Друг № 3

Она остановилась. Воцарилось молчание. Хотя почти все, что она сказала, оказалось для Драко новостью, утешить ее было нечем. У него всегда было впечатление, что членам Ордена положено быть храбрыми, верными и все в таком же бессмысленном роде. На практике понадобилось совсем немного лести и пара дней на пляже, чтобы подкупить их, как и всех остальных.

С другой стороны, Драко сознавал, что за всю свою жизнь не сделал ничего достойного, и в глубине души ее речь его тронула. Он ясно видел, какой перед ним выбор. Перед ним сияло то самое важное, к чему он стремился. Достаточно руку протянуть. Или снова залечь в кровать. Интересно, родился он трусом или его таким воспитали? В любом случае он был в ужасе.

— Можешь снять копию, — сказал он. — Но колдографии и остальные документы я тебе не отдам. Если захочешь их использовать, сначала спросишь у меня разрешения.

Она улыбнулась. Худшее было позади. Она забрала у него заметки и взмахнула палочкой, чтобы сделать копию. Потом вернула оригиналы. Она стояла и смотрела на него так, словно он был в кафе за стойкой.

— Спасибо, Малфой. Никогда не думала, что скажу тебе такое, но ты сделал доброе дело. И никогда не думала, что скажу еще кое-что: можешь мне помогать, если хочешь.

Она, похоже, закончила, но потом открыла рот и выплеснула еще поток слов:

— Послушай, ты мне рассказал обо всей этой дряни, так что будет честно, если я тебе тоже кое-что расскажу. Я приходила в «Ворон» из-за тебя. Все остальные выгорели дотла, стали робкими, а в тебе еще теплится жизнь. Когда повторяешь такое вслух, звучит на редкость глупо, но когда мы с тобой схватились в первый раз, во мне словно искра вспыхнула. Забавно, что ты собирался меня остановить, учитывая, что я взялась за книгу только благодаря тебе. Если бы не ты, я бы, наверно, подняла руки и сдалась.

— Не думаю, — ответил он. — И не думаю, что и дальше буду тебе помогать.

— Посмотрим. Нельзя сказать, что перед тобой последний шанс сделать что-то полезное, но для начала неплохо.

Когда он больше не смог смотреть ей в глаза, он аппарировал.

* * *

В Маноре Драко занялся любимым делом: погрузился в тоску.

Он оказался по уши в дерьме, и чем больше об этом думал, тем яснее понимал, что всему виной Гермиона. Например, не прочитай он ее книгу, ему бы в голову не пришло любезничать с Гулли, и та бы никогда не рассказала, что отцу понадобились бумаги Повелителя, и никто бы ни о чем не догадался, пока не стало бы слишком поздно.

Такое ощущение, что у Гермионы имелась собственная разновидность магии, помогавшая навязывать свою правильность окружающим без их согласия. Может, она давала ему свои дурацкие книги для того, чтобы в нем проснулась решимость и долго дремавшая (и чисто гипотетическая) смелость. Так вот, это не сработает!

Как он мог бы сообразить и сам, идея запугать Гермиону ради ее же безопасности провалилась, так что теперь ему надо было как можно быстрее и с наименьшими потерями выбираться из дерьма. Когда она попросит колдографии, он их отдаст, но больше связываться не будет. А самое главное, пора кончать с нелепой влюбленностью! Пока они разговаривали, он все время помнил, что влюблен, лишаясь способности складывать грамматически правильные фразы, и это никуда не годилось. Но прежде чем окончательно выкинуть всю историю из головы, ему надо было проверить отцовский кабинет.

Осторожно заглянув в комнату, он с облегчением убедился, что шкатулка на месте. Он двинулся внутрь, чтобы проверить, не нарушены ли защитные чары, как вдруг из-за книжных полок на него полетел маленький снаряд. Драко нырнул под отцовский стол.

— Добрый день, хозяин! — приветствовал его снаряд, словно в прыжках под мебель не было ровно ничего необычного. — Гулли ждать и смотреть, и она рада сказать, что у хозяина Люциуса не получаться открыть коробку.

Он медленно выдохнул и вылез из-под стола.

— Что он делал?

— Хозяин Люциус кидать заклятья, как хозяин Драко делать вчера, но он кричать так громко, что уши Гулли до сих пор болеть. Он бросать много заклятий и сильно расстраиваться. Потом хозяин Люциус стучать кулаком по столу.

Рассказывая, Гулли махала кулачками и топала ножками, изображая одну из отцовских истерик. По мнению Драко, получалось довольно точно.

— Потом он уйти, но Гулли думать, что он вернуться.

— Я тоже так думаю. Тебе лучше договориться с другими домовиками, чтобы в кабинете все время кто-то был. Когда отец сделает следующую попытку, сообщи мне.

Он наложил на шкатулку проверочное заклятье. Колдовские щиты были не тронуты, как он и ожидал. Если уж Повелитель накладывал чары, эти чары оставались навсегда.

Гулли снова притаилась за полками, а Драко отправился обедать и читать «Ежедневный пророк» куда внимательнее, чем обычно. На второй странице обнаружилась длинная статья о важности магической культуры. Автор выражал сожаления, что волшебники «позволили себя увлечь» маггловскими развлечениями (особенно музыкой и книгами), и утратили интерес к собственному миру. Драко отложил газету и хмуро посмотрел на нетронутую еду на тарелке.

Он понимал, что статья имеет прямое отношение ко всему, что происходит, но он уже решил, что его это не касается. Он свое дело сделал, остальным пусть занимается Гермиона. Нельзя сказать, чтобы магглы его хоть как-то волновали. Интерес к ним появился у него совсем недавно, если это можно было назвать интересом, так что от него не составит труда избавиться.

