Повестка дня — Икар

4

Бесконечные безжизненные пространства тянулись в свете фар. Лунный свет порой освещал каменистую гряду Джейбель Шем — титаническую груду камня, громоздящуюся на горизонте. Повсюду почва представляла из себя смесь земли и песка — пустынная ровная поверхность, лишенная даже намека на возвышенность. Порой, правда, встречались холмы из песка, нанесенные ветром, — дюны. Они казались переброшенными сюда неким колдовством из Сахары. Дорога, усеянная выбоинами, едва просматривалась. Военный коричневый седан, кренясь и буксуя на песчаных заносах, довольно быстро продвигался вперед. Кендрик, выполняя данные перед поездкой инструкции, сидел неподвижно рядом с вооруженным водителем, одетым в армейскую униформу. За спиной у него пристроился вооруженный офицер. Кроме краткого приветствия, он не произнес ни слова.

— Безлюдная местность, — заметил Эван по-арабски. — Почему эта дорога изобилует столькими поворотами, я уже не говорю о выбоинах?

— Прямые дороги небезопасны, — ответил офицер. — Их чаще обстреливают.

«Королевская безопасность», — мысленно прокомментировал Эван.

После двадцати пяти минут езды на запад «необстреливаемая» дорога осталась позади. В нескольких милях справа мерцал огонь костра. Когда они подъехали поближе, Эван увидел взвод солдат в форме, окруживших огонь и лицом повернувшихся во тьму. Все направления просматривались. В отдалении виднелись смутные очертания двух бронетранспортеров. Машина остановилась. Офицер выпрыгнул и распахнул дверцу со стороны американца.

— Идите вперед, сэр, — обратился он по-английски.

— Уже иду, — отозвался Эван, пытаясь угадать султана в неверных бликах костра. Нет ни одного знакомого лица, только люди в военной форме. Эван пытался вспомнить лицо молодого человека, которого встречал четыре года назад; молодого человека, который на рождественские и весенние каникулы уезжал в Оман; нет, не вспомнил. Одно всплывало в памяти: будущий султан был весьма приятным молодым человеком, который самозабвенно увлекался американским спортом. Нет, ничего более не вспоминалось, только мерцало имя Ахмет, о котором напомнил ему недавно Мустафа. Трое военных шагнуло от огненного кольца к нему.

— Вы позволите, сэр? — обратился к Эвану один из офицеров, остановившись перед ним.

— Что позволить?

— Знаете ли, обстоятельства таковы, что все посетители…

— Валяйте!

Солдаты быстро и споро обыскали Кендрика, заметив при этом белизну кожи в местах, где ее не коснулся гель. Офицер уставился на Эвана.

— У вас есть какие-нибудь бумаги, удостоверяющие личность?

— Никаких бумаг!

— Понятно. Оружие есть?

— Конечно, нет!

— Не обижайтесь, сэр. У вас есть неопределенные намерения, а у нас определенные условия.

Офицер вынул из-за пояса черную коробочку размером с пачку сигарет и нажал на красную кнопку.

— Подождите здесь, сэр.

— Я никуда не уйду, — заверил его Эван, поглядывая на вооруженную до зубов охрану.

— И я надеюсь, что такая мысль не придет вам в голову, — кивнул офицер, возвращаясь к огню.

Кендрик перевел взгляд на офицера, говорившего по-английски, того самого, который сопровождал его от Маската.

— Им приходится нелегко, — заметил Эван будто между прочим.

— На все воля Всемогущего Аллаха, — ответствовал офицер. — Султан — наш свет, наше солнце. Вы — белый, западный человек. Но и вы защищали бы честь своих предков, боролись за то, что принадлежит вам по праву происхождения?

— Думаю, что да.

— Наш султан — хороший человек, шейх; и не по годам мудр. Мы уже убедились в этом.

— Он здесь?

— Он прибыл, сэр.

