Итальянские маршруты Андрея Тарковского

До больницы удалось сделать ещё одну итерацию работы над фильмом — 5 апреля Нюквист привёз очередную версию «Жертвоприношения». Замечаний у режиссёра становилось всё меньше, но теперь он крайне не доволен Свенссоном, да и Лещиловский, по его словам, «не изобретатель». Так было всегда: люди старались изо всех сил, делали почти невозможное, но Тарковский негодовал.

Уже в больнице, 8 апреля, он записал новый план фильма о святом Антонии из четырёх пунктов: «1) Любовная сцена (не повторить ошибки с ведьмой). 2) Разговор с женщиной у реки. Оба на разных берегах. 3) Финал. Плач. Рассвет. Красота природы. 4) Рассуждения, идеи, темы. Главное: искусство, любовь — проблема греха». Очень много типичных признаков кинематографа мастера.

10 апреля в дневнике появился масштабный план на ближайшее время: дела после выхода из больницы. Он структурирован по городам: что забрать из Москвы, что отремонтировать во Флоренции, какие бюрократические вопросы решить в Риме. Парижские проблемы более разнообразны. Важно отметить, что среди них есть и пункт «О. Суркова». Иными словами, Тарковский собирался связаться с Ольгой, а не оставлять конфликт в остром состоянии. К сожалению, этого не произойдёт. Впрочем, впоследствии режиссёр напишет[1094], что в Англии и Америке нужно заключать контракты на книгу «без Сурковой». Собственно, в Германии она уже вышла без…

Настроение менялось беспрестанно. На следующий день Андрей чрезвычайно благожелателен и вдохновлён, появилась надежда. 12 апреля он уже озабочен, в дневнике — список необходимых покупок, включающий приспособления для черчения, мебельный клей, нитки, чтобы зашить бумажник, кнопки обязательно белого цвета, канцелярские гвоздики, спирт и машинное масло. В этот день терапия была завершена и, судя по всему, самочувствие Тарковского улучшилось. Однако в соответствующей записи между покупок имеются ремарки о том, что Тяпа и Анна Семёновна ему не звонят совсем, а Лариса беспрестанно опаздывает. Появились силы для недовольства.

13 апреля режиссёр выписался из больницы и переехал в квартиру по адресу rue Puvis de Chavannes, 10, предложенную ему Анатолем Доманом. Это была существенная экономия. Продюсер был готов предоставлять семье Тарковского жилище вплоть до момента, когда аппарат Жака Ширака подарит им собственную квартиру. Этот вопрос уже считался решённым, тем более, что 20 марта Ширак вновь стал премьер-министром Франции. Казалось, связь Андрея с Италией таяла на глазах, но основным помощником режиссёра всё ещё оставался Франко Терилли. Доман вряд ли мог подозревать, что в этой самой квартире состоятся и поминки по Тарковскому.

Прямо в день переезда в «Мартирологе» появляется список творческих планов из трёх пунктов, каждый из которых примечателен: «1. Фильм обо „мне“ (как не стыдно). 2. Документальный о жизни после жизни. 3. „Гофман“. Немедленно». В первом интересно, что «мне» (то есть «я») взято в кавычки. Дистанция между Тарковским-человеком и Тарковским-режиссёром осознавалась им особенно остро теперь. Картина о медицинских или политических подробностях судьбы в данном случае вряд ли его интересовала. А ведь он и прежде писал про съёмки фильма о себе, даже прочил Сокурова в постановщики[1095], но никогда ещё он не брал «я» в кавычки. Имеет значение и автоупрёк в скобках. И всё-таки этот замысел для Тарковского на первом месте.

