Итальянские маршруты Андрея Тарковского

В каком-то смысле, это самый «молодой» населённый пункт из обсуждаемых в книге. Он возник в 1992 году, а прежде эта территория, вместе с названием, была лишь XIV муниципией Рима. Теперь же муниципий осталось девятнадцать, и они носят номера с I по XIII и с XV по XX. В историческом смысле корни Фьюмичино уходят в глубь веков. Это станет ясно, если пройти к останкам древнего Портуса — важнейшего судоходного узла древности. Отсюда берёт начало не только римский флот, но само понятие «порт» родилось здесь. Местный древний некрополь с прекрасными мозаиками впечатляет особо. Если вдуматься, Рим окружён кольцом очень старых кладбищ, которые будто напоминают Вечному городу о смерти.

В числе главных достопримечательностей невозможно не отметить останки базилики святого Ипполита Римского — местного патрона. Церковь расположилась на так называемом Святом острове — искусственном участке суши площадью порядка двенадцати квадратных километров, создав который император Траян соединил Тибр с морем. Так возник и удобный плацдарм для порта.

Ещё здесь есть кастелло, папская башня и много других сооружений, за которыми стоят события, вошедшие в летописи. Но история Фьюмичино — это история Рима, а её мы договорились не обсуждать.

Цель поездки Тарковского, Моццато и Терилли в приморский городок состояла не только в том, чтобы пообедать. Франко показывал режиссёру некий «Шанхай» — надо полагать, брошенный отель или ресторан — как предполагаемое место для съёмок. Андрей нашёл его подходящим, чтобы снимать здесь «дом сумасшедшего» — жилище Доменико. По всей видимости, с самого начала соавторы решили, что это будет не тесная лачуга, а просторное покинутое здание.

Локация долгое время считалась выбранной «окончательно». Позднейшая запись о том, что натура и интерьер резиденции безумца находятся во Фьюмичино датирована 19 марта 1982 года, то есть незадолго до начала съёмок. По факту же, соответствующие сцены будут сняты в ста километрах к востоку, в Ананьи, о чём Тарковский даже не упомянет в дневнике.

1 июня в составе делегации Союза писателей в Рим приехал Александр Мишарин, и они с режиссёром виделись три последующих дня. Вот как об этом вспоминает[403] сам Александр: «С утра я приходил к нему, мы ездили к итальянским кинематографистам, общались, говорили, но не это было интересно Андрею. Ему было важно, что мы будем делать дальше. И незабываемый на всю оставшуюся жизнь день — шесть часов в соборе святого Петра. Мы не смотрим на стены, на богатые украшения — вся эта пышная оперная живопись нас не волнует — мы говорим и говорим, о чём будем писать дальше, обмениваемся мыслями, которых так много накопилось за годы разлуки. Сидим в кафе на вилле Боргезе[404]. Солнечный день, белые стулья. Гуляем и говорим только о том, что писать дальше». В то же время Тарковский никаких мыслей о сотворчестве не зафиксировал[405]. Хотя встреча, безусловно, была для него приятной. В дневнике он записал, что Мишарин «несколько опрокинут Италией». Эта ремарка появилась после ужина вчетвером, состоявшемся в первый день визита делегации. Кроме мужчин присутствовали Лора Гуэрра, а также прибывшая в числе литераторов Виктория Токарева. Никто тогда не предполагал, что соавторы сценария «Зеркала» более не увидятся, хотя Тарковский будет неоднократно вспоминать Александра с теплотой.

