Итальянские маршруты Андрея Тарковского

Работа шла неожиданно тяжело, и Тарковский понял[872], что не успеет. Через Вибум ему удалось пролонгировать начальный период: теперь нужно было закончить сценарий в феврале, чтобы снимать в августе.

Режиссёра звали в Германию на премьеру «Ностальгии», которая состоится 27 января во Франкфурте (видимо, к организации имела отношение Корнелия Герстенмайер), а также уже второй год подряд приглашали в Нидерланды на Роттердамский кинофестиваль. Несколько обстоятельств мешали этим поездкам. Во-первых, работа над сценарием шла слишком медленно. А во-вторых, в текущем положении любое пересечение государственных границ — это всё-таки риск. У Тарковского заканчивался вид на жительство, продлить который быстро не удавалось, потому для возвращения в Италию откуда бы то ни было гражданину СССР пришлось бы получать итальянскую визу. Конечно, её выдавали не советские чиновники, но всё равно — тревожно.

Кстати, с видом на жительство косвенно и внезапно помогла Анжела Флорис, познакомившая[873] Андрея с неким специалистом по пранотерапии — лечебной дыхательной практике, координирующей энергетические потоки как в физическом, так и в «тонком» теле человека. Пранотерапия режиссёра интересовала чрезвычайно и, более того, по свидетельствам близких друзей — той же Анжелы и Нормана Моццато — в ней он достиг огромных успехов и даже активно целительствовал самостоятельно.

Упомянутый специалист, помимо прочего, был профессором университета в Милане. Он сам тоже очень заинтересовался своим новым знакомым. Более того, ему уже доводилось видеть фильмы Андрея. Впоследствии пранотерапевт станет утверждать, будто эти картины привлекли его внимание с профессиональной точки зрения. По его словам, Тарковский — единственный режиссёр, в работах которого присутствует духовная энергия, доступная зрителям. Её можно даже зафиксировать приборами. Эти суждения, в свою очередь, Андрея крайне заинтересовали, хотя и насторожили. Лариса же вспоминает[874], как профессор демонстрировал фотографии, подтверждающие, что фильмы её мужа обладают светящейся аурой.

Пранотерапевт водил знакомства и в высших церковных кругах, пообещав свести Тарковского с Иоанном Павлом II. Как неоднократно отмечалось, режиссёр давно думал о папе в качестве соратника, а теперь он был нужен как никогда. Однако трудно не заметить, насколько стёрты границы между нетрадиционной медициной (Анжела), наукой (профессор) и церковью. Впрочем, возможно, даже чисто терминологически это деление ошибочно. Напомним, что, вообще говоря, Флорис работала в медицинском центре и, более того, у них с Тарковским имелись и совместные «околонаучные» затеи. По её собственным воспоминаниям[875], они планировали изучать возможности измерения энергетического поля людей посредством съёмочной аппаратуры. Анжела утверждает, будто один из разработанных ими с Андреем приборов сейчас используется при исследовании СПИДа в неком римском госпитале. Трудно сказать, соответствует ли это действительности, но режиссёр ничего не писал о подобных изысканиях в дневнике. Так или иначе, видимо, упомянутые ею планы вовлекали и миланского профессора.

Собственно, этот человек имел необходимые связи в политических кругах и мог помочь с видом на жительство. А помощь была нужна, ведь в Италии режиссёр временно находился в статусе безработного, поскольку контракт с «RAI» был завершён. Тарковский часто увлекался новыми знакомыми и о профессоре он рассказывал всем, кому доверял, сравнивая его с Эдуардом Наумовым — одним из ведущих советских специалистов по телепатии, телекинезу и ясновидению, которого при этом не относили к колдунам, а всё-таки, скрепя сердце, считали учёным во многом из-за того, что благодаря международным конференциям он стал известен и уважаем на Западе. Наумовым режиссёр также был увлечён всерьёз после того, как в 1966 году вышла его «мифическая»[876] и поворотная статья «Что такое парапсихология?» в газете «Правда». Вдобавок, Эдуард являлся хорошим другом Лейлы Александер-Гарретт и знакомым Джуны, так что круг был довольно узок.