Низкий рев мощного лимузина покрыл треск горящего костра, гул человеческих голосов. Автомобиль с затемненными стеклами развернулся перед кольцом стражи у костра и резко остановился. Не дожидаясь, пока водитель распахнет дверцу, из машины вышел султан и прошел сквозь цепь охранников. Он был одет в одежду, соответствующую его официальному статусу. Этот стройный мускулистый молодой человек швырнул пышную накидку в открытую дверцу машины, однако головной убор оставил. Под накидкой обнаружился наряд типично западный — коричневые широкие брюки и футболка с мультгероем на груди и надписью: «Патриоты Новой Англии».

— Сколько лет, сколько зим, шейх! — проговорил молодой человек с легким английским акцентом, улыбаясь и протягивая руку для рукопожатия. — Мне нравится ваш костюм, хотя он явно не от Брукс Брадзер.

— Ваша футболка тоже не от Кардена.

Они обменялись рукопожатиями. Рука султана оказалась сильной, жилистой.

— Спасибо, Ахмет, что вы согласились встретиться со мной. Простите. Я, вероятно, должен обращаться к вам «ваше королевское величество»? Мои извинения.

— Вы знаете меня как Ахмета, так называйте и впредь. А вас, шейх, если позволите, буду называть «сэр».

— Пойдет.

— Хорошо. Мы понимаем друг друга.

— Вы изменились, — заметил Эван.

— Было бы удивительно, если бы этого не произошло. Обстоятельства вынуждают быстро взрослеть. Перепрыгнул со ступеньки студента на ступеньку учителя.

— Вас тут уважают.

— Не человека уважают, а должность. Пойдемте, хочу поговорить без свидетелей. — Султан подхватил Кендрика под руку, повел за пределы освещенного круга, но тут же был остановлен офицером, встретившим Эвана.

— Ваше величество! — воскликнул он. — Ваша безопасность нам дороже нашей жизни. Пожалуйста, оставайтесь в пределах круга.

— Освещенный человек — прекрасная мишень.

— Мы окружим вас сплошной стеной. А местность здесь ровная, просматривается хорошо.

— Держите свое оружие наготове, сахби, — произнес султан, называя офицера своим другом. — Мы отойдем только на несколько метров.

— Я подчиняюсь с болью в сердце, ваше величество.

— Договорились. — Султан провел Кендрика через кордон. — Мои люди частенько бывают склонны к мелодраматизму.

— Это не совсем тривиальное желание — получить за султана пулю в грудь.

— Ничего особенного, Эван. Честно говоря, я знаю не всех, и лучше, чтобы наша беседа не долетала до посторонних ушей.

Они вошли в темноту. Кендрик внимательно посмотрел на молодого султана.

— Не понимаю. Вы не доверяете собственной охране?

— Все возможно в этом безумном мире. В глубине преданных глаз солдата может таиться и обида, и измена. Теперь мы отошли достаточно далеко.

Они остановились.

— «Безумный мир», — тусклым голосом повторил Эван, глядя, как мерцает костер и на фигуры солдат падает бледный свет луны. — Давайте поговорим именно об этом.

— Вы, конечно, приехали сюда из-за безумия, о котором говорит весь мир?

— Да, именно из-за этого.

— Какого дьявола? Что вы от меня хотите? — резким шепотом спросил Ахмет. — Что бы я ни предпринял, очередной заложник будет расстрелян, и тело его выбросят из окна. — Молодой султан покачал головой. — Я знаю, что вы работали вместе с моим отцом. Мы с вами встречались пару раз, беседовали. Я не думал, что вы меня запомнили.

— Запомнил. Вы уехали на второй год после окончания Гарварда. Ваш отец ушел в мир иной, и нужен был наследник.

— Спасибо за понимание, Эван. У меня тогда намечалась ужасно интересная работа у Гуттэн.

— Теперь у вас просто ужасная работа здесь.