Через несколько дней режиссёр отправил с Мишариным в Москву посылку для своих. Однако приезд советских литераторов не мог обойтись без очередного скандала с невозвращением. Ещё 2 июня[406] Андрей записал: «У Вики [Токаревой] драма: некто Антохин — писатель из их группы, ошалев от Италии, сказал ей, что хочет остаться здесь, бросив в Москве жену и ребёнка. Они с Лорой весь вечер его отговаривали. Интересно, чем это кончится. Несчастный, несчастный русский человек». Эта история трогала Тарковского, поскольку представляла собой одну из гипотетических траекторий его собственной жизни. Хотя сам Анатолий Антохин — персонаж довольно спорный. Вот что рассказывает о нём Лора: «Вика тогда приехала в Рим и сказала, что я должна немедленно встретиться с писателем. Это был бледный мальчик, весьма чуждый мне и по настроению, и по всему. Я встретилась с ним на площади Навона, чтобы угостить трюфельным мороженым. Через нас проходили все эмигранты, которые в то время уезжали: и Тополь, и Юра Сокол. Мы всех привечали, потому что это были друзья по Москве. Каждый из них сам выбрал такой путь, но все у нас находили приют и поддержку, потому что нельзя было оставить людей, которые ехали кто в Австралию, кто в Израиль, кто в Америку. Я уже и не помню всех, кто проходил через наш дом. Нужно было накормить обедом, дать чаю хорошего и показать, что мир прекрасен. Показать, какая замечательная Италия, что нужно здесь посмотреть. А с Антохиным я просто Вике устроила скандал, потому что был Андрей, был Тонино, и появление этого человека ставило их под огонь опять. Я ей сказала: „Ты соображаешь, куда и когда ты приводишь этого человека?!“ Она ответила, что он гений, ему нужно помочь, что он пишет то-то и то-то. Этот гений какую-то чушь начал нести с какой-то амбицией невероятной».

Инцидент вышел довольно громкий. Не настолько, как с Александром Годуновым, но всё-таки. Впрочем, случай Антохина, определённо, превосходит годуновский колоритом. Вот как инцидент описывает друг юности Тарковского, писатель Василий Аксёнов в повести «В поисках грустного бэби»[407]: «Гвоздём [театрального] сезона оказалась гоголевская „Женитьба“ в постановке молодого драматурга Анатолия Антохина. Я не очень хорошо знаю его историю, но приблизительно она выглядит так. Лет пять назад за выдающиеся успехи в области советской драматургии Антохина приняли сразу в две отличные организации — КПСС и Союз писателей, а также наградили туристической визой в Италию. Последнее, так сказать, дополнительное отличие оказалось основным: из Италии Анатолий домой не вернулся. История не столь уж нетипичная. Я знаю одного человека, который в течение нескольких лет делал комсомольско-партийную карьеру с одной лишь целью — получить визу на Запад… и проследовать вслед за многозначительным многоточием. Чего-чего, а историй вокруг хватает. Чуть ли не все наши знакомые русские — это ходячие сюжеты для небольших или больших приключенческих романов. Драматург Антохин, например, недавно женился на принцессе из дома императора Хайле Селассие, и вместе они дали жизнь ещё одной эфиопской княжне».

В тот же день, 2 июня, разразилась и другая драма: Кристальди увидел свежую смету почти на два миллиарда лир, подтвердил корректность арифметических выкладок и спокойно сообщил, что финансировать фильм в таком объёме не станет. Ситуация усугублялась тем, что Тонино находился тогда не в Риме. Он вынужден был уехать в родной Сантарканджело, где являлся одним из важнейших жителей и имел квартиру, выходящую окнами на центральную площадь. Тарковский будет часто приезжать сюда к супругам Гуэрра. Более того, вероятно, режиссёр уже бывал здесь, потому остановимся на этом месте подробнее.

Сантарканджело в высшей степени необычен уже хотя бы из-за того, что его прошлое отступает перед настоящим. Да, в Средневековье город являлся предметом феодальных распрей, но ведь о большинстве населённых пунктов Италии можно сказать то же самое. В XIII веке поселение переживало расцвет в руках семьи Баллокки, а в XV-м перешло к самому влиятельному в Эмилие-Романье дому Малатеста. Всё как везде, лишь другие фамилии основателей родов, поскольку прежде мы не говорили об этом регионе… В любом случае, сейчас это мало что значит. Но вот что имеет значение: в наши дни Сантарканджело — город-праздник. Ежегодно тут проходит множество культурных событий, в числе которых крупнейшие в Италии смотр современного театра и джазовый фестиваль. Выставки цветов сменяются показами животных, а концерты — вернисажами. Это уже традиция, а их в Сантарканджело чтят.

