Черные сказки железного века

Суббота, 11 сентября 1999 года. Свита

В лесу было душно и жарко, как в бане. С ветвей монументальных дубов и могучих вязов свешивались, словно неопрятные зеленые бороды местных злых духов, гирлянды ползучих растений. Тропинка все время стремилась свернуть вправо, заставляя перебираться через поваленные деревья, поминутно отводить норовящие ткнуть прямо в лицо костлявые руки акаций. Рубашка тут же намокла от пота, фотоаппарат повис камнем на шее... Но это ничего, это не страшно. Я забираюсь сюда, в самую гущу запущенного парка каждый год во время Гран-при Италии. Своеобразный ритуал.

Внезапно тропинка метнулась влево, открыв в глубине зарослей разодранную в клочья ржавую сетку забора, и резко нырнула вниз. Еще пара шагов, и передо мной, как в фантастическом фильме, вырос уходящий вперед и вверх бетонный желоб, изгибающийся, подобно исполинскому змею. Некогда знаменитый, а теперь совсем забытый трек, полускрытый разросшимся парком. Откуда-то издалека, будто из глубины стремительно уходящих лет, доносились приглушенный рев трибун, истеричная скороговорка диктора и надсадный вой гоночных моторов. Казалось, через секунду слева, по самой кромке виража помчится серебристый призрак «Мерседес-Бенца» или алая красавица «Мазерати».

...Увы, шли минуты — ничего. Каждый раз одно и то же. Серый выветрившийся бетон, трава, проросшая сквозь стыки крошащихся плит, ржавые остовы отбойников на самой верхотуре... «Королевские гонки» в Королевском парке Монцы остались в прошлом. Нет ни героев, ни гигантов, ни волшебников руля — голая коммерция и вездесуще-скучная электроника.

Я посмотрел на часы — четверть четвертого. Пора! Меня ждут в «Феррари».

Я какой-то неправильный итальянец и давно к этому привык. С детства терпеть не могу наматывать на вилку километры спагетти, а лучшему из рыбных ресторанов Милана с радостью предпочту айсбан с капустой на какой-нибудь заправке в окрестностях Франкфурта. И еще я никогда не испытывал священного трепета при слове «Феррари». Не поймите превратно, я вовсе не хвастаюсь. Просто так уж сложилось. Может, осталось еще с той поры, когда приходилось встречаться с самим старым синьором Феррари, Коммендаторе, как называли его — одни с подобострастием, другие с изрядной долей иронии. Пренеприятнейший был человек, доложу я вам. Впрочем, это не имеет отношения к делу.

За рулем «Ван-Даймена» формулы «Форд-1600» в 1988 году Михаэль Шумахер одержал четыре победы.

Я лишь пытаюсь объяснить, почему меня довольно долго очень мало интересовал Михаэль Шумахер. Уж больно много было шуму по поводу его прихода в Маранелло и всей этой операции по спасению «великой Скудерии». Талантливый парень, прагматичный и, кажется, напрочь лишенный нервов — он сделан из прочнейших титановых сплавов и своего обязательно добьется, рано или поздно, думал я.

Но уже не в нынешнем году. Два месяца назад в Сильверстоуне он попал в аварию и сломал ногу. Поэтому сегодня в Монце Михаэля нет.

Чтобы миновать ворота паддока, предъявив пропуск полицейскому, нужно сначала пробраться сквозь небольшую толпу болельщиков. Они стоят здесь часами в надежде поймать хотя бы взгляд кого-нибудь из своих любимцев — не обязательно гонщиков или начальства «конюшни», пусть распоследнего механика или повара, любого парня, облаченного в красную форму. Ферраристи! Я каждый раз борюсь с мальчишеским желанием шепнуть на ухо одному из фанатов: «Я как раз туда иду!» Глупо, конечно. Каюсь.

Джанкарло — Джанкарло Баччини, он тогда возглавлял пресс-службу — меня уже ждал. Мы покалякали о том о сем — о том, как бестолково начал чемпионат «Ювентус», о необычно душной погоде, ничего важного, — когда к столику подошел Мика Сало, вот уже в третьей гонке заменявший травмированного Шумахера.

— Привет!

— Привет!

— Почему сегодня так кисло? — пилоты «Феррари» с трудом попали первую десятку на старте, отстав от лидеров квалификации на целую вечность.

Мика сморщился, как от зубной боли:

— Да черт его знает, никак не пойму. Похоже, вся проблема в избыточной поворачиваемости. Задние колеса так и норовят выскользнуть из-под меня практически в каждом повороте...

Подошел Эдди Эрвайн — мрачнее тучи:

— Не понимаю, что произошло с прошлой недели. Во время тестов здесь — помнишь, когда Шумми в первый раз попробовал проехать — все было о'кей. За последние три гонки — никакого улучшения. Ерунда какая-то.

За соседним столиком сидели Росс Брон и главный гоночный инженер Найджел Степни. Они что-то обсуждали вполголоса — явно не рыбалку, до которой оба были большие охотники. И даже на обычно невозмутимом лице Росса, уже третий сезон возглавлявшего технический штаб Скудерии, можно было заметить некоторую растерянность.

Я никогда прежде такого не видел. Все эти ребята, одна из сильнейших гоночных команд мира, выглядели какими-то потерянными. Ни дать ни взять дети, которых без предупреждения оставили родители. Они крепятся из последних сил, но уже вот-вот разревутся. А ведь сейчас Эрвайн лидировал в чемпионате. И даже поначалу, уже в отсутствие Шумахера, этапы выигрывал. Я помню, какими красавцами они смотрелись в Барселоне в самом конце мая — собранные, сосредоточенные, готовые биться и побеждать. И вдруг — растерянность в глазах, какая-то неуверенность в каждой фразе, едва ли не в каждом взгляде. Да вы что, ребятки?

Незаметно все разошлись, в опустевшем моторхоуме мы остались вдвоем.

— Еще кофе?

— Слушай, Джанкарло, неужели все дело в Шумахере? — спросил я. — Он что, действительно так хорош?

— Он не просто хорош, — Баччини ответил сразу, как будто ждал вопроса. — Он совершенно уникален. Ты знаешь, у нас работали великие пилоты — Прост, Бергер, Манселл. Может быть, таланта, мастерства, умения у Шумахера и не больше, может даже и меньше. Но никому из этих великих, никому вообще на моей памяти в любой из гоночных «конюшен» не удавалось добиться такого, чтобы вся команда слушала своего гонщика буквально затаив дыхание. Его боготворят все — от водителей наших грузовиков до самого Монтедземоло. А с Россом у Михаэля вообще телепатическая связь. Я серьезно. Я совершенно серьезно.

В 1990 году Михаэль стал членом команды «Мерседес-Бенц» в чемпионате мира спорт-прототипов.

Вот с этого самого момента я и стал куда более внимательно присматриваться к Шумахеру. Странный парень. Он открытый и честный, но производит впечатление замкнутого, холодного, немногословного. Он изумительный гонщик, но, по словам таких корифеев, как Мосс или, к примеру, Стюарт, он ошибается чаще, чем это позволительно чемпиону. Его обожают механики, он может за четверть часа совершенно очаровать абсолютно незнакомого человека, однако его поступки на гоночной трассе порой вызывают бурю негодования коллег и болельщиков. Он самый настоящий супермен, небожитель с годовым доходом в семьдесят миллионов долларов — только очень земной супермен, которому всем миром можно перемывать косточки за то хотя бы, что ездит с женой по супермаркетам, выискивая продукты подешевле. Правда, интересный парень? Вот и мне так показалось.