Повестка дня — Икар

Вдруг из-за контейнеров до них донеслись звуки драки. Слышно было, как противники тузят друг друга кулаками.

— Контрабанда!

— Ложь!

— Твоя мать — дрянь.

— А ты — козел!

Пыль поднималась столбом от тел, катающихся по полу. Собаки яростно рычали, пытаясь сорваться с поводков, добраться до места схватки. Проводник подал знак Эвану, и они заторопились к выходу.

— Удачи! — пожелал охранник, и пока он набирал код на замке, его пес обнюхивал брюки Кендрика и угрожающе рычал. Прозвучал зуммер, и дверь распахнулась. Мужчины рысцой покинули помещение.

Снаружи у стены стоял дряхлый грузовик на полуспущенных скатах. Взревел мотор, задрожала и дала мощный выхлоп проржавевшая труба.

— Безарэ! — выкрикнул проводник, призывая Эвана поторопиться. — Это и есть ваш транспорт.

— Транспорт? Очень похоже.

— Добро пожаловать в Маскат, шейх.

— Вы знаете, кто я, — сурово заметил Эван. — Изо всей толпы вы выбрали именно меня. Кто еще знает обо мне?

— Очень немногие, сэр. Да и я знаю очень мало. Клянусь Аллахом!

— Почему я должен верить вам? — ворчливо спросил Кендрик.

— Я не произношу имя Аллаха всуе. Пожалуйста, поторопитесь.

— Благодарю, — сказал Эван и заторопился к кабине грузовика. Водитель неожиданно замахал руками, показывая, что надо забираться в кузов, под брезент. Допотопное чудище, вздрагивая, двинулось вперед, а пара сильных рук помогла Эвану забраться внутрь.

Растянувшийся на полу Кендрик поднял глаза на араба рядом. Тот улыбнулся и указал на длинную мантию «абу» и длинную рубаху до щиколоток, известную как «тоуб», висящую на крюке впереди. Рядом на гвозде болталась «готра» — головной убор — и пара белых шаровар. Этот уличный наряд арабов с самого начала Эван заказал в Госдепартаменте у Свана. Кроме того, он заказал еще одну любопытную вещь. С помощью этой мази можно было изменять пигментацию кожи, делать ее намного темнее. Для этого препарат следовало осторожно втереть в кожу. Житель запада с белой кожей становился похожим на местного жителя, обожженного горячим солнцем юга. Красящий пигмент будет действовать в течение десяти дней. Десять дней — более чем достаточно. За это время в живых останется или он, или монстр по имени Махди.

Женщина стояла всего в дюйме от металлических прутьев ограды аэропорта. Одета она была в белые широкие брюки и приталенную блузку, с кожаной сумочкой через плечо. Длинные черные волосы обрамляли ее лицо. Угловатая фигура не была лишена привлекательности. На носу красовались темные очки, занимающие пол-лица, голову покрывала широкополая шляпа с лентой из зеленого шелка. На первый взгляд она казалась состоятельной путешественницей из Рима или Парижа, Лондона или Нью-Йорка. Но внимательный взгляд мог обнаружить некоторые отличия от этого стереотипа. Прежде всего необычен был цвет кожи — ни черный, ни белый, а такой, какой бывает у людей, постоянно живущих в Северной Африке. Существовало и еще нечто, подчеркивающее оригинальность этой красавицы: в руках она держала мини-камеру размером не больше спичечного коробка с телескопическим объективом, позволяющим вести съемку на значительном расстоянии. Потрепанный грузовик исчез из виду; камера больше не была нужна. Женщина спрятала ее в сумочку, сумочку поудобнее пристроила на боку и удалилась.

— Калехла! — выкрикивал ее имя тучный лысый господин, который тянул в обеих руках по чемодану. Пот насквозь пропитал его рубаху и даже подкладку черного в розовую полоску костюма. — Ради Бога, почему ты ускользнула?

— Этот проклятый полет был смертельно скучен, дорогой, — отвечала женщина, и ее речь представляла своеобразную смесь диалектов английского, существующих в Великобритании, Италии и, может быть, в Греции. — Мне просто необходимо было прогуляться.