Здесь хранят и поддерживают давний обычай уличной торговли. Каждый месяц в первое воскресенье на главной площади собирается рынок антиквариата. Это происходит круглый год при любой погоде, но только не в августе. Аграрный этап жизни города остался позади, однако так заведено: в последний месяц лета жители раньше занимались урожаем и торговать было некогда. Опять же, традиция. А вот рыбный рынок работает ежедневно. Замечание о погоде имеет значение, Сантарканджело принадлежит не к белой, а к терракотовой части Италии, которой дождь даже к лицу.

Старые ворота, стоящие на площади Ганганелли без стен, будто бы символизируют выход в нечто большее. Рядом — памятник: две женщины несут мужчину. Пространство его трактовок огромно, и не хочется ограничиваться контекстом военных событий. Кажется столь логичным, что не только сам Тонино Гуэрра, но и его талант родился именно здесь.

Новейшей городской достопримечательностью, связанной с прославленным сценаристом и его другом Федерико Феллини, стал их ресторан «Санджовеза» (piazza Beato Simone Balacchi 14, @ 44.063698, 12.444518), названный в честь пышной барышни из поэмы «Мёд». Впрочем, пышна она была, по задумке автора, или нет — вопрос открытый. Однако для издания этого произведения во Франции Феллини сделал иллюстрации, изобразив сидящую на диване Санджовезу весьма корпулентной. Как только Тонино увидел свою героиню глазами режиссёра, всё было решено! Рисунок Федерико, изображающий её — богиню самого известного местного вина Санджовезе[408], «крови Юпитера» — стал эмблемой их ресторана.

Итак, Гуэрра находился в Сантарканджело, когда Тарковский бил тревогу. Сценарист ежедневно звонил в «RAI», пытаясь как-то повлиять на Кристальди, но, если бы он согласился на смету, превышенную более чем вдвое, это стало бы чудом.

Тем временем в Риме Андрей дал интервью Ронди и записал по этому поводу в дневнике[409]: «[Джан Луиджи] называет меня гением и сравнивает с Данте. Мне до сих пор кажется, что он шутит, но он говорит серьезно будто бы». Действительно, критик вовсе не шутил, он назовёт режиссёра «единственным гением кино» ещё не раз и, в частности, подпишет так свою книгу, которую преподнесёт Тарковскому 14 июня. Также Ронди был готов организовать издание сборника сценариев[410] мастера. Показательный момент: Джану Луиджи было достаточно посмотреть фильмы и несколько раз поговорить с Андреем, чтобы понять, сколь важно то, что он делает, как необходимо всячески способствовать его творчеству, а также популяризировать, издавать и изучать. В Москве же такие вещи редко приходили в голову тем, кто мог это устроить. А ведь уж книгопечатанье в социалистическом «самом читающем» государстве, оперирующем миллионными тиражами, было организовано куда лучше, чем в капиталистическом. Кроме того, подготовка перевода была существенно трудозатратнее, чем издание на языке оригинала.

В тот же вечер, 3 июня, состоялся очередной ужин с Антониони и его женой, на котором присутствовали Лора Гуэрра, некий французский журналист и режиссёр Карло ди Карло, известный разве что по картине «Ночью» (1977). Впоследствии внимание к себе привлекла и его документальная лента «Антониони про Антониони» (2008). Впрочем, в этом скорее заслуга не режиссёра-постановщика, а режиссёра-персонажа, предоставившего для фильма редкие архивные материалы.