Вскоре[877] возникла идея заручиться документом от Пио Де Берти, в котором бы сообщалось, что режиссёр разрабатывает новую картину для итальянской студии. Речь шла именно о формальной бумаге, сотрудничать с «RAI» Тарковский больше не собирался. Впрочем, со временем у телекомпании возникнет идея подключиться к работе над «Жертвоприношением», но этого так и не произойдёт. Тем не менее документ был подготовлен 13 марта.

Премьеры «Ностальгии» шли по всей Европе и Америке, в Рим приехал немецкий издатель Карло Крюгер, тоже желавший выпустить книги режиссёра: одну — по теории, а другую — со сценариями. Немца особенно заинтересовала всё ещё лежавшая мёртвым грузом на «Таллинфильме» «Гофманиана». Это даже вызвало некое раздражение Тарковского, который будто сожалел, что «Жертвоприношение» отвлекает его от такой замечательной работы. В дневнике Андрей сделал важную ремарку[878]: непонятно «в каком соотношении с Ольгой [Сурковой] должно происходить издание». Очевидно, речь шла о том, как делить гонорар. Наверное, Андрея злило, что вообще придётся его делить… Выводило из себя и то, что представился шанс хорошо издать сценарии, а тексты не готовы и заниматься ими некогда, потому что туго идёт шведский фильм. Кроме того, нет названия для книги… Тем не менее договор с Крюгером всё-таки будет подписан, когда Тарковские окажутся в Германии в конце марта. Правда, его предметом станет лишь одно издание — сборник сценариев — и этот документ будет иметь далеко идущие последствия. Вскоре[879] подготовят переводы «Гофманианы» и «Светлого ветра». Их Крюгер даже предложит немецкому телевидению.

Что же до «теоретической» книги, то её Карло так и не получит, поскольку в историю вмешается Кристиана Бертончини из старого берлинского издательства «Ullstein», берущего своё начало в XIX веке. Удивительно, но впервые Тарковский упомянет об этой женщине в дневнике лишь 11 января 1985 года, назвав её «размазнёй» и «болтушкой», хотя, как отмечалось, она уже возникла в его судьбе. Заручившись дружбой с Ларисой, Бертончини будет оказывать на режиссёра влияние, желая впервые опубликовать эксклюзивные материалы. Роль Кристианы в судьбе наследия Тарковского весьма значительна, хоть и имеет «дурной запах». Подробно её в своей книге[880] описала непосредственная участница этих событий Ольга Суркова, судившаяся впоследствии с издательством «Ullstein», а также с супругой режиссёра из-за попранных авторских прав. Более того, именно дружба Бертончини с Ларисой, по всей видимости, сыграет роль и в том, что впервые «Мартиролог» будет опубликован в 1989 году именно на немецком языке. По-немецки впервые выйдет и «Запечатлённое время».

Пока же Тарковские всё-таки решились отправиться в Нидерланды. Андрей ехать очень не хотел, но поддался настойчивости Ларисы, желавшей посмотреть Голландию. Они побывали в Амстердаме, совершили короткое автомобильное путешествие по окрестностям, но главной целью стал Роттердам, где в конце января — начале февраля проходил упомянутый кинофестиваль. Нужно сказать, что ранее советских гостей на этом смотре не было. Вскоре в стране начнётся прокат «Ностальгии», и в этом смысле Нидерланды поставят рекорд, поскольку фильм много месяцев будет регулярно идти в кинотеатрах.