— Боже мой, Калехла, так нельзя поступать, можешь ты это понять? Эти места — дьявольски опасны.

Лицо англичанина побагровело и покрылось каплями пота.

— Я уже стоял вторым в этом дурацком иммиграционном отделе. Тут я оборачиваюсь, глядь, а тебя и след простыл! Где только я не искал! А ты — здесь! Во время поисков какие-то ненормальные с пистолетами задержали меня, завели в какую-то комнату и рылись в нашем багаже.

— Надеюсь, ничего запрещенного там не было, Тони?

— Негодяи конфисковали виски!

— Будем считать это жертвоприношением. Ничего страшного, дорогой. Я возмещу тебе эту потерю.

Взгляд бизнесмена скользнул по фигуре женщины.

— Ну ладно, все уже в прошлом. Мы возвратимся и забудем о случившемся.

Толстяк часто заморгал.

— Я нашел для нас чудесное гнездышко. Тебе в нем будет приятно, дорогая.

— Гнездышко? И разделить его с тобой?

— Ну разумеется.

— Боюсь, это невыполнимо.

— Но ты же говорила…

— Говорила?

Черные брови девушки изогнулись дугой над темными стеклами очков.

— Ты довольно ясно дала понять, что если бы я устроил тебе самолет, мы бы смогли здесь уделить некоторое внимание спорту.

— Спорту — да. Но какому? Выпивка с видом на залив? Завтрак в Эль-Кумене или что-нибудь в этом роде? А при чем тут твоя комната?

— Ну… некоторые особенности наших отношений не могли быть определены заранее.

— О, мой милый Тони. Прости, но произошло недоразумение! Просто моя старая подруга из Каирского университета посоветовала прибегнуть к твоей помощи. Разумеется, я не могу себе позволить чего-нибудь такого.

— Дрянь, — процедил вслед женщине преуспевающий бизнесмен по имени Тони.

— Мирайя! — крикнул Кендрик, стараясь перекричать грохот дряхлого грузовика, скачущего по дороге в Маскат.

— Вам понадобится зеркало, шейх? — поинтересовался араб, сидящий на скамейке в кузове трейлера; у него хоть и был ужасный акцент, но его английский был вполне понятен.

— Надо снять зеркало бокового обзора. Скажите водителю.

— Он не услышит, шейх. В этой старой развалюхе водитель нас не видит и не слышит. Нам до него не докричаться.

— Черт возьми! — в сердцах выругался Эван, сжимая в руке тюбик с гелем. — Тогда, сахби, ты будешь моими глазами. — Он назвал араба своим другом. — Подойди поближе и замри. Когда все будет в порядке, скажешь. Откинь брезент!

Араб откинул часть покрытия, впустив солнечные лучи в глубину кузова. Осторожно придерживаясь за борт, он добрался до спутника. Теперь араб находился в футе от Кендрика.

— Это та самая мазь? — полюбопытствовал он, указывая на тюбик.

— Йак, — вырвалось у Эвана, когда он увидел, что гель — именно тот препарат, который был ему нужен. Он втер мазь в небольшой участочек руки, и они принялись наблюдать. Препарат оказал свое действие менее чем через три минуты.

— Арма! — воскликнул араб и вытянул руку. Цвет кожи Эвана и его почти не отличались.

— Квийс, — согласился Кендрик и, набрав в ладонь немного геля, нанес его на лицо. Он медленно втирал гель, внимательно глядя на араба.

— Мейхул! — крикнул его новый спутник, оскалив зубы в восхищенной улыбке. Он был прав. Кожа конгрессмена приобрела неотличимое сходство с прокаленной солнцем кожей араба.

— Помоги мне переодеться, — попросил Кендрик араба, так как самому сделать это в судорожно дергающемся грузовике было нелегко.

— Конечно, помогу, — согласился араб, у которого чудесным образом куда-то исчез его чудовищный акцент. — Скоро нам расставаться. Простите меня за игру в «наив» и запомните, что здесь доверять нельзя никому. Вы рискуете, шейх, гораздо больше, чем я. Как любит говорить отец моих детей: «Это твой бизнес, а не мой». Я высажу вас в центре Маската, а что делать дальше — ваша забота.