Автором упомянутого фильма станет Эббо Демант. Молодой режиссёр уже неоднократно приезжал к Андрею, имея план снять документальную ленту, но мастер ощущал, что остаётся всё меньше времени и потому принял «Изгнание и смерть Андрея Тарковского», как чуть ли не свою собственную работу. По крайней мере, он был полностью лоялен и открыт. Вдобавок, главный герой охотно давал Деманту обильные комментарии по поводу того, каким видит результат, а также посвящал в свои мысли, показывал и объяснял рисунки из дневника, которые можно было увидеть в картине уже в 1988 году, то есть задолго до того, как «Мартиролог» стал широко доступен. Специально для Эббо Андрей нарисовал даже свою могилу. Иными словами, он снабжал режиссёра уникальными материалами, отказаться от которых не смог бы на месте Деманта никто. Что это, как не постановка будущего фильма о себе?

Многие мысли Тарковского, вошедшие в ленту — это будто продолжение дневника. Например: «Кроме художественного произведения, человечество не выдумало ничего бескорыстного, и смысл человеческого существования, возможно, состоит именно в создании произведений искусства, в художественном акте, бесцельном и бескорыстном. Возможно, в нём как раз проявляется то, что мы созданы по подобию Бога».

Второй пункт в списке замыслов не появлялся давно — с 17 февраля 1983 года. Видимо, именно в силу болезни мысли о нём вернулись и обогатились новыми соображениями. Заметим, что раньше картина рассматривалась как художественно-документальная, теперь же — просто документальная.

Третий пункт — самый неожиданный: в список актуальных планов возвращается резко отвергнутая недавно «Гофманиана», а никаких житий святых нет и в помине. Быть может, это, как ничто другое, однозначно указывает на улучшение состояния Тарковского.

Впрочем, то же подтверждали медицинские обследования: опухоли в голове и на позвоночнике удалось ликвидировать. Даже несмотря на то, что лёгкие всё ещё имели затемнения, это было замечательно! Удивительно, но Андрей поздравил Шварценберга с успехом, будто всё это происходило не внутри его тела. Видимо, речь шла о материальной оболочке другого «я». Тем не менее боли усиливались, вдобавок держалась довольно высокая температура, не унимался кашель, который мешал спать, режиссёра сковала слабость, осложнения на суставы и многое другое.

22 апреля он видел во сне, будто его кто-то окликнул. Тарковский очнулся, а рядом никого. Это в точности напоминает эпизод из «Ностальгии», которая всё отчётливее проступала в его бытии.

Доктор советовал отправиться для восстановления и продолжения лечения в швейцарский Базель, но сейчас это представлялось возможным, поскольку постепенно начиналась лихорадка перед Каннами. Пришли известия, что в конкурсе участвует новая картина Сергея Бондарчука, да ещё какая — «Борис Годунов». Впрочем, какая бы ни была… Ранее Тарковский узнал, что и Андрей Кончаловский заявлен в программе со своим фильмом «Поезд-беглец» (1985). «Что делать, совершенно непонятно», — резюмировал[1096] режиссёр в дневнике. Ответил он себе на следующий день: «Не надо ни о чём думать: вручить себя Господу, ехать в Канн и ждать. И главное: стоит ли суетиться вообще по этому поводу». Его сердце было наполнено религиозными чувствами, как никогда. В больницы он брал с собой икону, постоянно читал Писание и другие труды. В частности, непосредственно в то время у кровати лежала книга Иова, одна из наиболее поэтических частей Ветхого Завета. Главной темой этого сочинения является осмысление общих причин болезней и несчастий как таковых. После прочтения Тарковский записал лишь: «Господи! Прости меня грешного…»

Дневник наполнялся соответствующими заметками: не о трансцендентном, как прежде, а конкретно о христианском или даже сугубо православном Боге. И о любви, которая есть Господь. Иными словами, Андрей — человек новозаветных взглядов, и его Всевышний — не Бог страха, но Бог любви в широком понимании слова за исключением, пожалуй, романтического.