Настроение режиссёра соответствовало напряжённости ситуации. На просьбы журналистов об интервью он несколько раз повторил, что бесплатно с прессой не разговаривает, чем изрядно удивил газетчиков. В результате, лишь редкие издания упомянули о его визите, и эти материалы начисто лишены прямой речи. К чести нидерландцев следует отметить, что местная пресса совершенно не гналась за политическим скандалом. Впрочем, это объясняется тем, что страна пренебрежимо мало взаимодействовала с СССР по сравнению, например, с Италией или Францией.

Состояние Тарковского было столь скверным, что он поссорился даже со своим переводчиком Арьеном Аутерлинде, другом Ольги Сурковой, который часто готовил её статьи об Андрее для местных газет, а также переводил их книгу для голландского издательства. К режиссёру приставили другого толмача, Мартина Левендыха, но дело не пошло на лад…

По возвращении 6 февраля Тарковский отзывался о поездке крайне плохо, ему ничего не понравилось: ни страна, ни города, ни мероприятия, ни встреча со зрителями, ни круглый стол о Брессоне — в свете конфронтации на Каннском фестивале это была горячая тема. Подвели и организаторы: не заплатили гонорар, дали билеты второго класса, хотя обещали первого. На деле их можно понять… Удивительно, но сам фестиваль режиссёр будто не заметил, хотя Роттердамский киносмотр традиционно представлял собой необычное мероприятие, отличаясь авангардной ориентацией. С 1983 года в его рамках начал функционировать рынок копродукции «CineMart», возникновение которого будет иметь огромные последствия для кино Восточной Европы и Азии. В частности, одноимённый фонд сыграет важную роль в творческой судьбе режиссёра Александра Кайдановского, но это совсем другая история.

Понять, почему Тарковский сердился и не обращал внимания на происходящее вокруг, нетрудно. Дневниковую запись, сделанную по возвращении, он резюмировал словами: «Теперь только бы успеть кончить сценарий». Ясно, что все мысли были лишь об этом. Тем не менее к последним числам февраля Андрей в Сан-Грегорио допишет текст и даже назовёт его «окончательным», хоть метаморфоз ему будет предстоять ещё много. В любом случае, именно там, возле своего итальянского дома, режиссёр то ли придумает, то ли увидит дерево, которое Александр с сыном будут сажать на берегу в «Жертвоприношении».

Единственное событие, произошедшее в Нидерландах, о котором Тарковский упомянул — встреча с Отаром Иоселиани, переживавшим удивительно сходные перипетии судьбы. Уже обосновавшийся в Париже грузинский режиссёр заканчивал картину «Фавориты луны» и собирался работать в Европе дальше, хотя, как и в случае Андрея, Госкино настойчиво требовало его возвращения в Москву для переоформления документов. Тарковский был поражён тем, что коллега совершенно не боялся этой поездки, будучи уверенным: в случае чего, его защитит Эдуард Шеварднадзе. Впрочем, в итоге Иоселиани в Москву так и не отправится.

Кстати сказать, помимо прочего, грузинский режиссёр привёз слухи о том, что некоторое время назад, когда ситуация ещё не зашла так далеко — то есть до Каннского фестиваля, а также до встреч с Сизовым и Ермашом — Тарковского собирались лишить гражданства. Иными словами, не он бы «возвращал» паспорт, а государство аннулировало его документ. Впрочем, это выглядит весьма сомнительным, поскольку, если московские чиновники рассматривали подобный вариант, как рабочий, вряд ли они прикладывали бы столько усилий, чтобы Андрей официально оставался советским режиссёром.

Тарковский и Иоселиани вместе посмотрели документальную работу последнего — фильм «Эускади, 1982» (1983). Сам Отар так рассказывает о нём: «Эускади — название страны басков. Баски — народ трудолюбивый, гордый, мужественный. Говорят они на одном из самых древних языков в Европе. Песни их мелодичны, сложны, а народные представления грандиозны и поучительны». Это большая удача, когда режиссёр-документалист очарован тем, что попадает в объектив его камеры, но Тарковскому картина не понравилась. Он написал, что фильм унылый и скучный.