— Мне плевать на магглов, — громко заявил он пустой столовой, на случай, если это поможет. — И на грязнокровок тоже плевать.

Слово прозвучало как-то непривычно: захотелось пойти и почистить зубы. Он отпил тыквенного сока и прополоскал рот. Абраксас Малфой горячо согласился с ним со своего портрета, и Драко поморщился. Дед был самым мерзким человеком, какого ему довелось знать. Конечно, у Драко имелся большой выбор: Беллатрикс была самой невменяемой, Повелитель — самым безжалостным, Фенрир Грейбек — самым опасным, а отец — самым властным. Насколько было известно Драко, дед никого не убивал и не пытал. Он был обыкновенным мерзавцем, который изводил всех, до кого мог дотянуться, и Драко его ненавидел. А теперь они сошлись во мнении, кого еще следует ненавидеть.

Как человек, которому люди в высшей степени безразличны, Драко знал, что заботиться о ком-то опасно. Начнешь, и уже не остановишься: нельзя заставить себя не переживать о человеке, даже если очень хочется, потому что ты все равно о нем думаешь, а это первое проявление заботы.

Единственный выход — полностью выкинуть человека из головы, но тогда надо решить, чем занять эту голову в обозримом будущем. Интересно, если думаешь, о чем бы подумать, считается ли, что при этом думаешь о том самом человеке? Тут Драко сообразил, что думает, стоит ли думать о том, о чем думать. Ситуация явно выходила из-под контроля.

Для того, чтобы отвлечься, он решил перед работой заглянуть в дисковую лавку. Ему наконец-то начала приедаться первый диск, и самое время было обзавестись новым. Он вспомнил про обед, заставил себя проглотить несколько больших кусков, и отправился камином в «Дырявый котел».

В пабе все было как обычно: люди ели и смеялись. Не может быть, чтобы все было настолько плохо, когда все счастливы! Драко двинулся по солнечной улице. Погода стояла отличная, он улыбался, наслаждаясь вновь приобретенным расположением к людям, и большинство прохожих улыбались в ответ. Все будет отлично, главное — не совать нос в чужие дела.

Он зашел в «Подвал» и оглянулся по сторонам. В лавке не было ни одного посетителя. Из-за стойки появился Тремлетт.

— А, старый знакомый! Рад тебя видеть, приятель! — сказал он, хлопая Драко по спине.

— Я тут записал, какие песни мне нравятся. Можете подобрать что-то в этом роде? — спросил тот, вручая Тремлетту список.

— Само собой. У тебя хороший вкус, парень, очень хороший вкус.

Драко в ожидании бесцельно побродил по лавке. Тремлетт вернулся с большой стопкой дисков. На этот раз это были не самодельные сборники, а самые настоящие маггловские диски с настоящими рисунками на обложках.

— Что-то многовато, — заметил Драко, принимая стопку.

— Тебе понравится, — заверил его Тремлетт, и это, скорее всего, было правдой.

— Ладно, беру все, — сказал Драко. Они двинулись к стойке, и Тремлетт принялся составлять счет.

— Такому постоянному покупателю, как ты, положена скидка, — Тремлетт подмигнул, произнося эту фразу, но все равно она прозвучала странно.

— Я здесь всего второй раз, — указал Драко, и на минуту на лице Тремлетта проступило смущение.

— Помню, — поправился он с легким смешком, — но, спорим, не последний.

Драко снова оглядел пустую лавку и напомнил себе, что ему дела нет, почему внезапно прекратилась процветающая торговля. Может, стареющий популярный музыкант — не самый подходящий хозяин для лавки.

— Да, — согласился он, стараясь забыть неприятное чувство. — Я вернусь.

Тремлетт с явным облегчением сложил диски в сумку.

По дороге на работу он размышлял о голубых небесах, птичках, красивых женщинах, спортивных метлах и совиной почте. Существовало множество вещей, о которых можно было размышлять, кроме той самой вещи.

Едва он зашел в кафе, на него, чуть не перескочив через стойку, набросилась Бьянка.

— Привет, Драко! — воскликнула она, широко открыв глаза. — Что это утром стряслось?

— Ничего особенного, — ответил он, пожав плечами.

— Совсем ничего? — настаивала она.

— Ничего. Кстати, я тут купил новые диски, — добавил он, протягивая сумку. Бьянка даже не взглянула.

— Ты уверен, что не происходит ничего важного и тайного? Вы с Гермионой на десять часов исчезли из подсобки, не сказав никому ни слова, — заявила она, от разочарования повысив голос.

— А, ты об этом, — сказал он, делая вид, что только что вспомнил. — Я думал, узнал кое-что ценное, но выяснилось, что Грейнджер уже в курсе. И вообще это неправда, — беззастенчиво солгал он.

Бьянка сузила глаза.

— Я тебе не верю.

Он снова пожал плечами. Она могла верить или не верить во что угодно. Дело касалось ее даже меньше, чем самого Драко.

Она несколько минут не сводила с него глаз, пытаясь заставить разговориться, и наконец сдалась:

— Ладно, — фыркнула она. — Если не желаешь рассказывать, что происходит, Гермиона расскажет.

Драко притворился, что полностью поглощен протиранием бокалов. Он надеялся, что Бьянка не займется собственными розысками. Меньше всего ему хотелось втягивать в скандал еще одного человека.

Она ушла, оставив его одного. Впереди была целая смена.