28 апреля состоялся показ очередной версии «Жертвоприношения» по адресу rue de Pontoise, 34. Основную часть аудитории составили журналисты, а также советники Анатоля Домана, сотрудники студии «Argos Films» и ещё ряд важных гостей, которых приглашал непосредственно режиссёр. В связи с этим сеансом важно отметить три обстоятельства. Во-первых, в дневнике Тарковский зафиксировал, что, по слухам, фильм всем очень понравился, но его самого огорчило качество копии. В итоге он оставил множество замечаний Лещиловскому на автоответчике[1097]. Но вот что интересно: если сравнить русское издание «Мартиролога» с англоязычным, то становится ясно, что в отечественной версии из упомянутой записи удалена существенная часть. Более того, купюры не отмечены соответствующим знаком, а присутствующее многоточие стоит не там. Удалены такие слова: «Лара и я пошли на показ с Яблонским, который, к удивлению других гостей, заснул. Лариса раньше не видела смонтированную картину, и она произвела на неё сильное впечатление. Долгое время она не могла успокоиться и не спала всю ночь». В отличии он иных, обсуждавшихся выше купюр, эту нетрудно объяснить: она показывает уровень вовлечённости супруги режиссёра в производство ленты. Напомним её слова о том, что короткий фильм «у нас» не получился. А спящий Яблонский, в свою очередь, заставляет усомниться в тотальном восторге, который вызвал показ. Кроме того, в русскоязычном издании исчезла реплика о присутствии на сеансе Шварценберга и Влади, но это выглядит скорее оплошностью, не было смысла скрывать. Кстати, врач рыдал после просмотра картины, и Марина подтверждает, что они были крайне растроганы.

Второе обстоятельство связано с тем, что некоторое время после показа Тарковский будет уверен, что катастрофа на Чернобыльской АЭС произошла не 26-го, а именно 28 апреля 1986 года, чуть ли не во время демонстрации фильма. Это, безусловно, ассоциировалось с содержанием.

Потом до режиссёра доходили фантастические слухи, чрезвычайно далёкие от истины. Например, он откуда-то «узнал»[1098], будто поблизости от места аварии полыхает ещё одна станция или завод по изготовлению атомной бомбы и что СССР сразу попросил помощи в устранении последствий у Швеции и ФРГ. Очевидно, такого быть не могло, поскольку произошедшее было засекречено личным приказом Горбачёва. На первых порах пожарные и ликвидаторы даже своим лечащим врачам не могли сообщать о том, как получили ожоги и травмы. Однако, даже безотносительно упомянутых заблуждений, выход «Жертвоприношения» часто связывают с аварией в Чернобыле.

Третье обстоятельство имеет отношение не столько к показу, сколько к улице rue de Pontoise, ведь дом семь по ней будет значиться почтовым адресом организации под названием «Международный институт Андрея Тарковского», которая возникнет после смерти режиссёра. Её представителем будет Шарль-Анри де Брант — тот самый, которому мастер не так давно давал интервью.

30 апреля домочадцы уехали во Флоренцию и Роккальбенью — они вернутся 8 мая — а сам мастер остался в Париже. Из Москвы через Наталью Владимову поступали неутешительные новости о падчерице Ольге — она исхудала и вовсе не собиралась за границу к родным. Тарковский рассудил просто: у неё мужик в Москве, вот и всё! Действительно, она вместе с избранником приедет лишь на похороны отчима.

2 мая его навестил Натан Федоровский с депешей от Михаила Богина. В письме речь шла про некий сценарий, который к нему не прилагался. Была ли это оплошность, недосмотр Богина или замысел Федоровского остаётся загадкой.

3 мая режиссёру снилась мама: «Как будто она пришла с кладбища. Где её или похоронили рано, или она зомби. Она прислонилась к косяку двери и тяжело дышала. Я, кажется, обнял её». В последующие ночи Мария Ивановна будет являться сыну часто, а 30 мая он увидит во сне Сталина, но уже не молодого и сильного, как 15 июня 1982 года, а мёртвого. У его гроба почему-то будет плакать Надежда Крупская. Все сны — один к одному.