вкусу: ей нравилась такая длина волос. Глаза у Тео оказались тоже необычного цвета: смесь карего, орехового и зелёного.

Но самое главное, что Гермиона сразу отметила при первой встрече после всех этих долгих лет, — его идеально белые зубы. Будучи дочерью стоматологов, она непременно обращала на них внимание. В отличие от её зубов или зубов Маркуса, которые пришлось исправлять с помощью магии или достижений ортодонтии, у Тео, вероятно, всегда были прекрасные зубы. По крайне мере, Гермионе отчего-то казалось именно так. Его улыбка, которой он одаривал нечасто и очень выборочно, производила ослепительный эффект.

«От неё у любой девушки наверняка сразу подкашиваются ноги», — подумала Гермиона и невольно вспомнила его губы: чуть припухлые, мягкие, нежные…

Воспоминания о тех редких поцелуях, что они успели разделить на двоих, невольно вызывали в ногах напряжение, а в животе безотчётный трепет, заставляя чувствовать внутри тёплое неясное томление. Гермионе пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы сдержать блаженную улыбку при мысли об этом.

Потом она вспомнила его руки. Которые тоже были красивыми: гладкие, почти безволосые кисти с длинными изящными пальцами, а тыльная сторона ладоней покрыта рельефным рисунком сухожилий и вен, проявившимся в результате многолетней игры на фортепиано.

Гермиона мечтала, что вот сейчас он протянет ей руку, и их ладони соединятся.

«Что он почувствует, коснувшись меня?»

Она в который раз искоса кинула на Тео быстрый взгляд: он по-прежнему с интересом наблюдал за ней. И вид у него был такой беззаботный… Не то бесшабашное выражение «к чертям всё», которое почти всегда присутствовало на лице Блейза, но уверенность в себе, осознание которой Тео носил с гордостью. Гермионе казалось, что остальные змеёныши едва ли когда-то замечали в нём эту черту. Как правило, они всё ещё видели в нём неуверенного чувствительного мальчика, а не то, что он вырос в достойного и сильного мужчину.

Что же в нём так сильно привлекало Гермиону?

Ей самой было трудно определить, что именно, кроме явного влечения. Видимо, что-то пряталось глубоко внутри неё, ожидая своего часа, чтобы выбраться наружу. Гермионе только потому удавалось подавлять чувства к нему, что в душе она понимала: они никогда ни для кого не будут что-то значить, потому что жить ей осталось недолго.

Сбив с этой грустной мысли, Тео повернулся к ней и заметил:

— У тебя сегодня задумчивое настроение.

— Похоже, именно так, — ответила Гермиона. — Ты очень проницателен, — и тут же споткнулась, нечаянно стукнув его при попытке восстановить равновесие.

Он поддержал её под локоть, а затем невесомо провёл длинными изящными пальцами вниз по руке, к запястью, в итоге уютно обхватив её ладонь своей.

На мгновение Гермиона словно разучилась дышать. От одного лишь прикосновения его пальцев у неё началось головокружение, а все романтические мысли бестолково сбились в кучу-малу. Она будто вернулась в прошлое и превратилась в отчаянную юную девчонку, которая только что взволнованно призналась в чувствах своему первому парню.

Гермиона тосковала по тем временам.

Тео легонько сжал её ладонь, что придало ей смелости.

Это было даже забавно… Гермиона всегда считалась не робкого десятка, но в последнее время её бесстрашие с каждым днём всё быстрее шло на убыль. Хотя прогулка к старой школе с мужчиной, которого она любила, определённо добавила ей достаточно смелости для того, чтобы сказать:

— У меня такое чувство, что на самом деле мы совсем не знаем друг друга.

Издав смешок, больше похожий на фырканье, Тео снова улыбнулся. Они продолжали идти, когда он с наигранной задумчивостью ответил:

— Ах, даже не знаю, что сказать, мисс Грейнджер. Кажется, сегодня мы точно узнали друг о друге кое-что новенькое… Например, мне теперь известно, что у тебя на нижней правой части попки есть родинка.

Лицо Гермионы залил жаркий румянец и, игриво дёрнув Тео за руку, она шлёпнула его по груди ладонью. От напоминания о том, что он видел её обнажённой, и вероятной возможности того, что снова увидит сегодня вечером, Гермиону даже немного замутило, настолько неловко ей стало.

Мельком она подумала:

«Остальные змеёныши уже видели меня без одежды и в обстановке гораздо более интимной, но с Тео ведь всё должно быть особенным».

После продолжительного молчания он спросил:

— Тебе нечего сказать? — и переплёл их пальцы.

Гермиона возразила:

— Это не совсем то, что я имела в виду. Ну да, ты видел меня голой. И что? Несколько раз у нас даже случались беседы по душам, но что, в сущности, мы знаем друг о друге?

Тео весь подобрался и, напряжённо глядя перед собой, спросил:

— Что именно тебе интересно?

— Не знаю, — в её голосе явственно проскользнули нотки раздражения. — Ну, хотя бы… какой цвет у тебя любимый?

Он остановился, тем самым вынудив Гермиону сделать то же самое, и выпустил её руку из своей. Они стояли лицом друг к другу под сенью деревьев, выстроившихся по обеим сторонам старой исхоженной тропы.

— Серьёзно? Мой любимый цвет?

— Для начала, — попыталась Гермиона оправдать незатейливость вопроса.