— Я это знаю, — проговорил напряженным голосом Ахмет, забывая, что необходимо говорить шепотом. — Мне нужна уверенность, что мои решения верны. Есть решения самоубийственные. Можно, например, отозвать армию от границ Йемена и взять посольство приступом. Тогда смерть двухсот тридцати шести заложников неизбежна. Я предвижу заголовки в газетах: «Султан — убийца?» и так далее и тому подобное. Для Кнессета в Израиле — раздолье! Нет выхода, дружище! Я ведь не ковбой, который чуть что — нажимает на спусковой крючок и готовый рисковать и своей жизнью, и чужими. А пресса, готовая при малейшем промахе навесить на меня ярлык антисемита! О Боже мой! И Вашингтон, и Израиль, кажется, забыли, что мы все — семиты; что не все арабы — палестинцы; и что не все палестинцы — террористы. Я не могу дать заносчивым израильтянам повод послать американские Ф-14 убивать арабов, таких же невинных, как и ваши заложники. Вы следите за моей мыслью, Эван-шейх?

— Слежу, — хмыкнул Эван. — Хорошо бы вам поостыть и выслушать меня.

Султан шумно вздохнул и кивнул.

— Я непременно выслушаю вас, но это не значит, что я обязательно соглашусь с вашими доводами.

— Договорились. — Взгляд Эвана стал суровым, словно он пытался проникнуть в тайную суть того, о чем собирался сказать. — Вы слышали о Махди?

— Хартум. 1880-й год.

— Нет. Бахрейн. 1980-й.

— Что?

Эван повторил то, о чем уже поведал Френку Свану в Госдепартаменте. О неизвестном финансисте, который называл себя Махди и вознамерился выбросить людей Запада со Среднего Востока и Юго-Западной Азии, о человеке, стремящемся сосредоточить мощь индустриальной экспансии в руках арабов, прежде всего в своих собственных. Он распространяет идею исламской чистоты и формирует сеть фанатиков-последователей. Создается тайное объединение десятков, а может быть, и сотен компаний и корпораций, связанных между собой и входящих в его организацию. Эван рассказал, как старый израильский архитектор Эммануэль Уэйнграсс догадался о существовании необычной, строго законспирированной организации, действовавшей против группы Кендрика методом угроз и насилия. Несмотря на конспирацию, о существовании организации узнали.

— Оглядываясь на прошлое, — тихо продолжил Кендрик, глядя на мерцающий костер, — я ничуть не горжусь тем, что сделал. А сейчас мне хочется обобщить все происшедшее, подвергнуть его анализу. Когда-то я покинул эти края, бросил все дела, уклонился от борьбы. Менни укорял меня. Я сказал ему в сердцах, что у него чрезмерно развито воображение и что он безответственный, постоянно пьяный болван. Очень хорошо помню, что он ответил на это. «Пусть мое воображение не имеет ничего общего с реальностью. Но ведь Махди — реальность. Убийцы посланы им». Менни был прав тогда, прав он и теперь. Посольство атаковано, невинных людей казнят, а истинный смысл предъявленного ультиматума таков: «Идите прочь, западные парни! Вам здесь делать нечего! Следующий труп может быть вашим». Разве вы не видите этого, Ахмет? Во всем чувствуется рука Махди, которая умело управляет террористическим акциям.

— Я вижу, вы умеете убеждать, — скептически заметил султан.

— Есть люди в Маскате, которые не могут понять, что же происходит. Им трудно докопаться до причин. Они только констатируют факт: сейчас плохо. И от встречи со мной они отказываются, они, давние друзья, которых я знал не один год, работал с ними рука об руку и которые доверяли мне.

— Террор рождает страх и тревогу. А чего вы ждали? Вы — американец, замаскированный под араба. Одно это могло испугать их.

— Они не могли по телефону увидеть, как я одет.

— Но американский ваш акцент остался. Это тоже пугает, знаете ли.

— Парень с Запада?

— Здесь немало людей с Запада. Но США приказали всем своим «сделать большие ноги» и запретили все коммерческие рейсы.

— Ваши друзья задали сами себе одиозный вопрос. «Зачем его сюда занесло? И что ему здесь надо?»