— Спасибо, что вы доставили меня сюда.

— Это вам спасибо, что вы приехали сюда, шейх. Не пытайтесь следить за теми, кто помог вам. Знайте еще вот что: если провалитесь, постараемся убить вас раньше, чем вы расколетесь. Мы довольно спокойные люди, но и нам хочется жить.

— Кто вы?

— Люди, которым можно доверять. Это все, что вам нужно знать.

— Альфшакр, — поблагодарил Эван клерка в гостинице и, расписавшись в гостиничном журнале выдуманным арабским именем, получил ключи от номера. Он отказался от помощи мальчика, в лифте поднялся на свой этаж и вошел в номер.

Время, оно имеет огромную ценность, каждая минута. Так говорил Френк Сван из Госдепартамента. Вечерняя молитва эль-Магреб закончилась. Стемнело, и безумный шум, доносящийся от посольства, был слышен даже здесь. Эван вынул из-под одежды сложенные листки бумаги, на которых записал имена и телефонные номера. Сведениям было около пяти лет. С этими людьми необходимо встретиться. Он подошел к столу, сел и развернул бумаги.

Тридцать пять минут спустя была назначена встреча с тремя друзьями. Он выбрал семь имен из числа самых влиятельных людей, которых он помнил по прежним дням в Маскате. Двое умерли; одного не было в стране; четвертый сказал, что климат Омана перестал благоприятствовать встречам с американцами. Трое с некоторой опаской согласились прибыть в гостиницу на протяжении часа.

За тридцать восемь минут Кендрик распаковал багаж, а затем заказал виски. Исламская традиция запрещала употребление алкоголя, но закон гостеприимства позволял угощать гостя в нарушение традиции; этот урок Кендрик получил от вспыльчивого Эммануэля Уэйнграсса.

— Алкоголь — смазка цивилизации, сын мой…

Тихий стук в дверь прозвучал для него словно гром. Эван несколько раз глубоко вздохнул, пересек комнату и принял первого посетителя.

— Это в самом деле ты, Эван? Совсем не изменился!

— Входи, Мустафа. Рад видеть тебя снова.

— Тебя ли я вижу? — воскликнул Мустафа, одетый в темно-коричневый деловой костюм. — Что с твоей кожей? Она, пожалуй, такого же оттенка, как моя, если не темнее.

— Сейчас все тебе объясню. — Кендрик жестом пригласил гостя сесть. — Я заказал шотландского виски. Выпьешь?

— О, дух Менни Уэйнграсса вечно будет витать здесь. — Мустафа опустился на софу. — Старый плут часто оказывался прав.

— Погоди, Мустафа, — засмеялся Эван и головой кивнул в сторону бара. — Он вас ведь не принуждал.

— Конечно, нет. Никто из вас или ваших партнеров этого не делал. Каково вам теперь без них, друг мой? Многие из нас вспоминают о них и теперь.

— Порой мне нелегко, — признался Кендрик и сделал глоток. — Но пришлось с этим смириться. Надо бороться с самим собой, а это самая тяжелая борьба.

Он протянул Мустафе виски, уселся в одно из трех кресел напротив софы и поднял стакан.

— За все лучшее, Мустафа.

— Увы, старый дружище, сейчас худшие из времен, как писал когда-то ваш писатель Диккенс.

— Дождемся лучших.

Мустафа сделал глоток.

— Они могут и не прийти.

— Что?

— Одним словом этого не рассказать. На многих конференциях я представляю интересы большого количества людей. И мне хотелось бы установить в правительстве консенсус, но…

— Не понял. Ты забегаешь вперед.

— Это ты забегаешь вперед, Эван. Ты приехал и позвал нас. Двое или трое могут приехать сюда, но не семь. Твой поступок отважен, старый друг, однако для других это опасно.

— Почему?

— Опасно. Три человека из семи — уже много. А с незнакомыми людьми вообще никто общаться не будет.