Тео отошёл к обочине, прислонился спиной к дереву и, демонстративно лениво уперев руки в бока, ровно повторил:

— Мой любимый цвет…

Она вздохнула и, подойдя ближе, встала прямо перед ним.

— Просто я уже знаю, в какую школу ты ходил. Я знаю о твоём трудном детстве. Я знаю, кто твои друзья. Я знаю, как страстно ты играешь на пианино; что ты обладаешь поразительной способностью, с помощью которой можешь определить, что кто-то находится в беде; что у тебя есть сверхъестественная способность исцелять людей. Знаю, что ты обладаешь развитой интуицией, склонен к самоанализу, но при этом спокойный, умный, чуткий и сильный человек.

Удивлённо уставившись на неё, Тео предложил:

— Ну, давай… расскажи, что ещё ты знаешь обо мне…

Гермиона, казалось, не заметила его поддразнивания. Придвинулась ещё ближе и, когда он развернулся, чтобы опереться на дерево плечом, зеркально отразила его позу.

— Ты тонко чувствуешь разницу между хорошим и плохим. Любишь всё контролировать и жить размеренной, упорядоченной жизнью. Это можно объяснить тем, что в детстве тебя окружал беспорядок и хаос… Отсюда, кстати, и твоя любовь к подставкам под стаканы, — она улыбнулся, и Тео вскоре улыбнулся вслед за ней. — Ты любишь всех своих друзей, хотя держу пари, в душе считаешь, что не умеешь любить… Но ты, Тео, — она положила руку ему на грудь прямо над сердцем, — любишь пылко и безусловно, вот почему ты никогда не сдавался с Асторией, вот почему никогда не переставал любить её, и вот почему ты так и не простил себя, хотя в том, что она умерла, нет твоей вины. Ты умеешь любить, несмотря на то, что в твоём детстве, полном ненависти, насилия, страха и печали, тебе любви не доставалась. Даже несмотря на всё это, твоё сердце настолько верное и сильное, что тебе не удалось стать чёрствым, грубым или злопамятным… скорей наоборот.

Тео обнял её за талию, чтобы притянуть ближе. Их губы были так близко, что, когда он спросил:

— Что-нибудь ещё? — с каждым словом она ощущала ими его дыхание.

Гермиона положила голову ему грудь и призналась:

— Знаю, что из всех змеёнышей нахожу тебя самым привлекательным. Меня всегда тянуло к тебе сильнее, чем к кому-либо. Ты красивый, интересный… — после чего смущённо умолкла.

Подцепив пальцем подбородок, он заставил Гермиону встретиться с ним взглядом и спросил:

— И?

Она хотела добавить:

«И я влюбляюсь в тебя всё больше. Я люблю всех змеёнышей, но страстно, безнадежно влюблена в тебя, вот только боюсь, что уже слишком поздно, потому что скоро меня не станет», — но вместо этого сказала:

— И мне хочется узнать твой любимый цвет.

Тео наклонился, нежно коснулся её губ лёгким поцелуем, затем так же быстро отодвинулся.

— Синий. Мой любимый цвет — синий.

Моргнув, Гермиона поспешно облизала пересохшие губы, попутно пытаясь унять колотящееся сердце, и кое-как пробормотала:

— Все мужчины так говорят.

— Значит, ты считаешь, что я красив? — улыбаясь и всё ещё обнимая её, «вспомнил» Тео.

Гермиона знала, что должна всего лишь сказать «да», потому что действительно считала его таким, просто для неё особая красота заключалась не только в его внешности, но и во внутренних качествах. Однако, поняла, что от волнения начнёт сейчас что-нибудь путано тараторить (а обычно это раздражало людей... всех, за исключением, может быть, Гарри Поттера), и решила промолчать. Потому что хватит одного кивка.

И кивнула.

— А как насчет тебя? — спросил тогда Тео, протягивая руку, чтобы вытащить что-то (мнимое или реальное) из её волос, и развернул их обоих так, что она оказалась прижата спиной к дереву.

Гермиона с трудом сглотнула, задавшись паническим вопросом:

«Что он имел в виду?» — (обычно-то она прямо-таки блистала умом, но рядом с этим мужчиной её мозг превращался в вязкую кашу) и переспросила:

— Что насчет меня?

Улыбаясь, Тео уточнил:

— Какой любимый цвет у тебя?

— А-а-а… — она засмеялась. — Всё просто: мне нравится зелёный…

Не успело слово «зелёный» слететь с губ, как Тео схватил её за плечи, притянул к себе и, не отпуская, вынудил пятиться к соседнему высокому дереву, стоявшему чуть дальше, на самой окраине импровизированной рощицы. На его лице играла загадочная улыбка.

«А ведь я всего-то и сказала, что мне нравится зелёный цвет. А что было бы, если бы я выбрала аквамариновый или бордовый?» — ошарашенно подумала Гермиона.

Этот мужчина удивлял её всё больше и больше. Она внезапно осознала, что невероятно чутко воспринимает всё вокруг себя, всё в себе и всё про себя, а значит, и всё о нём.

Гермиона стояла, прижатая спиной к шершавой коре дерева, а Тео поглаживал её руки. Он почти вплотную приблизился к её лицу, и она, словно заново, невероятно ярко начала осознавать каждый мельчайший нюанс и особенность, присущие только ему. Забылись прежние размышления о внутренней силе и красоте этого мужчины. Испарились бесследно бредни о его белых зубах и общей стойкости характера, приобретённой в жестоком детстве.